***
На часах было около четверти десятого, когда я вышла на улицу. Погода была ужасна: противно-белое небо, которое я ненавидела больше пасмурного и грозового, ибо было в нём что-то жуткое и равнодушное; мутный диск солнца уныло смотрел сквозь плотные облака. Не было ни холодно, ни тепло, поэтому пальто я оставила нараспашку. За что я не люблю осень и конец зимы, так это за такую неопределённую погоду! Гляжу я на это белое, как молоко, небо, такая тоска меня берёт. В Петербурге такое небо почти круглый год было… Я одёрнула себя на этой мысли. К чёрту воспоминания о Петербурге, их давно пока выбросить из головы. Закончив размышления, я, петляя между хатами, увидела чёрную бричку, подъехавшую к небольшой толпе людей, среди которых находился, конечно, Бинх. Ага, приехал, значит, господин следователь. Я решила не подходить туда и спряталась за стеной хаты, здоровее буду. Не приведи Господь, из-за моего внешнего вида чего начнётся! Достав часы, я глянула на циферблат: почти половина десятого. Да-с, Фёдор, рано ты меня поднял. Могла бы лишних минут десять-пятнадцать поспать. Ну, посмотрим, что за птица. Дверь брички распахнулась, и вышел человек в красном пальто. Что-то уж очень он радостный. За ним неохотно и пугливо вылез другой, весь в чёрном, бледный, как труп. Может, помощник или вроде того. Я толком не слышала разговора первого из них с Бинхом, лишь поняла, что этому красному потребовалось тело погибшей девушки. Неужели вскрывать будет? Ну тут уж мой час настанет. Пойду пока домой, Бинх, думаю, пошлёт за мной Тесака, если понадобится.***
Домой я ворвалась почти бегом, опасаясь, не бежит-ли за мной Тесак. О том, что я подсматривала, ему уж точно знать нельзя. В дверях я столкнулась с Фёдором. – Ну как? Приехал? – Приехал, – ответила я, держа путь в свою комнату. – Ну и как он? – слуга мой поплёлся за мной. – Ты спрашиваешь так, будто я имела честь с ним разговаривать. Так вот знай, – начала я, скидывая пальто,– я увидела его издалека. Следователь как следователь. Приехал не один, а с помощником или кем-то в этом роде. Девушка погибшая зачем-то понадобилась… – Как это? Намедни ведь похоронили её. – Значит выкопают, дело нехитрое. Вот ждать буду, когда за мной пришлют. – Господи, помилуй, чего только не удумают, – пробормотал Фёдор и вышел. Я села за стол и достала недочитанный роман, но немецкие строки плясали перед глазами. Голова была занята другим. В связи с приездом следователя у меня появилось призрачное чувство облегчения. Хоть бы он убийства поскорей раскрыл, и можно будет жить спокойно. А что если не понадоблюсь я следователю для вскрытия? Нет. Даже если он сам захочет это дело сделать, то, во-первых, ему для этого точно предложат мой сарай, а это уж без моего ведома никак невозможно. А, во-вторых, Бинх уж не упустит возможности похвастаться перед высокопоставленным столичным гостем, какой у него в селе есть талантливый доктор. К тому же женщина. В дверь постучали. Да что ж за люди! Почитать не дадут. – Да! Просунулась голова Тесака. Послал таки его Бинх за мной. – Здравствуйте, Олена Леопольдовна, – начал гость, как всегда коверкая моё имя, и встал в дверях, будто ожидая, что я сама угадаю цель его визита. – Елена, – поправила я по привычке. – Здравствуй, Тесак. Какими судьбами? – Александр Христофорович велел вам сейчас на кладбище явиться. Господину дознавателю из Петербурга нужно, чтоб вы вскрытие провели… Вот я и… – Довольно, я поняла тебя, – перебила я, подняв руку. – Ступай. Да скажи господину Бинху, что я сейчас приду. Тесак раскланялся в дверях, так и не осмелясь пройти в комнату, и ушёл. Я оставила попытки дочитать несчастный роман, потянулась на стуле, не спеша надела пальто и вышла из дому. Благо из-за мутной пелены показалось солнце и стало хоть немного повеселей. Настроение прояснилось и я, засвистев какую-то старую немецкую песенку, отправилась на кладбище.***
