Выгодная партия

       Проснулся герцог уже в каких-то покоях, потирая тяжёлые после сна веки и потягиваясь в, как ни странно, чистой одежде явно на размер больше его вещей. Время было позднее: по ощущениям, проспал Жан совсем немного, но, кинув взгляд на часы, убедился, что день близился к завершению. Да уж, такой расклад его явно не радовал, у юноши ещё в планах было каким-то образом сбежать из окна и наведаться к родным, но, очевидно, по сумраку этого явно сделать не удастся.        Тем не менее, первое, что пришло ему на ум — тщательно осмотреться. Делать всё равно было нечего, поэтому наиболее логичным решением казалось хотя бы понять, в чьей он именно комнате, и найти что-нибудь полезное, что, возможно, поможет ему в будущем. С выявлением хозяина проблем не было: посмотрев на стену, Жан увидел висящий перед кроватью огромный портрет Зика во весь рост, гордо поднимающего подбородок. Как же герцога это позабавило. На секунду он даже задумался, а не повесить ли ему подобное в своей спальне. — Да нет, бред какой-то... — ответил Кирштайн себе вслух, вылезая из-под одеяла и опуская ноги на мягкий ковёр, внимательно изучая убранство покоев. Богатство королевской семьи демонстрировало себя во всей красе: расшитый золотыми нитями балдахин над огромным ложе, бархатное постельное белье ярко-красного цвета, закрывающие окна плотные шторы из наверняка дорогих материалов... Не каждый дом мог похвастаться таким. Точнее, вообще никакой — даже у их, казалось бы, достопочтенной и зажиточной герцогской семьи не было ничего подобного. Да, безусловно, они ни в чём себе не отказывали, но их интерьер сильно отличался. — Ты уже проснулся? — вывел юношу из размышлений тихий голос зашедшего в комнату Зика. Он тоже переоделся: на смену парадному костюму пришли простые рубаха и брюки, явно предназначавшиеся для отдыха. Видеть принца в таком было не то что непривычно, а просто за гранью понимания. — Не так давно, да. Спасибо, что отнёс меня сюда. — Я не мог бросить своего супруга спать на полу в коридоре.        Хохотнув, старший подошёл к кровати и присел на неё рядом с Жаном, заботливо поворачивая его голову к себе за подбородок и всматриваясь в глаза. В принце сейчас не было ни того напускного безразличия и холода, который тот часто на себя примерял, ни тщательно скрываемого недовольства по отношению к тем, кто ему перечил, нет. Он смотрел с непривычной ему нежностью, так, будто видел перед собой годовалого щенка или маленького ребёнка. — Ты сильно вымотался, Жан. Думаю, стоит спуститься на кухню и чего-нибудь поесть. А ещё Эрен хотел поговорить с тобой.        Последнее по ощущениям Кирштайна было как отрезвляющая пощёчина. Он снова забыл об Эрене, снова забыл о невыполненном обещании, о взглядах, которые младший принц бросал ему из толпы, вообще обо всём. С каждым часом Зик оккупировал всё больше и больше места в его мыслях, вытесняя остальные, что, по правде говоря, Жана вполне устраивало. Он просто не хотел думать ни о чём. Никаких интриг, сплетен, скандалов, которыми наполнилась его вполне спокойная до этого жизнь. Достаточно было оказаться под крылом у могущественного человека и все его мысли как будто улетучились, оставляя после себя лёгкий шлейф усталости. — Давай я принесу еду сюда, — тем не менее, продолжил принц, невзначай поглаживая его по щеке большим пальцем, — а ты ложись. Не хочу, чтобы ты не дай бог упал где-нибудь, пока идёшь за ужином. — Зик, я не принцесса, я и сам могу. — Можешь, но я настаиваю. Не отказывай мне в возможности поухаживать за тобой.        