Довер(иш)ься?

Девушки посещали тренировки в «Хрустальном» уже чуть больше двух недель. Нагрузки, которые им давали, оказались действительно практически непосильными. В родном городе у них едва ли было ОФП, не говоря уже о существовании многочисленных тренажеров и хореографии, занятия которой Женя восполняла в танцевальном коллективе их города. У них даже не было этой удочки, которая должна использоваться для постановки двигательных навыков во время исполнения прыжка и служить страховочным снарядом. Единственное, что страховало — защитные шорты или напопник и эластичные бинты. Хотя и винить кого-либо в отсутствии снаряжения было неправильно, ведь целью Елены Николаевны, Женькиного тренера в Смоленске, никогда не было вырастить спортсменов. Эта секция существовала для того, чтобы научить кататься, красиво и изящно скользить, таким образом занимая внеурочную деятельность детишек. Только для Жени и Алины были исключения, потому что девушки стремились делать больше, сами разучивали прыжки, вращения, и уж тогда Елена Николаевна, увидев, как искрятся детские глаза, решила помочь им и дать, научить тому, что знает сама. На сегодняшний день у девушки болели все мышцы, которые она даже не могла представить, что могут болеть, однако от того, что она ощущала все тело, она больше могла предать его контролю. Хотя зачем ей этот контроль, когда на льду все, что они делают, это скользят, «Ну хотя бы не только вперед», — Женька все время откатывала тренировки с нахмуренными бровями, хоть и благодарила вселенную, что вообще может здесь быть. После каждой проведенной тренировки толпа из 10 девушек подъезжала к кучерявой блондинке. Как ей рассказывает Алина, она все время говорит, что зря тратит свои время и силы на них, а после каждой объявляет о недостатках в прокате. Но вообще как можно говорить о недостатках в прокате, если они ничего не катают, а только скользяяяят. Большинство этих девушек на отборе даже ехать ровно не могли. По объективной оценке Жени среди 11 девушек только она и Алина имели право здесь находиться, и были в лучшей форме, чем остальные. — Тебе здесь скучно? — в то время, как все девушки после тренировок беседовали с Тутберидзе, Женя обсуждала все с Даниилом Марковичем, который настоял на том, чтобы взять ее под свою опеку. Очевидно он заметил, что девушка катается не с наслаждением, а запал в глазах, который он увидел в первый раз, медленно угасал. — Я просто способна на большее, чем все это, — Женя махнула головой в сторону толпы девушек справа от нее. — Я так и понял, — Глейхенгауз, скрестив запястья в замок, смотрел на группу девушек рядом с Этери Георгиевной, параллельно о чем-то задумавшись. — Покажешь? — глаза Женьки уже было хотели вылететь с орбит, но в голове что-то щелкнуло, и она, просто кивая и отбрасывая мысли, что на нее определенно смотрят все присутствующие, начала набирать разгон на тройной сальхов, который у нее всегда получался успешнее всего. Раньше получался. Прыжок — не докрутила — падение. Из-за бушующего адреналина боли они почти не почувствовала. Все еще не поднимаясь на ноги и опустив взгляд на лед, девушка снова себя проклинала и ненавидела. Учитывая отягощающий факт того, что на нее смотрят два тренера и группа студентов, она ненавидела себя в два, а то в три раза больше. Хотелось провалиться сквозь землю, чтобы никто ее больше не трогал. «Я могу попробовать еще раз, но какой в этом смысл», — Женька встала, отвернувшись ко всем лицезреющим спиной, отряхнула леггинсы и поплелась к выходу. — Еще раз, — громкий голос Тутберидзе и такой же громкий удар сердца Женьки, казалось, заставили стены «Хрустального» содрогнуться. Желание не обратить внимание и уйти девушку не покинуло, но ее тело не подчинилось ему и уже неслось по льду на вторую попытку. Прыжок — приземлила. Заливистый смех Жени заставил нарушить тишину среди толпы девушек, которые стояли, не дыша и ни разу не пошевельнувшись: они сразу же опомнились и начали перешептываться, периодически тыкая пальцем в сторону напарницы, которая уже подъехала к бортику катка, со стороны которой стоял Глейхенгауз. — Я знал, что ты катаешь лучше других, но тройной сальхов? Я думал ты мне перекидной покажешь, — тренер посмеялся со своей же шутки и заразил своим смехом девушку, которая также не верила, что спустя долгое время отсутствия ежедневных тренировок смогла вспомнить этот прыжок. — Я смогу уделять тебе минут 40 после общих тренировок, ты как? — ничего не ответив, Женька просто обняла тренера через борт, шепча бесконечное спасибо, все еще как-то по-дурацки улыбаясь. Она