Пока я шла до кладбища, раз десять поправила ленту на волосах, посмотрелась в окно хаты, где тут же была встречена недовольным взглядом хозяйки, расправила ворот пальто, убедилась в безукоризненном блеске своих сапог, а потом ещё и заметила недалеко знакомую тёмную косу. – Дана! – я метнулась на другую сторону улицы, сделав нехилый зигзаг. Дана обернулась, едва не расплескав воду из вёдер и едва не сбив коромыслом с ног мужика. Тот бросил в её сторону тихую брань, но она только махнула на него и улыбнулась, увидев меня. – Здравствуйте, Елена Леопольдовна, давно я вас не видела. Тесак, я видела, как ошалевший бежал, вас искал, – она странно отвела взгляд. –Зачем, а? – А ты не знаешь разве? Следователь приехал из Петербурга, – Дана ахнула. Странно, среди сельчан вести всегда быстрее разлетаются, а она не знает. – Я ему понадобилась, вот Тесак и передал. Да, я чего спросить-то хотела, – я отошла на шаг назад и махнула руками вдоль тела. – Как выгляжу? Всё-таки первое впечатление самое важное. – Как выглядите? – Дана нахмурилась, скользнула взглядом вниз-вверх. – А что, хорошо. Ну, как всегда… Словом, вы всегда хорошо выглядите. – Ясно, – я посмеялась, но, вспомнив о времени, которого у меня было не так много, вмиг посерьёзнела. – Ну, до свидания, Дан, побегу, а то господин Бинх ещё раскричится. Я махнула ей рукой и пошла быстрее. И когда это я в последний раз так заботилась о своей внешности? Точно не в Диканьке. Должно быть, со стороны я выглядела смешно, смотрясь в чужое окно и останавливаясь, чтобы осмотреть свои сапоги. Я усмехнулась, завернула за хату и вышла к погосту. На кладбище несколько мужиков раскапывали могилу, ещё несколько, среди которых был Тесак, ошивались рядом без дела. Между ними с важным видом расхаживал Бинх. Господин следователь, что в красном, стоял ближе всех ко мне и смотрел в подзорную трубу, кажется, в сторону поместья Данишевских. Потом спросил у Бинха, что это за место. Довелось мне там побывать пару раз в том году. Жутковатый дом, несмотря на гостеприимность хозяев. Помощник того, что в красном, стоял дальше всех, вцепившись в своё подобие складного стола, и усиленно воротил нос от могилы, со стороны которой донеслись глухие удары по деревянной крышке гроба. Конечно, такие жирные червяки в земле развелись, волей-неволей противно станет. – Ну, – Бинх подошёл к красному и развёл руками. – Анатомического театра у нас нет, мы вам сарай приготовили. Я имею способность ходить очень тихо, поэтому следователь меня заметил не сразу. Бинх же с самым что ни на есть гордым видом поспешил представить меня. – Яков Петрович, позвольте вам представить, – ага, теперь я наконец узнала его имя. Он оглядел меня с головы до ног и обратно, не прекращая удивлённо и восхищённо улыбаться. – Елена Леопольдовна Бомгарт, наш доктор. Сарай, что мы вам предоставим, её, она же будет проводить вскрытие. Елена Леопольдовна, это Яков Петрович Гуро, – Бинх несколько небрежно указал на него рукой, будто отмахнулся. – Наш гость из Петербурга, будет расследовать дело об убитых девушках. – Очень рада, – я, улыбаясь, протянула Гуро руку. Он взял её, видимо намереваясь поцеловать, но я не позволила. Этого ещё не хватало. Я лишь слегка пожала его пальцы и тут же убрала свои руки за спину. – Что ж, – чуть ли не пропел Яков Петрович, продолжая восхищённо сверлить меня чёрными глазами, будто на мне росли цветы. Когда я отдёрнула руку, он ещё некоторое время держал свою в воздухе, застыв в поклоне. Я понимала, что ему это не понравилось, но сам Гуро виду не