Дорогая сестра

-Просыпайся, сестрица, — первое, что услышала Аяка, после, казалось бы, вечной тьмы. Всё тело затекло, руки болели. -Аято, где я? — Аяка открыла глаза, но попытавшись протереть их поняла — руки скованы, а телом и не пошевелить. Она дернула ногой, но услышала звон цепей — ноги тоже крепко привязаны к кровати. Камисато оглянулась. Это была темница их клана. Ее глаза округлились в непонимании. -Думаю, ты уже поняла, — Аято сел на Аяку сверху, а лицо его расплывалось в нежной улыбке. Он сжал шею сестры, совсем не сильно, лишь чтобы припугнуть, -Я мечтал о тебе столько времени, но ты безнадежно влюбилась в Тому, разочаровываешь меня, сестрица. Аяка ничего не понимала. Мечтал? О чем? О ней? В каком смысле? -Братик, что ты имеешь ввиду? — Звон цепей на ее руках, которые она потянула, чтобы скинуть Аято с себя. Не получается. А страх медленно подступает, слезы накатывают. -Ну, ну, тише, милая, — парень касается ее щёк, вытирая мокрые дорожки, -Я просто говорю, что единственный, кто любит тебя на самом деле. -Если ты меня любишь, то отпусти, умоляю, — девушка срывается на крик, что так непозволителен для аристократки Инадзумы. -Я же сказал, тихо! — Величественным голосом приказывает Аято и даёт звонкую пощечину, от которой Аяка вскрикивает, а кожа краснеет. -Зачем тебе это, пожалуйста, не надо, — беловолосая умоляет, а Аято тем временем с некоторым возбуждением смотрит на свой клинок, который при слабом настенных ламп блестит серебром. -Что надо? Не понимаю о чем ты, — И синеглазый достает свой меч, подходя ближе. Он кладет его ей между грудей, надавливая, ломая броню. -Ай, — сестра дёргается, от чего меч боком лезвия впивается ей в кожу. -Не дергайся, я не хочу сделать тебе больно, — брат берется за ткань и режет ее резво, быстро, аккуратно, но все-таки, задевая кожу сестры, оставляя небольшие порезы, от чего столь прекрасная небесная ткань окропляется алыми следами. Аяка стонет от боли, что электричеством пронизывает тело. И вот, когда платье спадает, Аято приступает к ее трусам, разрезая одним движением. Камисато нравится лицезреть это прекрасное тело. -Так ты бреешься? Интересно, для кого? Часом не для Томы? — Он касается ее лобка, от чего та вздрагивает, ёрзает. И Аято касается ее клитора, от чего Аяка издает тихий стон. -Прекрати, не надо, мы же… — Она пытается использовать крио элемент, но как на зло, не получается. -Ты это ищешь? — Аято достает из рукава крио глаз бога, до которого Аяка не может дотянуться, добраться как бы не хотела, -Знаешь, мне все равно. Я чувствовал к тебе такую любовь с самого детства, а ты не замечала, какая разница, что мы брат и сестра? Я единственный, кому ты принадлежишь. -Детства? Аято ты… — Глаза девушки округлились от ужаса. Что за чертовщина? Она не понимает, не хочет признавать, не хочет видеть его больше. Аяка не хочет чувствовать, как он проникает в нее пальцами, она не хочет слышать его учащенное дыхание, не хочет осознавать, что сейчас происходит. Аято приятно ощущать ее тепло, знать что сейчас она принадлежит только ему. Второй рукой он сжимает ее грудь, а потом спускается ниже, к ягодицам, и сжимает их тоже, с такой силой, что Аяке ничего не остаётся как сдавленно стонать от неприятных ощущений. Старший раздвигает два пальца в ней, а вынимая облизывает, словно это абсолютно нормально, словно так и должно быть. -Я тебя ненавижу, хватит, — Аяка говорит это тихо, почти шепотом, а Аято в ответ лишь строит расстроенную мордашку, ничего не отвечая. Он касается своего пояса, тянется к пуговице на штанах и ловко ее расстегивает, приспуская штаны. -Мой член больше чем у Томы, правда? — И Аято достает его, -Видишь, уже стоит, это все благодаря тебе, милая. Аяке мерзко. Мерзко на столько, что тошнит, хочется расплакаться снова, хочется убежать и никогда больше его не видеть. Парень садится на ее ляшки, трётся членом о промежность, словно играясь, а девушка жмурится, готовясь. Его член и в самом деле не маленький, она не знает, сможет ли он вставить его полностью. И Аято наконец входит, резко, беспощадно, вызывая дикую боль, жжение. Он упирается в матку, а делая движение видит на своем