Всё меняется, и мы меняемся вместе со всем

      Казалось, он еще никогда так долго не добирался сюда и, увидев свое родное здание, свой родной дом, этот молодой человек глубоко вздохнул, даже не веря, что наконец-то оказался здесь после долгих скитаний.       Два года. Целых два года продолжалось его последнее путешествие, и он вернулся гораздо сильнее, умнее и ловчее. Впрочем, в навыках он прибавлял после каждого похода в неизвестные дали, но все же сегодня он чувствовал себя совершенно неуловимым. Хотя нельзя сказать, что он путешествовал — путешествовать было особо негде, потому что все бывшие города обратились в родные дома для зараженных. Молодой человек часто помогал выжившим по дороге, узнавал, как обстоят дела в их лагерях, встречал пилигримов… И эти странствия доставляли ему удовольствие, потому что так ему казалось, что он кому-то нужен. А для молодого человека быть нужным — это крайне важно.       Войдя внутрь здания, он осмотрелся. Повсюду были все те же врачи ВГМ, медсестры, уборщики, охранники и ренегаты. Все смешивались воедино в какой-то суетливой толпе, и это создавало впечатление серьезной занятости. Пришедший юноша никогда не любил спрашивать их о том, как обстоят дела, и обходил стороной. Он спрашивал обо всем только своего отца.       Отец был на прежнем месте, ровно там же, где и два года назад. Он записывал свои опыты на бумаге и одновременно следил за человеком, что лежал на больничной койке в не очень хорошем состоянии. Отвлекать не хочется, но порадовать своим возвращением все-таки нужно. Наверное. — Рад тебя видеть, отец, — произнес где-то долго странствующий парень, пытаясь обратить на себя внимание главного доктора. Не вышло. Юноша покашлял в кулак. — Доктор Вальц, позвольте оповестить о возвращении блудного сына.       Вальц поднял лицо и спокойно улыбнулся, встав со своего рабочего места. Он пока что ничего не отвечал, будучи утопленником в своих мыслях, но после окончания работы (что заняло, примерно, минуты две) он все же отошел со своим сыном в его кабинет, чтобы нормально поговорить. — Ты слишком долго пропадал, Эйден, — словно с каким-то укором заметил Вальц, и младший слегка нахмурился, сжав ладонь в кулак. — Твоя рация сломалась? Почему мы не могли с тобой связаться? — Потому что я ее потерял, — честно и серьезно ответил Эйден, вспомнив, что сентиментальные разговоры с отцом — это не его задача. Никакого восторга от встречи, никаких радостей, никаких похвал. Все как обычно. — Мия сильно волновалась? — Спросишь у нее, когда увидитесь, — произнес доктор и едва расслабился, откинувшись на спинку кресла. — Расскажи, что там снаружи происходит. Есть ли еще люди за пределами Вилледора?       И Эйден принялся рассказывать все без лишних красок и с серьезным тоном, говоря, в общем, только о самом важном.       Даже во время собственного изложения всей своей истории за прошедшие два года Эйден не мог перестать думать о том, какова будет его встреча с Мией, с его сестрой, единственной и любимой. Она всегда была для него лучом света среди всего мрака. Она всегда вселяла надежду, когда ее не было вовсе. Она казалась для него самым лучшим, что только существует в мире.       Мия красива, честна, и хоть и не такая храбрая, как ее брат, но очень дружелюбна и ласкова. В отличие от Эйдена, который чувствовал себя нужным где-то в тысячах километрах отсюда, Мия ощущала себя нужной людям здесь, в огромном комплексе ВГМ. Она, действительно, нужна людям, чтобы поговорить, чтобы успокоить, чтобы развеселить или скрасить одиночество. Вальц особенно ее любит — за ее доброту и женственность.       Но и она многое переживает за то время, когда помогает всем пациентам. Девушка пытается отдавать свое тепло всем, и ей больно видеть, когда люди погибают от неудачных опытов над ними.       И ведь, действительно, здесь проводили опыты над людьми, но каждый работник ВГМ утверждал, что это эксперименты во благо человечеству. Эйден знал, что эта компания ставила опыты на детях, в том числе и на нем с Мией, чтобы разработать вакцину против вируса, однако, когда сам Эйден немного повзрослел и заимел свою точку зрения, Вальц больше не экспериментировал на детях. Сын говорил, что это бесчеловечно.       В детстве Эйден совершенно не понимал, почему его отец так сомневался в том, чтобы прекращать опыты над детьми и начать ставить их на взрослых людях. Эйден, действительно, не знал, что в этом плохого — ему казалось, что исследования с помощью детей гораздо хуже. Но уже в пятнадцатилетнем возрасте парень понял все: дети просто были меньше подвержены заражению. Вальц не хотел рисковать людьми, не хотел ставить под угрозу и так вымирающее человечество. Но он не мог позволить, чтобы его собственные дети разочаровались в нем. И он сделал то, о чем просил сын.       