Легегда о детях Ра

— Я думаю, что Родопис встретит страшного дядю и по-бе-дит его! — безапелляционно заявила Анхе, поправив паричок куклы. Отложив её, маленькая царевна полезла в сундук с игрушками. — Что вы там ищете? — спросила Ти. — А я уже нашла! — царевна с торжествующим видом вытащила из сундука старинную глиняную фигурку мужчины и показала няне. — Вот, он будет страшным дядей! Им, чур, буду играть я, а Таш пусть возьмёт Родопис! — Да! — услышав это, кивнула Ташерит, и схватила куклу. — Но как же Родопис встретит этого страшного дядю? — поинтересовалась Ти.- Так же, как и вы с Таш? — Вот именно! Она будет гулять по саду. — ответила Анхе. — Сперва она испугается, а потом победит! — Ну, хорошо! — чуть улыбнулась Ти, решив подыграть. — Я рада, что ваша Родопис такая смелая! Только поаккуратнее с ней и с другими игрушками. Ничего не расколотите. Это всё очень ценное. Многими из этих игрушек играли ещё ваши тётушки во времена Пер-аа Небмаатра. — Да, няня Ти! — Кивнула Анхе, и, взяв фигурку, которой следовало изображать «страшного дядю», подбежала к Ташерит. Расположившись на полу, Анхе тут же определила, где будет дом Родопис, а где будет сад, в котором кукла встретит «злодея». Через несколько минут обе царевны были поглощены игрой. «И всё-таки, эта история с пробравшимся в дворцовый сад незнакомцем… Девочки её точно не выдумали.» — подумала Ти, наблюдая за игрой. — «Вчера они были слишком напуганы, а сегодня эти впечатления у них послужили основой для игры… Ох, надеюсь, госпожа Меритатон найдёт того, кто поможет нам всё разведать, так как мне очень страшно. Никто в этом дворце не сможет чувствовать себя в безопасности, если окажется, что этот незнакомец служит злу.» Размышления няни прервал скрип открывшейся двери и радостные вскрики царевен. Ти подняла голову и тут же склонилась, так как на пороге появился Эхнатон. Среди многочисленных дел он снова выгадал немного времени, чтобы увидеться с дочерями. — Вы уже играете! — с улыбкой сказал фараон, едва обе девочки вскочили и бросились обнимать его. — А как же занятия? — Они кончились! — ответила Анхе. — Сегодня я выучила новый меду-нэчер. Он называется «хлеб», и похож на караваи Тети! — А я рисовала палочки! — прибавила Ташерит. — Умницы! — Эхнатон ласково провёл руками по головкам обеих девочек. — Но во что вы играете? Вижу, что это нечто интересное! — Да-да! — с жаром начала рассказывать Анхе. — Наша кукла Родопис в саду встретила плохого дядю! Прямо как м… — Как кто? — Эхнатон немного насторожился. — Не обращайте внимания повелитель. — вставила фразу Ти, не пропустившая не единого слова из разговора. — Это госпожа Меритатон им недавно рассказывала историю, которую сама же придумала и написала. И под впечатлением этой истории они играют. — Вот же выдумщицы! — настроение Эхнатона сразу улучшилось, и он заулыбался. — Так значит, вы назвали свою куклу Родопис? — Угу. — кивнула Анхе. — Сегодня после занятий няня Ти читала мне сказку. В этой сказке так девушку звали, и мне понравилось это имя. — Красивое имя! — ответил Эхнатон. — Ти, ты пока свободна, и можешь заняться собственными делами. Я и Неб-Атон побудем с девочками. — Да, повелитель. — нянька склонилась ещё ниже, и, подошла к Неб-Атон. — Что такое? — Неб-Атон чуть вздрогнула, когда Ти коснулась её плеча. — А ты не понимаешь?.. — тихо, чтобы никто не слышал, зашептала Ти. — Повелитель не должен знать о вчерашнем, пока у нас не будет достоверных доказательств того, что Эйе общается с каким-то типом, который тайком пробирается в сад. Следи, чтобы девочки не болтали