не совсем понимала, для чего они будут работать, но ей было все равно, если она сможет заниматься своим любимым и когда-то об этом забытым делом. — Не переживай, ты же под моим крылом, — Глейхенгауз заметил, как нервничает Женя, когда смотрит на девушек сбоку от нее и похлопал ее по плечу, чтобы та почувствовала его поддержку еще и физически. На самом деле Женя ждала какой-то реакции и от Этери Георгиевны, которая сама сказала ей повторить ее неудачный в первый раз сальхов. Однако реакции не было, блондинка в ее сторону даже не смотрела. — Можно я еще покатаюсь до заливки льда? — голос был уже гораздо увереннее, ей получилось справиться с эмоциями, бушующими 5 минут назад, поэтому, вместо дрожащего голоса и опустившихся вниз глаз, Глейхенгауз наблюдал перед собой уже уверенную девушку, смотревшую прямо на него. Единственное, что могло выдать еще не успокоившиеся переживания Женьки, это костяшки пальцев, которыми она похрустывала, практически не переставая. На свой вопрос девушка получила одобрительный кивок. — Ты еще что здесь делаешь? — Женя подскочила от испуга, когда уже почти в темноте лежала на льду после того, как пыталась вспомнить элементы, которые она изучила еще в школе. Девушка каталась без музыки, в тишине, наедине с собой и льдом. Пыталась с ним соединиться даже можно сказать. Возможно для этого на лед и легла. Закрыла глаза и вспоминала, что чувствовала до всего. Какой она была до всего. Воспоминания сменялись одно за другим, от счастливых до самых печальных, и в один момент, глубоко вдохнув и выдохнув, Женя позволила своим эмоциям взять вверх. Горячие слезы лились по остывшим щекам девушки, и только тогда она поняла, что очень замерзла. Все еще лежа на ледяной поверхности, она открыла глаза и пыталась привести дыхание в порядок, чтобы вместе с его восстановлением эти обжигающие слезы также прекратились, но чем больше она дышала, тем больше накатывало. Когда ком в горле начал отдавать болью и юная девушка фактически рыдала, ее шум воспоминаний в голове нарушил чей-то голос. — Ты оглохла? — Женя сразу поняла, кто это был и решила просто игнорировать источник звука. Она спокойно встала, смахнула слезы, расправила плечи и почти пулей пыталась промчаться к выходу, как рука женщины, которой принадлежал голос, схватила ее за левое запястье. От боли девушка шикнула и резко одернула руку, продолжая путь к выходу. — Ты оглохла? — Тутберидзе повторила свой вопрос таким же грубым голосом уже в спину Жени, словно знает, что та остановится. Так и случилось. Медведева решила ответить ей, потому что не боится и нужно постоять за себя. Она развернулась, поднимая одну бровь вверх и повторяя позу тренера, скрестив руки на груди, словно спрашивая, для чего она задает этот глупый вопрос. — Что ты здесь делаешь? — женщина сделала шаг вперед, но Женя сразу отступила. — Аэээ, катаюсь, как видите, — девушка будто ни в чем не бывало пожала плечами, слегка ухмыляясь. Голос не дрожит, а значит натянутая маска снова веселой, беззаботной и уверенной девушки работает. — Не похоже на то, — Этери Георгиевна сделала еще один шаг навстречу и получила такой же ответный шаг назад от Жени. — Надеюсь ты понимаешь, что мы собрали вас здесь не для того, чтобы воспитать олимпийских чемпионок. Хотя даже если бы мы и хотели, то не вышло бы — слишком вы взрослые все. Так чего ты пытаешься добиться? Ты, очевидно, стоишь на коньках поувереннее тех девиц, которых нам пришлось набрать, но это не значит ничего. Дальше мы тебя никуда не возьмем, ты не вытянешь. Пройдет полгода, ты соберешь спортивную сумку с остальными и уйдешь. Надеюсь, ты понимаешь это, — девушка посчитала этот монолог забавным и звонко посмеялась, продолжая улыбаться. — Да отчего ты постоянно улыбаешься и хихикаешь? Я вроде серьезно с тобой разговариваю. — А вы, как вижу, умеете оскорбить говоря и не напрямую, — Женя решила игнорировать вопрос тренера и в принципе ее речь, продолжая также уверенно смотреть перед собой. — Отчего же? Могу прямо, — Медведева стояла молча, ожидая продолжения и показывая, что ее это ничуть не обидит. Наверное. — Ты слабая. Мне не нужны были эти две недели, чтобы понять, что у тебя слабые мышцы, спина, ноги периодически трусятся, ты не умеешь контролировать свое тело, пластика есть, но грации никакой, координация слабая. А еще ты постоянно хихикаешь. Заурядная, — Тутберидзе произносила все эти слова так, словно для нее это как сказать «доброе утро». Женя снова заметила, что ни один лицевой нерв у женщины напротив при всем разговоре не дрогнул, она спокойно стояла, скрестив