В другой ситуации герцог бы обязательно упёрся и стоял на своём, но не сейчас. Он слишком устал. Ему не хотелось никуда идти, голова неприятно пульсировала из-за нарушившегося на несколько суток режима сна, а ноги, казалось, были ватными и вряд ли пронесли бы его целый этаж до кухни. Да и зачем отказывать, если сам старший принц Йегер предлагает ему свою помощь? Такое явно не следует упускать. — Ладно. Только недолго, я умираю с голоду. — Вот видишь... Не упирайся ты с самого начала, у нас бы сложились чудесные отношения.        На это герцог только фыркнул, кривя губы в усмешке. Чудесные отношения были в его представлении очень и очень далеко, где-то за каменными стенами из разочарований в нравившихся ему людях. По большей части это был Марко — Жан и представить себе не мог, что, осмыслив все его поступки, придёт к выводу, что повёл себя как полный идиот, позволив себе влюбиться и клюнуть на изящно брошенный крючок. Конечно, винить себя Кирштайн не стал: а в чём он виноват? Чувства не проконтролируешь, но думать, всё же, тоже стоило, особенно доверяясь кому попало так рьяно и безоговорочно.        Йегер тем временем, полностью игнорируя его задумчивость, приблизился ещё на несколько сантиметров к своему будущему супругу, совсем сокращая расстояние между ними. Жан заметил это только тогда, когда растянувшиеся в ухмылке губы Зика накрыли его собственные в лёгком поцелуе, почти тут же отстраняясь. — Ты слишком много думаешь, — заметил блондин, накрывая своей рукой затылок младшего, — перестань. Хоть немного побудь обычным человеком. — Не могу. А вдруг ты захочешь меня отравить? Я должен продумать, как сбежать отсюда.        Сжав челюсть, принц замолчал, опуская глаза в пол. Жан ни в коем случае не хотел оскорбить его, это, скорее, было ироничной шуткой, но Йегера ощутимо задело. Он, шумно выдохнув, с силой надавил на голову Кирштайна, приближая его к себе и возвращая былой зрительный контакт, отчего у юноши по спине пробежали мурашки. С Зиком в таком состоянии не стоило шутить и спорить. — Насчёт чудесных отношений я, видимо, погорячился, — опасно шикнул он, внимательно следя за малейшими изменениями во взгляде герцога, — ты продолжаешь вредничать. — Я ничего такого не сказал.        Ещё минуту они молча сверлили друг друга глазами, будто пытаясь выиграть невидимый поединок. Рука Зика всё также покоилась на затылке Кирштайна, иногда бездумно поигрывая пальцами с его волосами, и, если быть честным, Жана от этого вело. Ему нравился своеобразный контраст железной хватки и нежных прикосновений, нравилось, как человек напротив, пытаясь подавить его маленький бунт, не забывал и о том, чтобы иногда погладить подушечками пальцев его шею, пуская очередной табун мурашек по спине герцога. Казалось, блондин тоже заметил это: взгляд его постепенно смягчился, улыбка из предупреждающего оскала превратилась в нечто более тёплое, да и сама поза принца ощутимо за это короткое время поменялась. Он был расслаблен. — Да, ты прав, — первым нарушил тишину старший, — не стоило мне так реагировать. Всё таки, мне следовало ожидать подобных уколов, правильно? — Да. И ты меня извини, я немного погорячился.        Впервые за долгое время, проведённое вместе, они друг с другом согласились. Представляя своё возможное будущее с Зиком в перспективе чего-то невозможного и невыполнимого, Жан думал, что ни за что не смог бы найти общий язык с таким человеком, ни за что бы не стал идти ему на уступку или не дай бог просить за что-то прощения. Загвоздка в том, что на самом деле реальность сильно отличалась от его представлений. Два дня назад он бы точно плюнул принцу в лицо и в сердцах бросил что-то наподобие «ненавижу тебя, ты испортил мне жизнь», но сейчас, как ни странно, этого не хотелось. Возможно, он успел повзрослеть за день. Или, наконец, понял Зика и посмотрел на ситуацию под его углом обзора. — Так... Я пойду за едой. Пожалуйста, не сбеги никуда. Под твоими окнами стража, они поднимут крики, не хочу будить матушку с отцом.        