лишнего! А я побегу к госпоже Меритатон. Она обещала помочь. — Надеюсь, ты вернёшься с добрыми вестями. — дружески улыбнулась кормилица. Одарив её ответной улыбкой, Ти вышла из покоев и направилась в комнату Меритатон. Идя по коридору, она какое-то время она рассеянно рассматривала причудливые рельефы, которыми были покрыты стены и потолок, и остановилась у одного из этих изображений. Искусно вырезанный рельеф представлял собой группу придворных, поклоняющихся Атону с царской семьёй во главе. Дышащие спокойствием лица, устремлённые к неведомому солнечному божеству взгляды, белоснежные плиссированные одеяния… кто знает, сколько раз Ти видела эту каменную картину. Тем не менее, оставаясь в коридоре одна, она всегда подходила к ней, и сейчас не изменила своей привычке. — Рехмир, я знаю, что это ты. Я помню, как ты позировал мастеру, который создавал рельефы, и как счастливы мы были в то время… Ты оставил этот мир, но я всё ещё люблю тебя… — прошептала Ти. — Люблю… С горестным вздохом она прикрыла глаза, приподнялась на цыпочки и поцеловала утончённый, миловидный профиль одного из изображённых на рельефе вельмож. В какой-то момент Ти показалось, что под её губами — не бесчувственный известняк, а нежная и тёплая человеческая кожа, чуть надушенная миррой. Из-за этого ощущения, бывшего еще пять лет назад столь привычным, она едва смогла отстраниться от рельефа. Не прошло и секунды после этого, как послышались шаги, и Ти увидела, что в коридор вошла совсем юная девушка. В ней она узнала Мив-Шер, одну из служанок, входящих в состав личной свиты Меритатон. — Ох, я повсюду тебя ищу, а ты опять здесь! — немного надувшись, Мив-Шер подошла к Ти, и вручила ей записку. — Госпожа Меритатон попросила передать тебе это. — Хорошо. А ты не знаешь, что в записке? — Нет. — Мив-Шер пожала плечами. — Но думаю, госпожа Меритатон сама тебе всё объяснит, когда ты придёшь к ней. Она лишь просила меня отдать эту записку тебе. Больше не сказав ни слова, Ти пошла дальше. На ходу она успела развернуть записку, и прочесть такие строки: «Мы сможем узнать, кем является незнакомец, которого видели сестрицы вчера в саду. Где бы ты ни была, и что бы ты сейчас не делала, немедленно оставь дела, и иди в мои покои. Я всё расскажу. Дочь царя, возлюбленная им, Меритатон.» Текст записки заставил Ти ускорить шаг, и через некоторое время она очутилась в покоях своей истинной госпожи. На этот раз Меритатон улыбалась, и от её прежней озабоченности не осталось ни следа. — Я сама шла к вам, но записка вынудила меня поторопиться. — Ти заговорила первой. — Итак, значит, вы нашли того, кто сможет помочь нам? — Да. — кивнула Меритатон, слегка покраснев. — Это Сменхкара. Мне удалось забросить записку в окно его покоев, и поговорить с ним. Слава Атону, он воспринял этот рассказ серьёзно. Мало того, когда я описала Сменхкаре внешность того незнакомца, он ответил, что где-то видел его, и до завтра постарается вспомнить, кто это такой. — Замечательно! — Ти почувствовала, что у неё немного отлегло от сердца, и напряжение, в котором она пребывала со вчерашнего дня, проходит. — Я ожидала от вас только хороших вестей, и оказалась права! Но, госпожа, как мы будем действовать, когда узнаем, кем является этот незнакомец? — Я расскажу всё отцу или, на крайний случай, Паатонемхебу. Просто знаешь… у меня вдруг появилось ощущение, что Эйе и этот тип замышляют нечто не совсем хорошее, поэтому надо сделать всё, чтобы их планы не осуществились. — Согласна с вами, госпожа. Я надеюсь, у нас всё получится. — чуть улыбнулась Ти. — Кстати… — лицо