Подснежник

Пообещав рассказать все за ужином, Сергей сам поглядел на фигурку вдалеке и с тяжелым вздохом повел Вову назад. Кухня находилась на этаж выше, а лестница скрывалась за одной из похожих дверей коридора, на ней тоже была табличка, но не «ФИО», а «2 этаж. Кухня. Жилые помещения» — в столбик. Дверь открывалась без карты, но рядом была панелька, на которой тускло светилась буква «Б». Миновав ступеньки, они вышли в просторное помещение с большими окнами и колоннами. Колонны, как и пол, были из темного гранита, что вызвало у Вовы ассоциации с каким-то сказочными замками, но столы были отнюдь не дубовыми: небольшие металлические столики стояли в четыре ряда, к каждому столу было придвинуто по четыре стула. Впереди в стене широкое окно раздачи, за ним была тьма, такая же, как и за большими окнами, что тянулись по левой стене. По идее, с них должно быть видно часть крыши от ангара с поездом и первого этажа лаборатории, но Вова не увидел ничего: свет снаружи не горел. — Пойдем, — Сергей потянул омегу за рукав к окошку раздачи. — Так что там с Ваней? — напомнил Вова. Альфа замер и на мгновение переменился в лице, будто уже не собирался возвращаться к этому разговору, но затем грустно улыбнулся и произнес: — Я знал, что он особенный. Знал, потому что отец познакомился с папой Цзы, когда мне было уже четырнадцать. И они не скрывали, что Ваня тоже приемный, как и я, только я жил с отцом с самых пеленок, а Ваню Вэй взял, когда тому стукнуло лет десять. Его «особенность» давно проявилась, и папа Цзы знал, на что идет. Он потратил много денег, очень много, чтобы Ваня ходил и говорил. Помимо денег папа потратил еще кучу нервов и первого мужа. Тот альфа не был готов к такой ноше. — Сергей повернулся спиной к окошку, уперся ладонями и, легко подтянувшись, сел на него, чтобы затем, согнув ноги в коленях, перемахнуть на ту сторону. Рядом была дверь, но Вова почему-то подумал, что она заперта, раз его новый друг выбрал такой путь. Сергей исчез в темноте, но совсем ненадолго. Тьму разрезал яркий желтый свет от лампочки внутри холодильника, и, достав что-то, Сергей продолжил: — Папа нашел Ваню, когда устроился в одну из больниц, он тогда еще не успел защитить докторскую, был где-то в процессе обучения. Мой омега оказался сиротой, который ни дня не прожил вне больницы. Ему поставили диагноз на второй день жизни, и, хоть официально он являлся воспитанником какого-то местного детского дома, ни разу в жизни там не был. Папа Цзы всегда говорил, что, как только увидел его, недоразвитого, жалкого десятилетнего малыша, который выглядел, дай бог как шестилетка, сразу понял, что это его сын. Поэтому и докторскую он защитил на тему его диагноза. — А что… — Вова хотел спросить о болезни, но прикусил язык, вдруг решив, что сует нос куда не следует. Но Сергей, щелкнув микроволновой печью, задал нужный режим и, осветив часть кухни теперь тусклым светом электромагнитного излучения, легко произнес: — У него болезнь «хрустального человека». Он при рождении получил много переломов, хромает на обе ноги из-за металлических штифтов в костях, легкие не развились, и без аппарата кислорода он почти не может дышать. С того момента как папа Цзы оформил опеку, у Вани больше не было сломано ни одной косточки. Пока наши родители не познакомились, — на последних словах он грустно усмехнулся. Вова не до конца понимал, что это за болезнь, но, судя по названию и рассказам, кости того омеги очень хрупкие, и это привело к травмам и патологии развития. Но при всем при этом он все еще не понимал, почему Ваню держат в стеклянном шаре в закрытой части Института. — Занимай любой столик, я сейчас еще вытащу из хранилища перепрятанные от меня сухофрукты и присоединюсь к тебе, — произнес Сергей, поставив еду на окошко раздачи. Кивнув, Вова взял тарелку