показал, и через секунду, кажется, совершенно забыл об этом. Не обидчивый, это хорошо. – Приятно, весьма. Что, Елена Леопольдовна, часто вскрытия проводите? – Когда как. Сейчас часто, причину вам, как я понимаю, объяснять не надо. – Правильно понимаете. Надеюсь, вы, в таком случае, на меня не обидитесь, если я сегодня сам буду его проводить. Вот тут уже стало неприятно мне. Неужели всё-таки сомневается во моих способностях? Что ж, придётся пустить в ход обаяние. – Яков Петрович, – начала я, проглотив раздражение, – я понимаю ваше стремление и ничуть не сомневаюсь в ваших способностях, не подумайте. Но хотя бы присутствовать я имею право? – склонила голову набок, улыбаясь. – Сарай-то всё-таки мой. – Ну конечно, я буду только рад вашему присутствию, – Гуро рассмеялся, обезоруженный. На его смех соизволил обернуться помощник. – Николай Васильевич, – подозвал его мой собеседник. – Что ж вы там жмётесь, как бедный родственник? Подите сюда. Вот, госпожа доктор, прошу знакомиться, мой писарь и помощник. Вы уж сами представьтесь, а то ведь он не решится, – сказал Гуро с явной издёвкой, подталкивая его ко мне. Я улыбнулась как можно мягче и протянула руку. – Елена Леопольдовна Бомгарт, единственный доктор в этом селе. Поэтому, если буду нужна, спросите любого прохожего, он скажет как меня найти. – Николай Васильевич, – он пожал мне руку (спасибо, хоть не потянулся целовать), смотря на меня во все глаза и слегка улыбаясь. – Гоголь. Дал же бог фамилию, но у меня хватило ума сдержаться и не хмыкнуть. Он показался мне зашуганным, впрочем, может быть, он просто скромничает с непривычки. Ничего, я и не таким могу развязать язык. Мне бы очень хотелось услышать, как он говорит, а не давит из себя слова, заикаясь. – Да, Елена Леопольдовна, – вмешался Гуро. – Николай Васильевич будет присутствовать на вскрытии. Вы уж поглядывайте за ним, а то, не ровен час, в обморок упадёт. Ну, в чувства-то вы его сможете привести? – Само собой. Вижу, гроб уже изъяли, пойду в сарай, приготовлю всё, что нужно. А вы уж с Николаем Васильевичем подходите. Я, не дожидаясь ответа, улыбнулась всем, кроме Бинха, и пошла к себе.***
– Скажите, Александр Христофорович, что за человек ваша Елена Леопольдовна? И отчего это она одета в мужское платье? Как вообще здесь оказалась? – когда Бомгарт ушла, Гуро тут же счёл нужным опросить меня о ней. Он не отрывал взгляда от её удаляющейся в гору фигуры, чуть ли не в подзорную трубу её рассматривал. – Ну что тут говорить, – делать было нечего, пришлось поведать её историю. – Приехала сюда из Петербурга аккурат два года назад с отцом, он ссыльный, тоже доктор. Умер в январе сего года, – Гуро вскинул брови. – Да, пил много. Она же в него пошла, способна пить чистый спирт, как воду, но пьяной её никто в глаза не видел. А почему в костюме ходит, не скажу, не знаю. – Что ж, и на этом спасибо, – Гуро сложил, наконец, свою трубу и обратился к казакам. – Ну-с, милейшие, берите груз и понесли. А вы, Александр Христофорович, извольте показать дорогу к месту проведения вскрытия. Уж не знаю, подействовала ли на него так внутренняя смелость Елены Леопольдовны, или то, что она так одета, но он ею явно заинтересовался. Бомгарт улыбалась ему так, как умеет только она. Можно убрать девицу из Петербурга, но, видно, нельзя убрать Петербург из девицы. Там она научилась кокетничать, но крайне ненавязчиво, а здесь пользуется этим, как только хочет. Разумеется, это может пригодиться в определённых ситуациях, но в каких – даже знать не хочу. Гадать о том, что в девичьих умах, себе дороже. И ведь, главное, кокетничать Бомгарт может так естественно, что расположит к себе любого (кроме меня) одной улыбкой, одним взглядом. Вот и Гуро явно не устоял.