Меритатон вновь приняло настороженное выражение. — Где сейчас сестрицы? — Они с Неб-Атон и повелителем. — ответила нянька. — Когда повелитель зашёл в покои и спросил, во что ваши сестрицы играют, они чуть не проговорились, что видели незнакомца в саду. Но не бойтесь, они не успели ни о чём рассказать, я вовремя сумела обратить всё в подобие шутки. И ещё я дала необходимые указания Неб-Атон, чтобы она следила, о чём говорят ваши сестрицы. — Да, Ти. Сама понимаешь, отныне мне следует быть в курсе всех новостей да слухов этого дворца, и я буду часто звать тебя к себе. Поэтому ты правильно поступила, попросив Неб-Атон присматривать за девочками и пресекать ненужную болтовню. На другой день занятия длились недолго, и, как только ушла учительница, Меритатон написала записку, и помчалась во внутренний дворик. Забросив записку, она стала проявлять признаки нетерпения, и подбежала ближе, едва заметив выглянувшего в окно Сменхкару. — Здравствуй, Сменхкара! Ты смог вспомнить, кем является этот странный тип, которого сестрицы видели позавчера в саду? — в голосе царевны слышалось плохо скрываемое волнение. — Да. — ответил Сменхкара. — Я вспомнил, что незадолго до смерти моих родителей человек, схожий с описанием ваших сестриц, пожаловал к нам в дом, и стал угрожать, что если мои родители не примут его сторону и в знак этого не дадут ему лучшего золота, то они поплатятся. — Ужас какой… — Меритатон стала кусать губы от волнения. — И по какому праву он так поступил? И, самое главное, каково его имя? — Он сказал, что его зовут Харва, и он — нищий мистик и духовный учитель. Конечно, мои родители отказались дать ему золото и прогнали вон, но потом всё же навели о нём справки. Оказалось, что во времена поклонения прежним богам он был жрецом, и на самом деле нажил немаленькое состояние, хотя не смог подняться выше уаба. В последний год правления Пер-аа Небмаатры он был лишён сана, но за что — так и осталось неизвестным. У тех, кто общался с Харвой, обычно, возникало желание поскорее уйти, потому что этот человек сеет вокруг тебя хаос и зло. Наверняка, именно поэтому ваши сестрицы так испугались. — Но что общего может быть у Эйе с таким человеком?.. — Меритатон сжала кулачки. — Зачем они общаются?.. — Я не знаю. — ответил Сменхкара, пожав плечами. — Но у меня есть кое-какие предположения. — Выкладывай. — Смотрите, госпожа: если Харва назвался духовным учителем, то вашего конюшего, возможно, чем-то привлекла его идеология. Ещё можно предположить, что он мог потребовать, чтоб Эйе принял его учение… — Что-ж, вполне логично. — задумчиво сказала Меритатон. — Если честно, то Эйе мне никогда не нравился и вызывал определённые подозрения, хотя его дочь Мутнеджмет — моя верная подруга. — Знаю. Но что вы предпримете теперь? Расскажете повелителю, что ваши сестрицы видели Эйе в компании Харвы? — Да. Так я сделаю. Сейчас же пойду, и запрошу официальную аудиенцию у отца. Ох, всё это произошло благодаря твоей помощи, Сменхкара! — царевна смущённо улыбнулась. — Спасибо тебе огромное! Я никогда не забуду этого! В следующий раз мы, наверное, поговорим уже тогда, когда закончатся дни твоего уединения, но если будет что-то срочное, я снова кину записку. Помахав на прощание, Меритатон направилась к покоям фараона. — Ипу, отец не занят? — спросила она слугу, караулившего вход в покои. — Я хочу запросить аудиенцию в приёмной. — Но госпожа, почему в приёмной? — Ипу был удивлён этой просьбой. — Его Величество мог бы поговорить с вами в своих покоях… — Нет, я хочу обсудить с отцом одно очень серьёзное дело, и сделать