и, развернувшись, понес ее к ближайшему столику. В тарелке было картофельное пюре и мясо, обжаренное в панировке. Пахло невероятно вкусно, но, усевшись, Вова отвлекся от еды. В большом пустом помещении были хорошо слышны гул ламп под высоким потолком и звук работающих холодильников, но было что-то еще. Он прислушался, а потому вздрогнул, подавив в себе писк, когда Сергей вынырнул из тьмы окошка, легко перемахнув к нему в зал. — Та-дам! — Он продемонстрировал небольшой пластиковый пакетик, в котором были цветные фруктовые кубики. Вова улыбнулся и принялся за еду. Сергей поспешил сесть напротив. Он раскрыл пакетик, и, взяв жменю, откинулся на спинку стула, и принялся закидывать в рот по одной, бездумно пялясь в потолок. Некоторое время они ели в тишине, и Вова уже собирался сам спросить о продолжении, но Сергей его опередил: — Родители сошлись давно. Ну знаешь, виделись на конференциях, общались по почте, писали вместе статьи. Поэтому я думаю, что отец был в курсе Вани с самого начала их общения. И, так как его это не оттолкнуло, папа Цзы довольно быстро согласился на работу в Институте. Мы тут раньше не торчали безвылазно, я экстерном окончил школу и катался с ним по конференциям и лекциям, по всему миру. Но как только Цзы привез Ваню — а это случилось два года назад, — я с тех пор здесь как в тюрьме, — он вновь замолчал. — Почему? — подал голос Вова, глядя на альфу, что даже жевать перестал. Тот тяжело вздохнул, зажмурился и произнес: — Я пометил его. — Укусил? — охнул омега. — Хуже, — Сергей открыл глаза и, посмотрев на Вову, произнес: — Я искусал его с ног до головы, у него даже на стопах и ладонях были следы от моих клыков, — вновь тяжело выдохнув, он снова откинулся на спинку и чуть тише произнес: — В процессе я сломал ему шесть ребер, запястье, ключицу, повредил позвонок и обе голени, а еще было сотрясение. Я просто одурел, когда увидел его. Такой хрупкий, похож на стрекозу с белоснежным тельцем и прозрачными крылышками. — Как это произошло? — почти шепотом спросил Вова, отложив вилку и с грустью глядя на альфу. По парню было видно, что он сожалеет о содеянном, но уже ничего не изменить. — Нас познакомили и после того, как отец провел им экскурсию, мне поручили отвести Ваню в гостевую комнату. А я с первой секунды, как увидел его, еще замотанного в пуховик, на вертолетной площадке, сразу же с разумной частью себя попрощался. Я знал что, как только мы останемся наедине, я сделаю это: поставлю метку на том, что принадлежит мне. Я помню, как повалил его и поставил первый укус, а дальше: красная пелена, его жалобные мольбы и стоны, а после сразу боль, сильные руки отца и плачь папы Цзы. Я отвратительный. Повисло молчание, Вова видел, как Сергей с силой сжимает кулаки, словно борется с желанием закричать или заплакать. — Ты не… — начал было Вова, но альфа перебил. — Нет. Отвратительный, потому что еще я помню, как Ваня, едва дыша от боли из-за сломанных костей, умолял родителей не наказывать меня. Папа Цзы приходил ко мне и утешал, когда меня заперли на три дня в комнате. Отец заставил меня выпить блокаторы и обещал сломать ноги за то, что я натворил, но он так ни разу и не поднял на меня руку, только наорал, когда я в себя пришел. Я понимаю их реакцию, но хочу лишь одного — обнять своего омегу. Но я наказан уже два года. Мне нельзя к Ване. Отец со мной не разговаривает, только иногда, потому что я должен научиться терпению. Папа Цзы, хоть и является опекуном Вани, все же пожалел и простил меня почти сразу. Только вот я сам с ними общаться не хочу. Они забрали у меня Ваню и ждут, что я буду чему-то учиться и слушаться их, — фыркнув, он сложил руки на груди, и на губах вновь заиграла улыбка. — Отцу не понять меня, он влюблен в бету, ему не приходится переживать раз в год гон, и он понятия не имеет, как