После такой реформы в лечении и разработке вакцины Вальц проводил опыты над добровольцами, вел записи и, действительно, помогал, когда это было необходимо. Эйден часто проводил с ним время, когда находился в здании ВГМ, но на деле же не являлся ни доктором, ни каким-либо помощником. Он полностью доверял своему отцу, верил в его идею спасения мира и уходил на дни, на недели, на месяца, годы просто потому, что знал, что в здании ВГМ все хорошо, пока руководителем великой операции будет Вальц.       На самом деле, Эйден практически не знал никаких подробностей того, как именно происходит процесс выработки вакцины. Ему никто особо ничего не говорил: Вальц лишь показывал результаты проделанной работы, выполненной без единых недочетов, а Мия вовсе замалкивала или переводила тему, когда брат спрашивал ее об этом важном деле. Конечно, Эйден понимал, что от него что-то скрывают, но успокаивал себя тем, что ВГМ просто молчат о вынужденных жертвах, которые не смогли пережить опыты. Парень просто не хотел думать о другом. Он хотел верить, что отец делает все правильно.       Сейчас же гадать и размышлять об этом не стоит. Сейчас все хорошо. Сейчас Эйден здесь. Если что он всем поможет. Как всегда. — И что же? На сколько ты вернулся? На часок или на два? — с прежним суровым лицом спросил Вальц, вставая из-за своего места и этим давая понять, что их разговор подходит к концу. — Планировал остаться на пару дней, — спокойно, но серьезно ответил Эйден. Хмурость и чрезвычайная деловитость — это их семейное.       Когда недолгий разговор с Вальцем окончился, Эйден направился в свою комнату, чтобы отдохнуть от долгих похождений по миру. Что-то внутри него сжималось, теснило душу, и это что-то казалось настолько знакомым и привычным, что парень практически не обращал на это внимание, несмотря на резкую боль, которую он ощутил во всем теле. Взглянув на свои руки, путешественник заметил вздувшиеся вены и устало вздохнул, понимая, что надо готовиться к худшему. Ведь он превращается, если не принимает препарат.       Конечно, это все дело рук ВГМ, после опытов которых появились последствия. Ему часто становится плохо, ему часто приходится внимательно следить за своим состоянием, чтобы заметить, когда стоит принять препарат — ингибитор, который позволяет ему не заражаться полностью.       Мия тоже терпит некоторые последствия после всех поставленных на ней опытов в детстве. Девушка физически слаба, ей трудно выдерживать целые дни в активном движении, поэтому, в отличие от своего брата, никогда и не уходит за пределы комплекса ВГМ, оставаясь рядом с пациентами. Да и зачем уходить, если это здание прекрасно играет роль родного дома? Тут безопасно, тут много добрых людей, с кем можно поговорить, и множество профессионалов, которые уверенно идут к своей цели — созданию вакцины, что обязательно спасет человечество.       Но, на самом деле, Эйден не держит обиды на своего отца за все пережитое в детскую пору. Да, они с Мией, да и остальные дети, страдали и теперь навсегда нездоровы (а кто-то, наверняка, и погиб), но парень знает, что это было необходимо. К тому же, особо злиться на Вальца и незачем — он ставил те же самые эксперименты и на самом себе, несмотря на знание о том, что эти лекарства гораздо опаснее для взрослых, чем для детей.       Когда Эйден пришел в свою комнату, он принял содержимое ингибитора, вытащенного из рюкзака, и уставши упал на кровать, раскинув руки в стороны. Он всегда так делал, возвращаясь в это место, наверно, потому, что здесь ему было спокойно. Не во всем здании ВГМ — тут у него особо нет причин чувствовать комфорт, а именно здесь, в собственной комнате. За все годы своих странствий юноша и не заметил, как полюбил одиночество, а потому и никогда не говорил с кем-то на эту тему. Да он вообще ни с кем практически не разговаривал здесь: несмотря на прожитые в этом месте детство и отрочество, Эйден ни к кому так и не привязался, никем так и не дорожит, ни перед кем не чувствует долг за заботу, ни к кому не испытывает уважение. Единственным исключением является лишь семья — не названная (когда любого второго человека называют «братом» или «сестрой»), а по-настоящему родная. Это знаменитое на все ВГМ семейство Колдуэллов — вот, что, действительно, имеет смысл, вот, ради чего стоит еще жить в умирающем мире.       