это лучше в официальной обстановке. Просто скажи мне, когда отец сможет выслушать меня. — Да хоть сейчас. Он уже заканчивает ставить печати на документы, и тогда сможет подойти в приёмную. — Хорошо. Я буду ждать его там. — Кивнула Меритатон. В приёмной зале ей удалось немного расслабиться и собраться с мыслями. Сейчас, когда она опустилась в кресло, её занимал лишь предстоящий разговор с отцом, а всё остальное словно бы отступило на задний план. Поверят ли ей? Меритатон не сомневалась, что после того, как она произнесёт имя Харвы, отец отнесётся ко всему серьёзно, и предпримет меры, чтобы обезопасить дворец от непрошеных гостей. — Доченька, почему ты запросила аудиенцию? — голос вошедшего в приёмную Эхнатона прервал её размышления. — Мы бы могли поговорить и у меня. — Добрый день, отец! — царевна встала, поклонилась, ласково улыбнулась фараону, и в то же мгновение приняла сосредоточенный вид. — Я уже сообщила Ипу, что у меня к тебе настолько серьёзное и важное дело, что его лучше обсудить здесь. — Но что же произошло?.. — с этими словами Эхнатон сел в кресло напротив. — Рассказывай. Я внимательно слушаю. — У меня есть веские основания думать, что позавчера в дворцовый сад каким-то образом пробрался посторонний. — Меритатон вновь уселась в кресло. — В тот день сестрица Анхе и сестрица Ташерит гуляли там, и видели его. Этот человек беседовал с нашим конюшим, Эйе. — Но кто это мог быть? Я видел, как Анхе и Таш играли, и неужели впечатления именно об этой встрече послужили основой для их игры? — Возможно, отец. По описанию сестриц человек, которого они видели, оказался похож на некоего Харву, жреца-уаба во времена почитания прежних богов, а ныне — самопровозглашённого духовного учителя. — Что?! Харва?! Эта нечестивая желтомордая крыса!!! — Эхнатон закусил нижнюю губу, и его лицо на мгновение исказилось от ярости. — Только его и не хватало вдобавок ко всем нашим напастям! Просто не верится, что он смог пробраться сюда! — Что… Что ты хочешь сказать?.. — Меритатон посмотрела на отца со страхом и удивлением. — Тебе известно об этом человеке и его проступках?.. Я… Я знаю о нём совсем немного… — На самом деле, именно эту сволочь я подозреваю в смерти Рехмира, одного из моих самых преданных и самых красивых семеров. Незадолго до своей гибели Рехмир жаловался мне, что Харва угрожал ему, требуя лучшего золота и упрашивая принять учение. — Рехмир? Ты говоришь об умершем женихе Ти, няни сестрицы Анхе? — Меритатон в недоумении почесала голову. — Да, именно о нём я и говорю. — подтвердил Эхнатон. — Четыре года назад, после гибели Рехмира, по моему приказу проводились кое-какие изыскания. Но тогда Харва как сквозь землю провалился, и найти его не смогли. А мне, кстати, довелось видеть эту крысу лично, правда, лишь единожды, ещё при правлении твоего дедушки Небмаатры. Харва тогда второй или третий раз приехал во дворец и пробовал опротестовать решение коллегии тридцати, согласно которому он был лишён жреческого сана, и даже пытался давать взятки. И как же хорошо, что чати, служащий при твоём дедушке, остался непреклонен. — Но ты не знаешь, за что Харву лишили сана? — Нет, это тайна, которая была известна лишь твоему дедушке. — вздохнул Эхнатон. — Ему удалось даже скрыть состав коллегии тридцати, которая разбирала дело этой крысы. В своё время моим людям удалось разыскать и расспросить бывших статусных жрецов, которые вполне могли входить в состав той коллегии, но все, как один повторяли, что знать не знают о Харве. — Быть не может… — Меритатон отвела взгляд. — У меня единственный вопрос: почему его не казнили?.. — Это известно только тем, кто был в составе коллегии. Возможно, Харва тогда смог бежать, и все эти годы где-то скрывался, показываясь только для того, чтобы пригласить кого-либо себе в ученики. К слову, на Харву жаловался не только Рехмир. Родители Сменхкары тоже рассказывали, что этот психопат просил у них золота. Тогда-то они и объяснили мне, что для Харвы золотой подарок, пусть и символический, означает, что человек принял его учение, и готов следовать за ним. А те, кто отказывал этой крысе — расплачивались своей жизнью. Меритатон хотела было сказать, что знает об этом, но смолчала. — Но не следует бояться его, доченька. — продолжил Эхнатон. — Мы с твоей мамой Нефертити примем меры, чтобы усилить охрану дворца, и он больше сюда не проберётся. — Спасибо, отец! — из груди Меритатон вырвался вздох облегчения. — Но что же делать с Эйе? Ведь сестрицы видели, что Харва общался именно с ним. — Я не знаю. — ответил Эхнатон, и в следующий момент решил солгать. — Возможно, Харва пробрался сюда, чтобы вынудить Эйе принять учение и вымогать золото. Ты же знаешь, насколько наш конюший богат. Меритатон ничего не ответила, и, встав со своего кресла, улыбнулась отцу, и вышла из приёмной. Едва она покинула залу, Эхнатон подозвал слугу. — Ипу, передай Эйе, что я жду его здесь! Немедленно! — прозвучал приказ. — Слушаюсь, повелитель. — чуть склонившись, ответил дворецкий, и вышел. Оставшись один, Эхнатон сжал кулаки и тряхнул головой, словно не хотел верить в происходящее. Меритатон, тем временем, прибежала в свои покои, отыскала клочок папируса, и написала очередную записку. Вновь очутившись во внутреннем дворике, она обернула в эту записку первый попавшийся камешек, и забросила в окно Сменхкары. — Если ты прочёл записку, то должен знать, что у меня новости. — сказала Меритатон, едва Сменхкара появился в окне. — Я уже говорила с отцом. Он отнёсся ко всему серьёзно, и много чего рассказал про Харву. — Что именно? — Оказывается, даже он не знает, за что Харву лишили сана. Это было известно только моему дедушке, Пер-аа Небмаатре, и членам коллегии тридцати, которые занимались делом Харвы. Кроме того, отец считает, что Харва причастен к гибели Рехмира. — Но я слышал, что Рехмира подкараулила и убила та безумная поклонница по имени Джумура, когда узнала, что он женится на Ти. — Нет. — Меритатон отрицательно закивала головой. — Отец рассказал, что незадолго до смерти Рехмир жаловался, что Харва приходил к нему, требовал золото и склонял на свою сторону. Всё произошло точно так же, как с твоими родителями. И ещё отец добавил, что Харва мог проникнуть сюда для того, чтобы потребовать золото у Эйе и убить его, как только он откажется принять учение. — То же самое и я сказал. Но вряд ли ваш конюший падёт жертвой Харвы. — Ты прав, Сменхкара. Этот интриган, скорее, даст ему золота и примет его идеологию. Когда отец сказал, что Эйе откажется принять учение, я не стала спорить, и ушла из приёмной, однако мне очень хотелось возразить ему. Хотелось сказать, что такой человек, как Эйе был бы у Харвы в чести. Отцу ли не знать, что Харве, скорее всего, были бы больше неприятны люди совсем другого сорта — те, в которых внешнее изящество сочетается с лучшими душевными качествами. Такие, например, как Рехмир и твои родители. Ладно, Сменхкара, мне пора идти. Мы ещё поговорим с тобой. Я, наверное, уже, надоела тебе своими проблемами… — Да вы что, госпожа! Ваши проблемы — это мои проблемы. Мы хоть и дальние, но всё же родственники! — Ох, тогда прости. Прости. Но мне и правда, пора. Я