я себя чувствую, когда меченный мной омега находится так близко и так далеко одновременно. Поэтому я залезаю куда хочу и делаю что хочу! — Звучит весело, — Вова тоже улыбнулся. Ему очень хотелось поддержать Сергея, потому что пусть и не до конца, но он мог понять его горечь разлуки. — И именно поэтому я, отдельно от всех, веду свою научную деятельность, — он сложил руки на груди и вздернул нос, явно ожидая расспросов, ведь если отдельно от всех, то и рассказать ему было об этом некому. Но Вова был самой благодарной аудиторией. — Какую? — воодушевленно спросил омега. — Я исследую историю этого места. И потому я не просто прятался от злого отца в архиве! Я стратегически пережидал там, пока опасность не миновала! — горделиво заявил Сергей. — Ого! И что тебе удалось выяснить? — Вова во все глаза глядел на нового друга. — Кое-что, касательно профессора Шевцова, — таинственно заявил альфа и, чуть сощурившись, шепотом добавил: — Я нашел копию документа, которую забыли закрасить чернилами, там сказано, что у кафедры астрономии, где-то на территории плато был очень мощный телескоп. И всю работу профессор вел там, а не здесь. — Я видел его! — тут же произнес Вова, подскочив от переизбытка эмоций. — Когда мы ехали на поезде, я видел огромную тарелку и шар! Сергей, схватив пакетик с сухофруктами со стола, тоже подскочил и произнес: — Это для меня не тайна! Я знаю, где это, больше скажу… — и, сделав драматическую паузу, добил: — Я там был! Вова, удивленно распахнув и рот, и глаза, ахнул. Его настолько сильно будоражила мысль о том, чтобы посмотреть на тех металлических великанов вблизи, что колени начали дрожать. — Т-ты мне покажешь? — робко и с придыханием спросил Вова, понимая, что теперь уже не переживет отказа. Сергей окинул его взглядом с ног до головы, словно увидел впервые, оценил, своим мыслям кивнул и произнес, пригнувшись к нему над столом: — Завтра на закате, но ты должен дать клятву, что не расскажешь никому. Я хоть и сказал, что родители прощают все, но я не могу ручаться за Лешу, да и за эту вылазку в целом. — Туда нельзя? — удивился Вова, явно не до конца осознавая, почему именно этот хулиган сидит с ним только по ночам. — Конечно нельзя, ты что. Это аварийный закрытый объект, там на каждой двери пломба, да и заперты они все. Внутрь так просто не попасть, — легко пояснил альфа. Вову словно ледяной водой окатило. Ему нельзя показать себя непослушным нарушителем, он здесь и так на птичьих правах. Хоть профессор Зубарев и доктор Цзы и приняли его очень радушно, это еще не значит, что они не переменят свою милость на гнев. Да и Сергею они, может, и прощают вообще все, но он-то не их сын. Он вообще ничей сын, Леша даже не его официальный опекун. И при любой плохой ситуации его же можно просто выставить за дверь — и все. Ничего он им не сделает, поплачет у порога и побредет неизвестно куда, пока не упадет в сугроб без сил, ведь отсюда до отцовской квартиры без чьей-либо помощи ему не добраться. Где вообще гарантия, что все те разы, что Леша заходил к нему, были хорошими? Может, он хотел сказать, что ему пора назад, к отцу? Старший ведь не сказал, что после Института они поедут куда-то дальше вместе. Сейчас они здесь побудут, а потом он его назад на поезд и домой. И хорошо, если на поезд, а что, если так? Пешком? Покажут направление, дадут пинка под жопу для ускорения, и все. Он же тут сам за себя, так же, как и раньше. С тех пор ничего не переменилось, никто не брал за него ответственность, все, что держало его здесь, это доброта Леши. А может, это и не доброта вовсе? А так, жалость, у которой есть лимит? И Леша заходил к нему, но не оставил записки или каких-то слов через доктора или Сергея. Он мог ведь разбудить его, но не стал. Значит ли это, что ему из жалости дают отоспаться перед дорогой? Вдруг Леша