Все еще не закрывая глаза, уставшие от долгой бессонницы, Эйден медленно осмотрел свою комнату. На верхних полочках виднеются где-то старые, где-то совсем новые, где-то потрепанные и несколько раз переклеенные, где-то загнутые на уголках, но все чистые, совсем не пыльные фотографии. Чтобы разглядеть их поближе, парень даже не поленился встать с удобной кровати и подойти к стенке. Там он, совсем малыш, играется с бумажным самолетом около огромного (как тогда казалось) зеленого дерева, которое в нынешнее время, наверно, уже сгнило или вовсе исчезло с лица земли. На другой фотографии — Эйден и Мия бултыхаются в чистом озере, сейчас наполненное лишь токсичными веществами. Еще одна фотография, и еще одно воспоминание — Вальц учит своего уже подросшего сына водить автомобиль, который в теперешние дни завести очень затруднительно.       Колдуэлл посмотрел в небольшую коробку, что стояла в углу комнаты. Различные игрушки валялись там ровно так, как в далеком детстве, но вот детские рисунки аккуратно сложены в небольшой пакетик поверх всех вещей. И Эйден улыбнулся. Улыбнулся даже не от того, что видит это все, ведь видел он это и раньше. А улыбнулся от того, что Мия, которая убирает здесь все каждый день, до сих пор так бережно относится к предметам, напоминающим им о детстве, и своей любовью к прошлому заставляет и брата буквально лелеять все, что напоминает о прошедших годах.       Молодой человек толком и не отдохнул, но уже чувствовал себя бодрым и даже энергичным только после того, как увидел эти прекрасные вещи своего прошлого, своего детства, и эта детская активность, которая вдруг повышалась даже после жуткой усталости, проснулась в его душе снова. Поэтому Эйден довольно резво двинулся из своей комнаты, чтобы встретиться с главным человеком всего его прошлого, и тут же пожалел, что направился так быстро и внезапно: ноги тут же загудели, устало заныли мышцы и затряслось тело. Все-таки ничего и никогда не будет так, как прежде.       В комнате Мии не было самой Мии, да и вообще здесь не было практически ничего, кроме самого необходимого. Зная о глубокой, женской нежности своей сестры, Эйден удивлялся, почему девушка не хранила в комнате бесчисленное множество каких-нибудь фотографий, отображающих их совместные воспоминания. Однако все просто: Мия, значит, часто приходила в комнату брата, чтобы подумать о прошлом, помечтать о скорых встречах и окрылиться надеждой, что все будет хорошо. Ей не нужно было каждый час видеть материальные воспоминания об Эйдене: достаточно было прийти в его комнату и почувствовать, что он находился рядом с ней. — Эйден? — послышался негромкий, такой знакомый и родной голос, что внешняя, доставшаяся от отца суровость мгновенно исчезла с лица Колдуэлла, и он неспешно обернулся, стараясь не показывать, как сильно скучал. — Когда ты вернулся?       Девушка прошла дальше, вглубь комнаты, но не подошла близко к брату, ожидая, когда он сам подойдет. Она всегда так делала при их встречах просто потому, что каждый раз боялась, что Эйден вернется из своих похождений по миру другим, что он изменится, что он разлюбит и станет таким же холодным, каким кажется для всех Вальц. Но каждый раз ее опасения рушились, когда парень с трогательным видом приближался к ней и крепко обнимал, радуясь, что они снова вместе. Сегодняшний день не стал исключением: Мия снова оказалась в теплых объятиях брата и заулыбалась, ощущая прилив любви к родному человеку. — Я недавно пришел, — нежно ответил Эйден, немного отстранившись и приподняв краешек своих губ только от вида своей сестры. — Что нового? Как у вас… — Ты так долго ходил там, так долго не отвечал нам, что произошло? — без упрека, а лишь с заботливой тревожностью начала Мия, и на ее лице выступила та самая сентиментальная ласка, которой могут быть наделены только женщины. — Я думала, ты вернешься… Два года прошло, Эйден! Два года без вестей от тебя! Прости… я молилась за твой покой на небесах. — Все хорошо, — шире улыбнулся юноша, опустившись на стул и указав взглядом на другой, чтобы Мия присела рядом. Та послушно выполнила просьбу, не спуская внимательных, беспокойных и красивых глаз со своего брата. — Не переживай за молитвы. Не думаю, что Бог обращал на меня внимание эти пару лет. — Он на всех нас обращает внимание, Эйден, — строго произнесла девушка и тихо вздохнула, заметив и зная, насколько равнодушно Эйден относится к Богу. Он не верил. — Ладно… Ты не ответил на мои вопросы.       