руки перед собой, и смотрела на девушку, не отводя взгляда. Видимо, чтобы слова ранили сильнее. И они ранили. — И на том спасибо, — Жене удалось надеть на коньки чехлы и выйти с арены, как крепкая хватка тренера позади снова ее удержала и развернула к себе. Девушка также резко убрала руку и слегка потерла жгущую кожу на запястье. Уже приоткрыв рот и собираясь просто ответить «до свидания», девушка заметила, что взгляд тренера изменился: брови свелись к переносице, нахмурившись, а губы слегка приоткрылись. Краем глаза замечая, что рука тренера тянется к ее лицу, Женя поняла, что та увидела засохшие слезы и резко сделала шаг назад, разворачиваясь все-таки сказав: «До свидания» и быстро направляясь в раздевалку. На этот раз ее никто не одергивал. Запястье пронизывало жгущей болью от крепкой хватки пальцев на нем, и только это напоминало о том, как Женя себя чувствует по-настоящему. В раздевалке было темно, Женя зашла, закрыла за собой дверь и замерла, когда рука потянулась к выключателю. Отчего-то заливать маленькое помещение светом она не хотела и, наощупь определив, где лавочка, села, опустив на ноги руки, сцепливая пальцы в замок и следом опуская голову. После разговора с тренером остался неприятный отпечаток, и как бы девушка не обманывала себя, что никогда не обижается и чужие слова ее на задевают, она всегда помнила их: кто что сказал, где сказал и при каких обстоятельствах. Даже то, что ей говорили в начальной школе, периодически всплывало в памяти. В настоящее время любые отрицательные комментарии в свою сторону лишь подтверждали, что она себя ненавидит не зря. Такое говорили не часто, но люди, к сожалению, лучше всего запоминают плохое, и Женька исключением не стала. Переодеваясь под свет фонарика в телефоне, девушка прогоняла в голове слова Тутберидзе и ее вопрос о том, чего она пытается добиться. Ведь если бы Женя просто хотела кататься, кататься в свое удовольствие, она могла бы посещать каток по выходным, не уделяя тренировкам все свободное время, у нее была бы личная жизнь, она смогла бы быть радой за то, что ее успехами в учебе гордятся родители. Однако дело близилось к зиме и сессии, но все, что было в голове, — лед. У нее были мысли, конечно, что это для того, чтобы осуществить свою детскую мечту и заполнить ту дыру, которая образовалась в момент, когда родители сказали твердое «нет» на занятия спортом. Где-то в глубине души она хотела признания родителей, хотела услышать их извинения, когда они поймут, что все время ошибались, хотела признания людей, которые будут скандировать ее имя с трибун. Но она не могла об этом думать. Она не позволяла себе об этом думать. Ведь если думать, значит признаться. Признание есть правда, а правда всегда больнее. Именно поэтому Женька закопала эти мысли и думала лишь о том, что хочет выйти лучшей из этой группы, даже если это ничего не будет стоить в конце. Вернулась в общежитие Женька в районе 23.00, Алина и Лиза к этому времени сделали домашку, поужинали и сходили в душ, а сейчас лежали на кровати и смотрели какой-то фильм. Девушки обмолвились парой фраз в основном касающихся кучи домашки, и Женя ушла принимать горячий душ, захватив с собой из тумбочки маленькую коробочку, которую она не могла не привезти из дома. Горячие струи воды обжигали сильнее, чем острое лезвие, оставляющее за собой на коже быстро стекающие капли крови, и этого было недостаточно сегодня. Она хотела ощущать прожигающую боль постоянно. Она постоянно хотела чувствовать. Как сегодня, когда сильные пальцы тренера обхватили ее запястье, на пару секунд отодвинув маску «заурядной девицы». Именно поэтому сейчас, надавив на лезвие сильнее, чем обычно, на запястье остались не частые и мелкие порезы, а глубокая рана, из которой сочилась алая кровь. Девушка даже на секунду испугалась, но как только почувствовала, как приятна боль, просто выдохнула и закинула голову наверх в наслаждении. Полноценно принять душ не удалось, поэтому Женя, плотно обкручивая запястье бинтом в надежде, что кровь остановится, вытерла остальные участки тела махровым розовым полотенцем, накинула отцовскую байку, что стащила с его шкафа перед отъездом и легла спать, выключая свет в комнате и параллельно понимая, что вновь провела в душе слишком много времени, так как девушки, отвернувшись каждая в своей кровати лицом к стене, уже спали. Не сделав домашку, Женя укуталась в пелену теплого одеяла, вдыхая аромат порошка. Она чувствовала жар, исходящий от вновь истерзанной руки и пронизывающую боль, которая отдавалась в плечо. Улыбнувшись этой боли, девушка уснула.