уже сто раз пожалел, что взял его сюда, ведь он заболел. Заболел, доставил лишние хлопоты и оказался бесполезным… Может, старший планировал его отправить на кухню в помощники или полы мыть, Институт ведь огромный, а он только спит и ест, спит и ест… Под конец размышлений Вова сам не заметил, как опустился на корточки и схватился за голову, потому дернулся, когда Сергей робко коснулся его плеча. — Нет! — воскликнул омега и, по инерции подавшись назад, шлепнулся на попу и ладони, но быстро поднялся и повторил, глядя на недоумевающего альфу: — Нет. Я не пойду с тобой. — Почему? — в голосе Сергея скользнуло разочарование, он явно надеялся на его компанию, видя такой отклик в новом друге. — Раз туда нельзя официально, то нарушать правила я не стану, — ответил Вова и, опустив глаза, сделал вид, будто отряхивает штаны, хотя пол был идеально чистый. — Понятно, — выдохнул альфа и, опустив плечи, взял омегу за руку и потянул назад, в палату. Вернувшись в постель, Вова так и не смог сомкнуть глаз до утра. Сергей молча устроился на стуле и, судя по ровному дыханию, спал. Омега же до боли где-то внутри, в груди, пытался понять, насколько все на самом деле плохо. Действительно ли ему стоило ехать сюда? Да, с Лешей хотелось быть рядом всегда, и сущность так легко приняла его альфу. Но то все было в родном городе, где Вова знал, что может сбежать в любой момент в свою квартиру, а здесь так не сделать. И ему нужно стелиться под всех с еще большим усердием, чем он делал это перед отцом. А он с порога не послушался, и вышел из поезда, хотя Леша наказал дождаться, и теперь болеет так долго. Сколько дней ему уже варят эти травяные настои и дают таблетки? Сколько все это может стоить? А что, если они думают, что у него есть деньги? Профессор и доктор ведь не в курсе, из какой он семьи. И Леша мог не сказать им, потому что забыл или стыдился. Разрешат ли ему отработать стоимость лечения здесь? И если да, то успеет ли он до прилета вертолета, о котором говорил Леша? Хоть альфа и сказал, что он за четыре месяца может не успеть все в Институте посмотреть, но тогда ведь и речи про лечение не было. Это ведь не означает, что при таком форс-мажоре альфа будет ждать его здесь лишние шесть месяцев… Да и насколько он здесь окажется полезен? Если полы везде чистые, значит уборщиков хватает, но при этом работников немного, ведь кухарка справляется, и что ему остается? Чистить снег? Тогда он просто заболеет еще раз, просто вспотев на морозе пару раз. Может, над ним будут ставить эксперименты? Профессор ведь назвал его эндемиком. Он очень удобный объект для этого, ведь никто его здесь искать не будет, да и кому искать-то? Едва ли отец через пару месяцев поймет, что его нет. Но будь это так, нужно ли было Леше продолжать притворяться таким дружелюбным и любезным? Он бы уже в поезде мог легко связать его и приволочь профессору, как куль с котятами. Ничего бы он альфе не сделал, разве что одежду слезами намочил. Так что идею с экспериментами он откинул, но вот мысль об оплате лечения не давала ему покоя. Сможет ли Леша занять ему? А если да, то чем отдавать-то? Телом? Но альфа четко дал понять, что как омега он ему не интересен, ведь он не взял его в течку. Да и кому вообще он может быть интересен как омега? Ни лицом, ни телом не вышел, нищий школьник без перспектив и приличной семьи. Еще глупый, нет, даже тупой, ему совсем не место рядом с Лешей и его окружением.       «Жалкий и бесполезный», — вертелось у Вовы в голове до самого утра. Он отвернулся к стенке, чтобы не пришлось симулировать, когда Сергея пришел сменить доктор Цзы. Вова накрутил себя до такого состояния, что у него начали мелко трястись руки, и он прижимал их к груди, едва ли не лбом упираясь в стену. Доктор постоял над ним с пару секунд, а затем вышел и вернулся уже не один. — Он и вчера выглядел уже не так плохо, чтобы заразить меня, — раздался знакомый до боли веселый шепот старшего альфы. — Разрешаю, только чтобы дать лекарство по времени, — пробубнил доктор. Стоило только шагам раздаться у ширмы, Вова тут же прекратил притворство, лег на спину и, продолжая прижимать к себе сцепленные в замок трясущиеся руки, уставился на край ширмы. Леша появился в поле зрения почти сразу, он чуть повернул голову, собираясь что-то ответить Вэю, но увидев бодрствующую омегу, обратил все свое внимание на него. — Как ты себя чувствуешь? — мягко спросил он, опустившись на край постели на уровне его талии. — Лучше. Мне уже…я все…лучше, — сбивчиво прохрипел Вова, таращась на альфу, что почти навис над ним, чуть пригнувшись. Леша моментально переменился в лице и, чуть нахмурившись, обеспокоенно произнес: — Тебя что-то беспокоит? Доктор Цзы возник рядом, внимательно глядя на пациента. Вова перевел взгляд с альфы ему за спину, на бету, а затем назад. Леша обернулся и произнес: — Доктор, не оставите нас на минуту? Вэй фыркнул, как недовольный ежик, еще раз окинул Вову взглядом и удалился. Омега заметно выдохнул, но колотить его не перестало. Взъерошенный и с синяками под глазами из-за сбитого режима, он выглядел крайне взбудоражено, даже сдерживая видимую дрожь. Альфа внимательно глядел на него, терпеливо дожидаясь ответа, и Вова не заставил себя ждать: — С-сколько это стоит? — тихо спросил он. — Что? — не понял Леша. — Лечение… сколько нужно заплатить… — О, это совсем недорого. — На губах альфы заиграла прежняя мягкая улыбка, а Вова закусил собственную щеку изнутри, чтобы не заскулить. Ведь их «недорого» и его «недорого» отличалось в тысячу раз, если не больше. А даже если лечение и стоило как полкило куриных лапок со скидкой, у Вовы ведь и таких денег не было. И омега пока не понимал, как сказать старшему об этом. Вдруг он сразу отдалится от него? Или начнет кричать, что нужно было заранее продумать все? — С-сколько? — осторожно спросил Вова, сглотнув набежавшую в горло горечь. — Сейчас покажу. — Альфа поднялся и скрылся за ширмой, судя по звуку шагов, он подошел к столу. Омега в ужасе уперся пятками в постель и быстро сел, схватившись за волосы и судорожно соображая, что делать. Денег нет и не предвидится. Насколько огромная сумма будет в чеке, за которым пошел Леша? Больше пяти тысяч? А что, если альфа вписал туда и свои пять тысяч, которые он украл? Их и еще деньги за билет? Пять тысяч, деньги за билет и за вещи, которые он ему отдал? А как же еда? Сколько обедов и ужинов он уже съел, пока был здесь? Его ведь еще и в пижаму переодели, за нее ведь тоже надо платить? От накатывающей паники Вова отчетливо ощущал, как легкие словно сдавливают тисками. Дыхание перешло в короткие хриплые и частые вдохи, тряслись теперь не только руки. Ему казалось, что мир схлопнется, если он ежесекундно не придумает, откуда взять много денег, столько, чтобы Леша остался доволен и побыл с ним хотя бы еще немного. И в голову пришла омерзительная идея. На самом деле были альфы, которые хотели его как омегу. Взять хотя бы того же отца Саши. Он ведь терся об него, когда напивался. Так, может, стоит написать ему письмо? Вова пообещает, что как только вернется, то сразу пойдет к нему и… Думать об это было до боли жутко и противно, но он бы перед этим выпил много пива или чего покрепче. Вова видел, что пьяным все равно, они даже на морозе в сугробе заснуть могут. Так, может, сильно напившись, он ничего наутро и не вспомнит? Пусть тот мерзкий альфа делает с ним что хочет, а утром он сможет вернуться к отцу и зажить прежней жизнью. Зато сейчас он сможет заплатить за лечение и еще четыре месяца быть тут вместе с Лешей. И Вову начало мутить. От мыслей о том, чтобы сдаться перед отцом Саши и просто позволить, его