готовлю тебе небольшой подарок, и хочу вручить его к завершению твоего уединения. — Мне будет очень приятно получить что-то от вас, госпожа! — улыбнулся Сменхкара. Меритатон тоже не смогла сдержать улыбки. Почувствовав, как её лицо заливает яркий румянец, она спешно отвернулась, и, потупив глаза, побежала к себе. «Как странно…» — думала она. — «Постепенно в нём словно что-то просыпается. И у меня такое ощущение, что те, кто глумятся над ним сейчас, скоро будут кусать локти. Но пока я должна ограждать его от насмешников, чего бы мне это не стоило!» В своих покоях Меритатон вновь села за свой папирус. Работа пошла очень легко, так как она была воодушевлена тем, что Харва, вероятно, больше никогда не появится во дворце. Пока она занималось перепиской, Ипу, с трудом нашедший Эйе в одном из дальних закоулков дворца, привёл его в приёмную. Конюший недоумевал, зачем понадобился фараону, и выглядел напряжённым. Эхнатон знаком попросил Ипу выйти, и остался один на один с Эйе. — Кое-кто видел тебя в дворцовом саду с одним человеком. — Безо всяческих прелюдий начал Эхнатон. — По описанию он похож на этого пресловутого духовного учителя, Харву, который, как говорят, виноват в нескольких смертях. Как ты объяснишь, что он пробрался в дворцовый сад и мало того, общался с тобой?! — Я… Я… хотел об этом рассказать, повелитель… — робким голосом ответил Эйе. — Я не знаю, как Харва перебрался через стену, но он подошёл ко мне, стал требовать, чтобы я принял его учение, и в знак этого дал ему золота… — Не надо юлить, Эйе. Я прекрасно понимаю, что ты общался с этим презренным мистиком не из-за того, что он просил у тебя золота! Ты уже давно принял его учение! Я прав?! — Нет, вы не п-правы, повелитель, я бы никогда не стал предавать вас! Я сказал правду! — Но кто же тогда надоумил тебя просить руки моей старшей дочери? — Клянусь, это я по собственному желанию… — только и мог вымолвить Эйе, упав перед фараоном на колени. — По собственному… Если в этом вы усмотрели какую-то вину, или думаете, что меня надоумил Харва, то это не так… Мне просто стало жаль Меритатон, я вижу, как она страдает одна-одинёшенька, и… — Довольно! — Эхнатон резко прервал эти самооправдания. — Ради твоей жены и твоих детей я пока сохраню тебе жизнь и оставлю за тобой должность конюшего. Но если ты хочешь продлить своё жалкое существование, то не путайся у меня под ногами! Иди отсюда! Сейчас же! И не попадайся мне на глаза! Не проронив больше ни слова, Эйе встал с колен и отряхнул свой яркий балахон. Едва он ушёл, на пороге приёмной появился Ипу. — К вам Паатонемхеб! — сказал слуга. — Прикажете впустить? — Да. — ответил Эхнатон, сразу смягчившись. — Я как раз хотел с ним поговорить. А ты стой у двери, и, если кто спросит, скажи, что у меня важное дело. Ипу молча кивнул и впустил Паатонемхеба. — Добрый день, повелитель! — ученик скульптора поклонился. — Я хотел обсудить с вами кое-что. — Я тоже. — фараон жестом пригласил Паатонемхеба сесть в кресло напротив. — Это касается безопасности дворца. — В чём же дело? — с этими словами Паатонемхеб сел в кресло. — Я думаю, что следует усилить охрану, а также осмотреть стену, которой окружён дворец, на предмет проломов и тому подобного. Могут ли это сделать твои бывшие сослуживцы, которые обеспечивали охрану Сменхкары, Майи и моего сына на пути их следования во дворец? — Да, конечно. Напишу им в ближайшее время. Я ещё подумаю, отправить ли к ним гонца, или, как раньше, послать письма с голубями.  - Тогда хорошо. И вот ещё, Паатонемхеб. За Эйе надо организовать надзор. Ты один не справишься, поэтому тебе нужен кто-то в помощь. — Слушаюсь, повелитель. — кивнул ученик скульптора. — Я знаю, кому из моих бывших сослуживцев можно доверить эту миссию. Его зовут Сети. Если вы прикажете, то этот человек приедет, и по окончании трёхдневного уединения сможет приступить к делу. — Что-ж, я вполне доверяю твоему выбору. Пусть твой товарищ приезжает. А он грамотен? — Да, незадолго до того, как началась эпидемия, он нашёл себе место учителя в школе писцов. У него ещё жена есть. Сейчас они, вероятнее всего, не в лучшем положении, так как из-за чумы нет учеников. — Тогда напиши, чтобы приехал вместе с женой. Сети я дам должность царского писаря, а его жена войдёт в число управительниц гарема. Вечером ещё зайдёшь ко мне. Я подготовлю кое-какие документы для чати Рамоса, ты передашь их ему. — Слушаюсь, повелитель! — Паатонемхеб не мог сдержать счастливой улыбки от того, что его друг вновь окажется при деле, и будет в безопасности. — Я пойду писать письмо своему сослуживцу. — Не забудь прийти ко мне вечером. Документы, которые ты должен передать, очень важные, и я не смогу доверить их никому, кроме тебя. Ученик скульптора едва расслышал эти слова, так как уже был на пороге приёмной. Едва он вышел, Эхнатон заулыбался. — Надеюсь, теперь эта желтомордая крыса здесь больше не появится, и не будет вредить людям. — тихо прошептал фараон. Пока Эхнатон говорил с Паатонемхебом в приёмной, Эйе пошёл в дальний закоулок дворца, где находился до неожиданной аудиенции у Эхнатона. Это место представляло собой небольшую галерею, которая была расписана цветочным узором — не столь вычурным, как в парадных помещениях. Здесь царил полумрак, а воздух был прохладным и немного влажным, словно в пещере или гробнице. Едва глаза Эйе привыкли к темноте, он различил в глубине галереи сутулую фигуру. — Не бойся, дорогой мой ученик, иди же сюда! — послышался резкий, хриплый голос, который бы заставил содрогнуться любого человека. Тем не менее, Эйе, услышав этот голос, расплылся в улыбке, и поспешил к стоящему в глубине галереи человеку. — Учитель Харва, какое чудо, что вы здесь! — приторная улыбка не сходила с лица Эйе. — Я-то думал, что вам, благодаря вашим способностям всё известно, и вы больше не будете посещать меня! — Да, мне известно о вашем разговоре с Эхнатоном, но я не могу не общаться с тобой, Эйе. Каков мерзавец этот Эхнатон! Он презирает меня! Меня! Великого мистика! Того, чьим голосом говорит вселенная! — Да, я знаю, что вы великий мистик, господин учитель! — чуть поклонился Эйе. — Ох, сколько же вы сделали для меня! — Ты — мой лучший ученик, и воспринимаешь мои истины всей душой. Наши разговоры доставляют мне истинное наслаждение! — ответил Харва. — За это я награждаю тебя и веду тебя ко всё большей власти. Помнишь, как ты смотрел, например, на Рехмира и родителей Сменхкары? — О, не напоминайте мне об этом, учитель! — презрительно хмыкнул Эйе. — А почему бы и не напомнить? Признайся, ты смотрел на них с завистью! — Да, я завидовал им. И как я был счастлив, когда я узнал, что все трое подохли! А то ишь, красивые да благородненькие взялись! Я уже не мог терпеть их рядом с собой, слушать, как их хвалят за всякую чепуху типа так называемого милосердия к разным оборванцам, и смотреть на их сладенькие да выхоленные смазливые личики. — Зависть, как и многое другое — естественна! Тогда, четыре года назад, я лишь показал тебе пример, однако не думал, что ты сам начнёшь действовать. Семь месяцев назад я был приятно удивлён, но хочу ещё раз напомнить тебе Эйе: не сдерживай в себе зависть. Тех, к кому