Улыбнувшись Кирштайну напоследок, принц слез с кровати и направился к двери, оставляя после себя ощущение отсутствия тепла. Юноша даже не осознавал, насколько близко они сидели: лицом к лицу, опаляя друг друга дыханием, почти что соприкасаясь коленями. Теперь же, почувствовав проходящий по телу холодок из-за приоткрытого окна, Жану по инерции захотелось зарыться в одеяло и сидеть так, пока Зик не вернётся, но не тут то было. Стоило одному принцу уйти, как на пороге сразу же появился второй, причём, по всей видимости, не в очень хорошем расположении духа. Похоже, разговор герцога ждал крайне содержательный. — Жан, — коротко поприветствовал его младший Йегер, занимая на кровати место чуть поодаль того, где сидел до этого его брат. — Эрен, — не остался в долгу Кирштайн, скрещивая руки на груди, — ты хотел что-то мне сказать? — О да, очень многое.        Юноша невольно напрягся. От принца буквально исходило смешанное с гневом негодование, по его выражению лица явно было заметно, что он еле сдерживает свои эмоции. Конечно же, Жан понимал, о чём пойдёт речь и почему Йегер сейчас такой. Трудно было не понять, особенно исходя из тех взглядов, что брюнет бросал ему несколькими часами ранее. — Почему? — только и спросил Эрен, нервно кусая губы. Что значит почему? На что именно Жан должен был отвечать? — Что ты имеешь ввиду? — Ты понял, о чём я. — Ты о том, что я не пришёл? — Я о том, что ты променял меня на моего брата, несмотря на то, что он сделал с тобой и твоей семьёй.        Кирштайн не мог ответить на этот вопрос. Вроде как, это то, чего его семья хотела от него с самого начала: установить скрытый контроль в королевской семье и управлять ими из подполья, но... Думая об этом всё чаще, у герцога складывалось ощущение, что он кого-то предает. Предает родителей, сестру, даже Эрена, которому, по сути, ничем не обязан. Он просто делает то, что нужно делать. Он не должен чувствовать за это вину. — На то были свои причины, — спустя несколько секунд ответил Жан, чувствуя, как от волнения встаёт в горле ком. Раньше говорить с Йегером было легко, намного легче, чем сейчас. Он не чувствовал какого-то давления в свою сторону, даже наоборот, всегда находил, о чём с ним поговорить, но последние события буквально перевернули всё с ног на голову. Теперь делать это было в разы труднее. Если бы Жан мог, он бы прямо сейчас предпочёл сбежать куда-нибудь подальше, лишь бы не ввязываться в заведомо неприятный диалог. — Свои причины? Ты издеваешься?        Эрен смотрел на него, как на полного идиота. В его глазах так и читалось явное «ты что, вообще ничего не понимаешь?». Но Жан понимал. Он прекрасно понимал, откуда у Йегера возникли вопросы. Более того, он сам успел задать себе пару таких же, пока находился рядом с Зиком. Не всё в этой жизни, к сожалению, поддавалось разумным объяснениям, и Кирштайн предпочёл использовать это в качестве своего универсального оправдания. — Ты не обязан понимать... — За сколько он купил тебя? — Что, прости? — Какая твоя цена? Что он пообещал? Власть, золото, земли? — Ты и правда думаешь... Что он заплатил мне?        