натурально затошнило. Комок поднялся по горлу, и омега начал ощущать привкус желчи. Хотелось разреветься, но он сдерживал рвотный позыв, а вместе с ним и слезы, вцепившись в собственные предплечья ногтями. У него не было права на ошибку, а вариант с тем, что Леша отмахнется от его просьбы занять и скажет, что это мелочь и он все оплатит, — даже не пятидесятипроцентный. Все эти мысли пронеслись у омеги в голове за считанные секунды, потому как альфа быстро вернулся. Но, подняв голову, Вова с удивлением увидел в его руках не чек, а толстенькую папку. — Вот тут весь материал для сдачи теста, чтобы тебя зачислили в школу на базе Института. Всех, кто здесь работает или учится, лечат бесплатно. — Леша улыбался, явно делая акцент не на палату, а на обучение, в надежде подбодрить зашуганного омегу, но Вова, в силу собственной тревожности, услышал совсем иные интонации. А потому облегченно выдохнул и протянул все еще дрожащие руки к папке. Хорошо. Нет, отлично, никакие мерзкие альфы не будут трогать его, ведь он сможет все это выучить. Не придется платить собой, он просто выучит, сдаст все, и счет оплатит Институт. Так он думал, пока Леша не сказал: — Профессору Зубареву нужно заканчивать один проект, поэтому экзамен будет чуть раньше, то есть через две недели. Но и вопросов в нем будет почти в половину меньше. Так что не переживай. — Х-хорошо, — отозвался Вова, чуть вздрагивая от прикосновения, когда альфа мягко пригладил его взъерошенные волосы. Открыв папку, он принялся листать страницы с материалом по биологии и химии. И чем дальше Вова перелистывал, тем хуже ему становилось. Если бы не Леша рядом, он давно бы перегнулся через кровать и вытошнил то, что не успело перевариться. Информация внутри была подана сжато, кратко и исключительно по делу, но ее уровень был устрашающе далек от его реальных знаний. Разделы с органической химией были для него и вовсе в новинку, а они составляли большую часть материалов. — Только не переутомляйся, хорошо? Профессор Зубарев поможет, если что-то пойдет не так, — утешающе произнес старший, явно заметив испуг на лице омеги. — А когда доктор даст добро, то я смогу по вечерам натаскивать тебя по темам, которые ты совсем не знаешь. Вова молча кивнул, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Он больше половины из этой папки совсем не знал. Леша моментально поймет, насколько он тупой, и это будет очень стыдно. Раз альфа озвучил такие условия, значит понимает, что денег у него нет. Но он просто не понимает, что знаний тоже нет, по крайней мере таких, какие нужны для сдачи теста. И, допустим, он сможет соврать, что все понял, а Леша не станет проверять, и на тесте ему поможет профессор Зубарев, но ведь был еще и астроном Шевцов. Этот что, тоже поможет? Судя по отзывам, которые он уже успел услышать от местных обывателей, — нет. Скорее даже наоборот, поймет, что Вова глупый омежка, и начнет валить, задавая дополнительные вопросы и прося уточнить то, что он может знать только поверхностно. — Эй, цветочек, посмотри на меня, — ласково прошептал старший. Вова сморгнул слезы и, подняв голову, вымученно улыбнулся. Ему было безумно страшно и стыдно. Леша явно думал о нем лучше, чем есть на самом деле. — Что с тобой происходит? Ты не рассказываешь, а я не могу почувствовать, помнишь? Мы договаривались, что ты будешь спрашивать у меня обо всем, что тебя беспокоит, — мягко напомнил Леша, осторожно погладив его большим пальцем по щеке. Вова ответ взгляд. Как же он просит о таком? Леша не поймет, он живет совсем в другом мире, у него нет и не было таких проблем. — Я просто устал лежать, но все еще болею. Очень хочется посмотреть тут все, — сказал Вова и почти не соврал. Не соврал, но и на вопрос Леши не ответил, а просто озвучил то, что на самом деле тревожило его сейчас меньше всего.