члене кровь. -Расслабься, так будет приятнее, — Аято нависает над ней и целует в шею, словно успокаивая. Аяка пытается расслабиться, но не получается, мысли о том, кто это делает, гнетут, не дают перестать чувствовать ту мерзость, что растет каждую секунду. Аято царапает ей кожу ногтями, от чего девушке ничего не остаётся кроме как кричать и умолять прекратить. И вот старший наконец кончает, заставляя младшую вздохнуть с облегчением, до тех пор, пока она не замечает, что аято достает из рукава банку с маленьким электро слаймом, что так искрится, сияет, в попытке выбраться. -Знаешь, ты так груба со мной, малышка, я тебя накажу, — и он достает это существо, сжимает в руке и тянется к ее вагине, вставляет, заставляя из глаз Аяки течь слезы. И слайм атакует, пронизывая всё тело слабым электричеством, от которого глаза закатываются. -Х-хватит, — голос беловласой дрожит, из глаз вновь льются слезы, через которые проходят слабые молнии. -Нет, — гордо отрезает он и смотрит на орудия пыток, висящие на стене. Он подходит к мачете и разглядывает его уже затупившиеся лезвие в запекшейся крови, а затем берет в руку. Аяке страшно. Аято возвращается к сестре и касается этим лезвием ее груди, хватает за соски и медленно, долгими короткими движениями начинает их отрезать, игнорируя мольбы Аяки, игнорируя ее слезы и попытки вырваться. Первый сосок отрезан и он просто кидает его на пол. Приступив ко второму, брат сначала протыкает его, прокручивает нож, от чего брызги крови струйками попадают на его рукава, а потом так же отрезает. Кровь стекает по груди к кровати, впитываясь в нее, отпечатываясь на руках, которые Аяка пытается притянуть, чтобы свернуться калачиком, но цепи не дают, сдерживают. Она не может ничего сказать, лишь звучно стонет от боли. -Замолчи, — он вставляет ей в рот очередного слайма, в этот раз гидро, а потом затыкает его кляпом, не давая нормально дышать. Аяка захлёбывается, но не может ничего поделать, теперь ей не издать даже звука без страха, что тот попадет ей в лёгкие. И Аято вновь достает свой член, а затем подойдя ближе к лицу, воткнул нож в каждую из грудей, сделав отверстие. Аяка приглушённо кричит и слайм проникает ей глубже в горло, от чего та кашляет. Из глаз неконтролируемо льются слезы. Аято входит в раны, что он ей сделал, чувствуя как мясо и жирок обвивают его. Он стонет и в очень быстром темпе трахает ее грудь. Аяка не чувствует уже страха, только ненависть, она приняла свою участь, но до чего же обидно, почему ее родной брат делает с ней такое? Почему он так издевается над ней? Аято кончает прямо в разрез, наполняя его белой прозрачной жидкостью, от чего жжет ещё сильнее. Аяка начала отключаться. Глаза закатывались, а перед глазами стоял темный туман. Аято недоволен, его это неимоверно обижает. -Не смей, сестрица, — и он даёт ой пощечину, но Аяка уже потеряла сознание, -Какая ты мерзкая! Аято думает что делать и, оглядевшись на полку с медикаментами находит настойку, которая называется «нашатырный спирт». Он достает его и подходит к Аяке, давая понюхать. Та открывает глаза спустя пару секунд, не желая осознавать, что все что сейчас происходит не отвратительный кошмар, а жестокая и мерзкая реальность. -Милая, кто тебе разрешал? — Аято уже держит в руке свой клинок. Аяка не понимает, что брат хочет сделать, так что просто нервно мотает головой, словно умоляя остановиться. Но тот подходит к ней ближе и, хватая за задницу, вставляет в нее мечь, разрывая плоть. Аяка кричит, а потом случайно проглатывает слайма. Дыхание сперло. Кровь у ее ног лилась тонкими ручейками, продолжая впитываться. Под матрасом образовалась небольшая лужица, что продолжала по маленьку увеличиваться с падающими каплями. Аято прокручивает меч внутри нее, Аяка уже не может кричать, ее голос сорвался, от чего она негромкие писки. Аято вынимает меч, от чего кровь струится ещё больше, а чтобы та не текла, он использует гидро глаз бога и затыкает все водой, наполняя ее. -Аяка эту боль? Мне так же больно от твоих слов. Мне больно от того как ты безразлична ко мне, — он подносит к своему глазу, словно вытирая слёзы. А время на часах тикает. Аято обратил