Такое заявление повергло герцога в шок. Неужели Эрен думал, что его молчание и согласие можно купить? Судя по лицу Йегера, это было действительно так: широко раскрыв глаза, он вовсю наблюдал за чрезмерным удивлением Жана, ни капли, кажется, не сомневаясь в своих суждениях. — Да. Иначе бы ты не согласился. Ты не любишь его. — А что, если люблю?        Внезапно, но Кирштайну захотелось сделать принцу больно. Он понимал, на что идёт и как его слова отразятся на их дальнейших отношениях, но остановить себя не смог. Да и не хотел: Эрен, сам того не осознавая, сильно ранил его, и герцог, посчитав себя должным ответить, решил ударить прямо в самое дорогое — его эго. Возможно, так будет даже лучше. По крайней мере, проще. — Ты не можешь... — Могу, Эрен. Я люблю его всем сердцем. Моё решение было принято только мной и я отказываться от него не собираюсь. — Но... Ты же... — Что?        Он почти услышал, как что-то внутри принца сломалось. Или, может, так разбилось и его собственное сердце от осознания того, что он, чёрт возьми, сейчас несёт. — Тот поцелуй... — Он был ошибкой, как и этот разговор. Уходи, Эрен.        В этот момент Жан хотел искренне верить, что делает лучше и себе, и ему. Он знал, что потом обязательно пожалеет, знал, что будет корить себя долгими неделями и пускать сопли в подушку, думая о том, что были и другие варианты, что можно было всё исправить, но, как говорил дедушка Кенни: "Корочку с раны лучше сдирать резко". Вот и Кирштайн решил сделать это резко, оборвав все другие варианты. Герцог понимал, что, разрушив все надежды раз и навсегда, отпустит. Отпустит свою глупую влюбленность, отпустит это необъяснимое трепетание в груди каждый раз, когда Эрен смотрел на него, и думать забудет о тех снах, что он видел каждую ночь. И Йегер тоже обязательно отпустит; не сразу, но через время, может, даже найдет себе другого человека, который сможет сделать его счастливым. Уж лучше, чем если бы они жили рядом и терзались невысказанными чувствами. — Не выгоняй меня... — голос принца дрожал. Опустившись с кровати на пол, он стал на колени возле Жана и уткнулся лбом в его бедро, тихо всхлипывая. Если до этого герцогу было больно, то теперь стало почти невыносимо. — Я должен, Эрен. Я выхожу замуж за Зика и ты не сможешь это изменить. — Ещё не поздно сбежать... Пожалуйста, позволь мне позаботиться о тебе... — Нет. Я больше не желаю слушать. Уходи, или мне придется позвать охрану.        Юноша поражался тому, как спокойно держался. Внутри него бушевал целый ураган эмоций, по своей разрушительной силе способный снести целую Англию, но он не выдал ни одной. Чётко и холодно высказал свою просьбу, даже напоследок отодвигаясь и отводя взгляд в окно, чтобы не видеть заплаканного лица младшего Йегера. Жану безумно хотелось его поцеловать. Сказать, что это всё глупость, что он хочет быть рядом и что питает тёплые чувства только к нему, прижаться к желанному телу и вдохнуть запах волос, но не мог. Он должен делать вид, что ему всё равно.        Эрен ушёл. Разбив, скорее всего, дорогую вазу, громко хлопнув дверью, злобно сбежав вниз по лестнице, но ушёл, оставив юношу в полном одиночестве. Ещё никогда Кирштайну так сильно не хотелось повернуть время вспять, чтобы отговорить маленького себя знакомиться с очаровательным зеленоглазым мальчишкой.        От подступающих слёз снова заболела голова, заставляя Жана опуститься на подушку и закрыть глаза, массируя их дрожащими пальцами. Герцогу было страшно представить, что Эрен о нём сейчас думает. Чего уж греха таить, Кирштайн и сам о себе ничего хорошего не думал. Хотелось только одного — уйти от стресса любым способом. Стошнить, напиться, отоспаться — что угодно, лишь бы не чувствовать себя так погано.