Брат рассказал ей все кратко, без описаний самих странствий и увиденных ужасов, но больше вдавался в подробности воспоминаний о своих встречах с людьми, живущими далеко за Вилледором. Мия слушала чутко и сосредоточенно, а в ее взгляде четко выражалась осознанность: она анализировала его слова и проверяла, правильно ли он поступал или нет. Не отыскав ничего страшного и жестокого с его стороны, девушка успокоилась и мгновенно простила ему все те переживания, которые ей пришлось испытывать все это время. — А у вас тут как все? Как город? Как наша компания? — расспрашивал после собственного рассказа Эйден и сразу почувствовал вину, заметив, что лицо Мии стало печальным, напуганным и беспокойным одновременно. Он знал, что любое слово, любое напоминание о чем-то плохом может пагубно повлиять на состояние его сестры, поскольку она слаба не только в физической, но и в нервной составляющей. — В последнее время между ВГМ и жителями Вилледора начались какие-то недопонимания и ссоры, — почему-то тихо говорила Мия, смотря в пол и крепко сжимая края своей кофты. — Я не знаю, из-за чего начались эти противоречия, отец мне ничего не говорит, не желая беспокоить. Но я точно знаю, что что-то не так: пару дней назад нас оповестили о том, что собирается очередной набег на наши территории. — Ты не видела этих людей? — Нет, они еще не приходили сюда — атакуют, вроде, другие наши здания, — неуверенно отвечала Мия, говоря только то, о чем знала или догадывалась наверняка. — Разве кто-то осмелится напасть на нас здесь? Ведь тут охрана… — Скажи мне только одно: ты боишься? — сожалеюще выгнув брови, чувственно спросил Эйден и поднялся на ноги, когда увидел слабый кивок со стороны сестры. — Тогда я разузнаю обо всем у отца и обязательно сделаю что-нибудь.       Девушка снова слабо кивнула, хмуро глядя в одну точку, а потом восторженно обернулась к своему брату, и ее красивые глаза загорелись. — Так, ты останешься с нами? Не уйдешь? — Я не брошу тебя, пока не буду уверен в том, что тебе здесь не грозит опасность, — четко высказал все Эйден и напоследок улыбнулся, после чего решительно направился к Вальцу, чувствуя, как силы наполняют его тело.       Но в коридоре была какая-то суета, рядом шумели и громко говорили, словно распоряжались. Никого из охраны рядом не было, и создавалось ощущение, что все защитники ВГМ спустились вниз. Как оказалось, так оно и было.       Атака, о которой говорила ему Мия, совершилась прямо сейчас, и Эйден быстро побежал вниз, любопытствуя узнать, кто и зачем нападает на ВГМ, однако по дороге он набрел на своего отца и остановился, зная, что тот обязательно что-нибудь скажет. — Не беги туда и лучше подожди, когда свое дело сделают ренегаты, — уверенно и слишком спокойно произнес Вальц, и Эйден как-то сурово и подозрительно посмотрел на него, думая, что в этих словах было что-то наплевательское к жизни простых людей. — Не волнуйся, ренегаты не сделают им ничего плохого. — Это прекрасно, но я все же спущусь, — с теми же сомнениями настаивал на своем парень, и Вальц пожал плечами, словно и действия его сына не имели для него никакого значения. — Хочу посмотреть. — Слишком многого ты всегда хочешь, Эйден, — холодно и твердо сказал мужчина, покачав головой в разные стороны, чтобы ясно дать понять, что недоволен решением юного странника. — Твоя чрезвычайная рискованность однажды может тебя подвести. — Поверь, я знаю, что делаю, — без какой-либо торжественности сказал Эйден, и именно этот тон услышанных слов позволил Вальцу убедиться в том, что его сын уже, действительно, все знает и все умеет.       Во взгляде отца Эйден прочитал согласие и рванул вниз по лестнице, зная, что это гораздо быстрее, чем ждать лифт. На всякий случай приготовившись к драке, он вдруг стал напряженнее, но, как только достиг нужного этажа, огорченно фыркнул: атаковавшие были уже схвачены и избиты. — Чтоб вы все передохли! — рявкнул один из нападавших, наверное, лидер группы, которого буквально тащили прочь избивая, чтобы не сопротивлялся.       Видя на полу несколько трупов (и с той, и с другой стороны битвы), Колдуэлл впервые подумал о том, что злоба людей на ВГМ может быть обоснованной, ведь просто так никто бы не пошел отрядом в десять человек на целую охраняемую компанию…       Итак, «преступники» заключены за решетку. Шум в здании утих. Вальц спокойно продолжает свою работу. Мия, как и прежде, помогает пациентам. И только Эйден не находит себе места, думая лишь о том, что ему необходимо разобраться со всей ситуацией, словно никто, кроме него, этого не сделает.