на это внимание и немного разочаровался. -Как жаль мне пора садиться за работу, милая, ты можешь мне ещё одну услугу! — И он подходит к ней, вновь обнажая лезвие клинка и крепко вцепляется пальцами в ее бедро, -Я думаю Томе ты очень понравишься! — И касается лезвием, вдавливает его, а потом кухонным ножом вырезает кусок мяса, медленно, заставляя прочувствовать всё. Болевой шок не позволяет Аяке кричать и вырываться, лишь неимоверно содрагает тело. -Я вернусь к тебе ночью, дорогая, — И он кладет отрезанную часть бедра в бумажный пакет, что внутри пронизан пластиком и сует в рукав. Аято перебинтовывает ногу, но это ничерта не спасает. Он выливает спирт на бинт, Аяку словно облили жидким огнем, она кричит. Аято уходит, наглухо закрывая дверь и оставляя бедную сестрицу безнадежно глядеть в потолок, молясь о скорейшей смерти. *** Аято вернулся тихо к давно уснувшей Аяке. Он посмотрел на ее тело, что уже перестало кровоточить и спекшуюся кровь на груди. -До чего же прекрасна моя сестрица! — От его голоса Аяка мгновенно вздрагивает, открывая заплаканные глаза. Аято убирает из ее рта кляп и смотрит на ее измученное лицо с неописуемой любовью. -Томе очень понравился твой вкус, он даже и не понял когда я спросил, как ему ты на вкус, лишь посмеялся! — Аято поправил свои светло-голубые волосы, словно глазурная лилия, и улыбнулся так по доброму, что хочется плакать. -Ты… Дал Томе попробовать меня?.. — Аяка спросила это слабым голосом, который дрожал и хрипел. -Да! Ты представляешь… — И Аято начал в деталях рассказывать что было. *** ×От первого лица: Аято× Я зашёл на кухню клана. Повара ещё не пришли. Я достал нож, что лежал в ящике и аккуратно очистил мясо от кожи, промыл его, чтобы крови было меньше. На сколько прекрасна плоть моей прекраснейшей сестрёнки! Оно словно самая дорогая мраморная говядина. Я обращаюсь с ним максимально аккуратно, думая, что же приготовить. Думаю, стейк из него будет просто чудесным! Я открываю крио ящик, который создала Аяка при помощи своего чудесного элемента, и нахожу там все нужные ингредиенты. Цветки сахарки, специи, просто чудесно! Я делаю маринад, каждый ингредиент тщательно смешиваю, дабы улучшить вкус на столько, на сколько это возможно: сестра должна быть приготовлена лучшим образом. Я кладу в него мясо, оставляя чуть-чуть насытиться, а тем временем разогреваю сковороду. -Господин Аято! — Тома врывается на кухню, -Я вас везде искал, фух, — он пытается отдышаться. -М? — Аято недоволен. Как этот любовник его сестры посмел ему мешать? -Ах, Тома, ты что-то хотел? -Да нет, господин, я просто хотел с вами увидеться. Ой, Вы что-то готовите, могу я Вам помочь? — Он заинтересован, -Ого, какое качественное мясо! -Нет, мне не нужна помощь, спасибо, — отвечает как и полагает главе клана. Аято задумался, -Хочешь я тебя угощу, когда закончу? -Конечно, для меня это будет огромной честью! — Тома смеётся, -Ох, я за уборку, сегодня по плану она должна быть в подзем… -Нет, не стоит, сегодня у тебя выходной, — сердце Аято дрогнуло. Никто не должен узнать его секрет. Никто. -Но… — Тома пытается возразить. -Нет, — Аято злится. -Хорошо, господин, сегодня вы странно себя ведёте, — Тома удивлен. -Правда? — Аято старается быть спокойным, но само присутствие того, кого он считал другом сейчас его уничтожает. -Иди уже за стол, я скоро буду! Спустя пол часа чудеснейший стейк уже готов. Аято делит его так, чтобы ему досталось больше, чем Томе, он недостоин большей части плоти любимой сестрицы. Аято пробует первый кусок и в восторге смакует его. Как вкусно! -И как тебе на вкус моя сестра? — Аято говорит это так, словно шутит. -Господин, это невероятно! — Тома задумался, -Сестра? -Хах, я шучу, не волнуйся, — И Аято продолжает свою трапезу. *** Аяке мерзко. Она рыдает от того, что Тома не понял. Никто ее не спасет и никто не поможет. Это чувство забирает любые надежды. Остаётся лишь одно — терпеть в ожидании собственной смерти. Аято нависает над ней, держа в собственных руках чью то руку. Рука была оголена, но именно эту она не перепутает ни с какой другой. Это рука Томы. -Что ты с ним сделал, урод?! — Аяка кричит из последних