***

— Жан.        Герцог и не заметил, как заснул. И, если быть откровенным, не хотел просыпаться снова. Пребывание в замке уже успело утомить его до предела, и юноше было страшно представить, что будет дальше. Нестерпимо хотелось домой. — Я видел осколки вазы. Вы с Эреном поругались? — нависающий над ним Зик задумчиво рассматривал бледное лицо с неровными высохшими дорожками слёз, поглаживая будущего супруга по волосам. «Надо же, как всё поменялось», — пронеслось в голове у Кирштайна, — «Раньше я бы ни за что в жизни не поверил, что Эрен будет доводить меня». — Немного. Он не может принять то, что я выхожу за тебя. — Немудрено, — улыбнулся ему старший принц, аккуратно приподнимая и обнимая несопротивляющегося Кирштайна, — он очень любит тебя. — Я знаю. Лучше бы он меня ненавидел.        На это Йегер не ответил. Только прижал герцога к себе ближе, утыкаясь носом в его шею и поглаживая по спине. Он будто бы понимал и молча поддерживал Жана, стараясь каким угодно способом облегчить его душевные терзания. Может, он хотел помочь юноше даже больше, чем тот мог себе представить. — Не лучше, и ты это знаешь.        Отстранившись, Зик заглянул Жану в глаза. На мгновение последнему даже показалось, что во взгляде напротив промелькнуло... Сочувствие? Нежность? Что-то очень теплое и знакомое, что Кирштайн сейчас вряд-ли смог бы идентифицировать. — Знаю.        Поддавшись неожиданному даже для себя порыву, герцог обнял блондина в ответ, и, на секунду задержавшись, поцеловал его. Он не первый раз делал это, но, кажется, именно сейчас поцелуй был искренним. Жан действительно хотел этого, хотел, чтобы принц зацеловал его до белого шума в голове, чтобы все тяжёлые мысли напрочь вылетели хотя бы на полчаса из его сознания. И Йегер это понял: зарывшись пальцами в волосы, прижал его к себе как можно крепче, с не меньшей страстью впиваясь в губы напротив. Его горячее дыхание опаляло лицо Кирштайна, заставляя раз за разом шумно вздохнуть в ответ, но это не казалось чем-то неприятным. Жан растворился в окружившей его заботе всё больше, отдавая себя полностью во власть старшего. Впервые за всё время ему не было страшно терять контроль в пользу Зика Йегера, что удивляло. — Жан... — прошептал, отстранившись, блондин, на автомате поглаживая его по щекам, — давай остановимся. — Почему? — Я... Я не смогу остановиться, если ты позволишь мне продолжать.        Кирштайн понимал, к чему идёт. И даже более: был готов принять на себя последствия. Обида на те слова Эрена разъедала его, вынуждая продолжать, и он не хотел отказываться. Его первый раз всё равно когда-нибудь должен был случиться, рано или поздно, с Зиком или нет, но должен. И сейчас, как посчитал про себя герцог, час наступил. Пора было поставить для себя точку. — Не останавливайся. — Ты уверен? — Уверен.        В доказательство к своим словам юноша, опрокинув принца на постель, уселся сверху на его бёдра, неуверенно потираясь ягодицами о пах старшего. Не то чтобы Жан знал, что конкретно стоит делать, но по реакции принца понял: его повело. Шумно выдохнув через зубы, Зик опустил руки на тазовые косточки Кирштайна, размашистым движением проводя до коленных чашечек и обратно. — Ты... Знаешь, как всё это будет происходить? Я не могу заниматься с тобой сексом, если ты не подготовлен физически и морально. — Не знаю, — не стал врать герцог, потеряв какое-либо смущение и ерзая сверху на блондине, с удовольствием наблюдая, как Зик из последних сил сдерживается. — Твои отцы вообще ничего тебе не рассказали на такой случай, да? — Я надеялся, что ты объяснишь мне.        В миг Кирштайн снова оказался на спине, ногами обнимая талию старшего. Возможно, всё было не так уж и плохо, как казалось ранее.