ты пылаешь этим чувством, надо уничтожать. Это не люди, это всего лишь препятствия, и убирая их со своего пути, ты добьёшься всего! Ах, да, ты всё ещё хранишь переводы писем, которые слали Эхнатону те иноземные царьки? Придёт время, и я обнародую их. Тогда разразится скандал! — Да, эти переводы всё ещё у меня, и, как только поступит ваш приказ, я передам их вам, учитель Харва! Но… но сейчас меня больше волнует совсем другое. Как вы считаете, кто же мог видеть нас в саду и донёс Эхнатону? — Подумай о том дне, Эйе. Ты слышал в саду ещё голоса, помимо моего? — Кажется, да… задумался конюший. — Мне показалось, что недалеко от того места, где мы были, находились совсем маленькие дети. Я не разобрал, что они говорили, но голоса были очень тонкие… — Вот и ответ! — голос Харвы не предвещал ничего хорошего. — Скорее всего, это были глупые девки Эхнатона и Нефертити. Я хорошенечко побил бы их, чтобы не городили, чего не следует. И тебе, Эйе, стоит уже начать бить Нахтмина, и рассказывать ему о моём учении. Скоро ему исполнится три года, а это самый возраст для начала правильного воспитания. Тогда твой сын будет расти в страхе перед тобою, и станет моим верным последователем. — Мне льстит, что вы связываете свои надежды с Нахтмином. — Эйе пожал руку Харвы, и тот надменно улыбнулся, обнажив гнилые зубы. — Уверен, что вы не будете разочарованы. Только бы моя жена Тийя не помешала этому. — В смысле? — насторожился Харва. — Она ярая противница таких методов воспитания. — фыркнул Эйе. — Увидев, что я бью Нахтмина, она сразу же схватит его на руки и унесёт куда-нибудь, станет утешать да предложит лакомство. Так Нахтмин и забудет мои наставления. Из-за запретов Тийи я не бил Мутнеджмет, вот моя дочь и выросла мне на беду! Год от года она всё больше напоминает мне людей, которых я ненавижу! Таких, как Рехмир, родители Сменхкары, Небеттах и Эхнатонова мать. — Это ты зря так с Мутнеджмет. Зря. Она потеряна для моего учения, и не воспримет истин, которые я провозглашаю. Теперь уж постарайся сделать всё правильно с Нахтмином. А на Тийю не стоит обращать внимания. Помни, ты можешь поступить с ней как угодно, так как она не знает о моём учении и не приняла его. — Да! — Эйе подобострастно склонился. — Я обещаю вам, что мой сын станет вашим последователем, дорогой учитель Харва. Кроме того, я подумаю, как решить вопрос с Тийей. — Что-ж, я буду помнить твоё обещание, и когда придёт время, Нахтмин должен будет собственными руками вручить мне золото в знак того, что принимает моё учение! Я очень люблю золотые подарки! — ответил мистик. — И вот ещё что, Эйе: ты понимаешь, что теперь нам с тобой опасно видеться в саду. Давай отныне будем общаться в этом месте. — Вы правы, тут никого не бывает. Этот закоулок почти заброшен. Но где же вы будете жить? — Здесь! Во дворце! — с высокомерием заявил Харва. — Прямо под носом у этого мерзавца Эхнатона и его не менее отвратительной семейки! Теперь я предупреждён, что они знают о нашем знакомстве, и смогу обходить ловушки! Они меня не вычислят! Не вычислят! Не вычислят! Говоря эти слова, Харва топнул ногой, начал приплясывать, и, кружась да подскакивая в своём диком танце, стал пятиться назад. Через мгновение он отошёл в глубину галереи, и словно слился с темнотой, которая его окружала. — Да, Харва будет очень доволен мной. — шепотом проговорил Эйе и направился к выходу. — А Эхнатоновы девки… Что-ж, за то, что они выдали досточтимого Харву, их безоблачное детство скоро кончится. Ох, малютки, я хочу позабавиться с вами, да так, что вы ввек не забудете старого Эйе!