сил, уже не обращая внимания на слезы, что текли по ее щекам и горлу. -Ничего особенного просто накормил тобой, приправленной снотворным, а потом, ну, я думаю ты догадываешься, любимая, — он смеётся словно псих, коим уже и стал. Аяка уже не чувствует ничего. Ее единственная любовь и надежда на спасение была разбита. Теперь даже эти пытки не кажутся ей чем то кошмарным. Она закрывает глаза, в надежде что Аято сойдёт с ума и побыстрее ее убьет. Аято наконец усмирил свой смех и эмоции и бездушно вновь смотрит на орудия пыток. Там лежали плоскогубцы. Аяка не видела, но слышала как его шаги раздаются эхом по помещению. Она слышала, как брат подходит к ней и берет ее руки, сжимая пальцы чем то металлическим. Он немного двигает плоскогубцами, вцепляясь в ноготь и с силой дёргает первый. Аяка вскрикивает, но тут же подавляет голос: в этом всём нет смысла. Один, второй, третий — Аято вырывает их все, каждый, не оставляя ни одного, только кровотачищие раны. Он аккуратно складывает ноготочки в коробочку, словно это самое настоящее сокровище. -Сестрица, погляди, — Аято показывает ей то, как красиво разложил их, но Аяка не смотрит, не хочет, не может. -Я не… — Аяка пытается что-то сказать, но замолкает: с ним нет смысла говорить. -Зачем тебе глаза, если ты не хочешь смотреть на меня? — Аято злится, энергично берет нож, что валяется на полу и шустро подходит к ней. Но он останавливается и кидает нож, вместо того касаясь пальцами ее век, вдавливаясь, вновь вызывая неконтролируемый крик. Он выдавливает ее глаз, кровь вновь течет, он отпускает его, а тот остаётся висеть на тонких сосудах. Аято делает то же самое со вторым. -Не хотела меня видеть? Теперь никогда больше не увидишь, — он зол. -Умри, ублюдок, архонты тебя накажут… — Аяка стонет это, задыхаясь от неимоверной боли, которая каждую секунду становится слабее, слабее, слабее… -Язык тебе тоже не нужен, — И он открывает ее рот, зажимая ножом, чтобы она не закрыла и отрезает верхнюю половину языка, от чего кровь льется изо рта, оставаясь на губах сестры. Аяке кажется, что она потеряет сознание, она тому и не противится, но не получается, цепучая боль не позволяет. И Аято вновь берет нож, подходит к ее животу и вспарывает только кожу: всё должно быть аккуратно. Пульс Аяки становится слабее, что Аято ощущает, трогая ее кишки. Он достает их и приспускает свои штаны, касается кишками, что снизу были разрезаны после его меча, своего члена и начинает медленно водить, обвивать и сжимать ими ускоряясь и вскоре кончая. Пульс Аяки стал совсем слабым, сердце почти не билось. Аято хочется вновь попробовать ее на вкус. Он берет ее ногу, и кусает прямо за истощенную ляшку, из которой он уже вырезал кусок. У сестры Камисато уже нет сил кричать, она просто молча терпит. Аято откусывает и жуёт, словно это еда богов, которую заслуживает только он. В его глазах не было ни капли сожаления, только желания: больше, больше, больше… Где то в коридоре раздаются шаги: мощные, звонкие. Глава клана не обращает на это никакого внимания, ему нет дела до других, когда рядом его любимая сестра. -Камисато Аято, я искала тебя весь день, где тебя, черт тебя побери, носит? — Электро архонт вальяжно входит в пыточную. И замирает, не сразу осознав, что происходит. Она смотрит на эту картину секунд десять, промаргиваясь, пытаясь переварить уведенное. И Аято наконец обращает на нее внимание. Он оборачивается и, когда Райден вновь моргает, за секунду пропадает. Архонт оглядывается по сторонам и чувствует дыхание позади себя, а сразу после тупую боль в виске. Она теряет сознание. Часы? Дни? Сколько времени прошло? Райден открывает глаза и понимает что прикована. А рядом стоит Аято с отрубленной головой сестры и слезами смотрит на ее тело, с отрубленной головой, которую берет в руку и обнимает, со слезами на глазах. -Что же я наделал, милая моя Аяка, как я мог.? — А потом он оглядывается на Райден, которая в ужасе пытается вырваться. Она использует электричество, но то лишь впитывается в оковы. Аято пока она лежала без сознания сделал громоотвод, до чего же умён. Он подходит к ней ближе и теперь улыбается. Райден не знает, что ей делать.