Друг друга отражают зеркала.
Друг друга, и взаимно искажая отражение.
А что, если не так?
И правда в том, что зеркала не искажают ничего,
А только отражают искажение?
Что, если сам и есть я искажение
И был таким до зеркала давно?
©Пирокинезис
169 год по Эррору Ранкора по лицу ударила тряпка. Фыркнув, подросток поморщился скорее от неожиданности, не совсем успев понять, что произошло. Съехавший на сжатую в руках метлу, неровный обрубок ткани оказался дорожной накидкой палевого, будто выгоревшего, цвета, который символизировал низшую касту в Крае. Ранкор, поправив длинную челку с пробором посередине, вопросительно взглянул на старшего брата. Сегодня на коротких черных волосах не красовалась привычная серебряная корона: широкий, поцарапанный драконьими когтями обод с высокими зубцами, выточенными в виде острых стрел. Ранкор с усмешкой задавался вопросом, как голова не гнулась от веса металла, который ненавязчиво напоминал, что ноша правителя так же тяжела. Вирдем, семнадцати лет от роду, не смотрел в сторону незаконнорожденного брата, тщательно выбирая холодное оружие, развешанное по серым каменным стенам и блестевшее девственной сталью в звездном свете, который пробивался сквозь решетчатое окно без стекол. В Крае, где нет ветра и погоды, они не были нужны. Ранкору очень хотелось задать ряд вопросов, но прислуга не имела права начинать разговор первой. Ему оставалось завистливо смотреть на легкое покачивание кожистых крыльев перед самым носом и сохранять невозмутимое лицо. Если бы и Ранкор родился с отличительной чертой правящего рода… — Думаешь, если не будешь нар-рушать правила, — Вирдем развернулся в пол-оборота, сощурив единственный глаз и постукивая палицей по ладони, — я не выбью из тебя всю твою никчемную жизнь? Ни один мускул не дрогнул на лице Ранкора. Он опустил взгляд, все равно, что склонил голову в поклоне, не давая повода придраться. Но укол Вирдема цели достиг: губы едва заметно дрогнули. «Высокомерный сноб, но что у него есть на деле кроме титула?» Однако, вопреки своим мыслям, вслух Ранкор произнес: — Вы наследник Края, почти что Бог. На все в нашем измерении ваша воля. Технически, правда, Вирдем наследником еще не был, хотя являлся старшим сыном Милтиадеса Скаира, всемогущего Дракона и правителя Края. Тому недавно исполнилось сто шестьдесят девять лет. По меркам бессмертных, совсем немного, но у Милтиадеса уже родилось девять детей, лишь двое из которых сыновья, способные претендовать на престол. Уже скоро им предстояло отправиться на соседние острова и попробовать себя в роли правителя. Чья деятельность больше удовлетворит Владыку, тот и станет его преемником. Однако Вирдем особо не задумывался о будущем и раболепный тон польстил ему. Лицо старшего принца снисходительно разгладилось. Ранкор мысленно хмыкнул, по опыту зная странные шуточки брата, которым лучше подыгрывать. — А ну одевайся! Сопр-роводишь меня в Вер-рхний мир-р! Ранкор изумленно вскинул голову, непроизвольно скользнув взглядом по съехавшей черной повязке на чужом лице, из-под которой выглянул уродливый рубец. — Кто позволил? — вырвалось у слуги, и он тут же втянул голову в плечи. Но несмотря на очевидный повод для сурового наказания, Вирдем снисходительно улыбнулся: — Неужели так и будешь всю жизнь ждать чьего-нибудь позволения? Слова, больше похожие на братское наставление, чем на королевский приказ, сверкнули молнией в темноте: с этого дня началась история длиною в полторы тысячи лет.***
Ранкор родился в сто пятьдесят четвертом году, и по его жилам текла только королевская кровь. Его мать, Дженнифер Скаир, которую Милтиадес создал из ничего по своему подобию и повел под венец, после рождения первого сына вступила в порочную связь с Андихором Захавом — правителем Царства Огнебор. Ранкор родился с отличительной чертой, присущей всем потомкам его отцовской линии: глазами цвета червонного золота. Волнуясь за свою репутацию, Милтиадес предпочел скрыть семейный позор и объявил мальчика неудачным магическим творением. С тех пор правду знали только члены семьи, главный советник и сам Ранкор. Отношение во дворце к нему сложилось неопределенное. Династия не считала ребенка своим, но и презрения не выказывала. Складывалось впечатление, будто они сами верили в легенду, придуманную главой семейства. А слуги побаивались равнять Ранкора с собой, хотя они принадлежали к одной касте. Поначалу мальчик страдал от существования вне конкретного общества, но затем увидел выгоду в плавающем положении. Ранкор был предоставлен сам себе и мог подолгу изучать рунический язык и заниматься личными делами. К двенадцати годам свободной душе наскучила клетка дворцовых стен. Ранкор аккуратно попросился в слуги к Вирдему, а тот, презирающий безродных, приблизил брата весьма быстро и охотно. Так Ранкор получил право покидать территорию дворцового сада по мелким поручениям, а вскоре стал тем, кому наследник престола поверял все радости и печали. Мать Ранкор не знал. Сколько он себя помнил, Дженнифер лишь изредка мелькала призрачной тенью в коридорах, сливаясь со звездным светом. Шуршал шлейф жемчужного платья и таял прежде, чем Ранкор успевал добежать до поворота. Только иногда из самой высокой башни звенело пение, подобное шепоту качающихся зеркал. Слова, лишенные всякой радости, проникали в каждую щель между кирпичей, неся печаль, тоску по былой свободе и королевскую гордость. Голос то натягивался тонко, как струна арфы, то наполнялся глубиной, становился то оружием, то щитом. Дженнифер была обречена навеки оставаться пленницей драконьего замка, и Ранкор злился на родного отца, но одновременно понимал, что невозможно просто так прийти и похитить жену Милтиадеса. Королеву… Ранкор много замечал, немало знал и уже к пятнадцати годам осознавал, что наделен достаточным потенциалом стать следующим королем.Больше, чем кто бы то ни было другой.
***
Стены комнаты принца, выложенные тёмным кирпичом, сдавливали в душных объятиях. Из них хотелось вынырнуть, но тяжелые оковы тянули на дно, словно трясина. Над массивной дверью грозно плясал лиловый огонь чёрного факела — колдовское пламя, драконье дыхание, не чадящее едким дымом и совершенно не согревающее: при разговорах изо рта вырывалось дрожащее облачко студеного пара. Под сводом куполообразной крыши на перекладинах качался гамак из шелковых нитей, где Вирдем любил изредка отдыхать: как и все сущности, он не нуждался во сне и пище. Вот и сейчас юноша, не замечая пристального, завистливого внимания Ранкора, взлетел на балку, совершая пару невесомых взмахов крыльями. В потревоженном воздухе, повеявшим слуге в лицо, горчил металл крови, мешаясь с благовониями сладких трав. Стараясь игнорировать движения брата, Ранкор собирал по одной вещи со стола и послушно укладывал их в инвентарь — особую область пространства, куда помещалось неограниченное число предметов. Вирдем суетился, летая по комнате, из чего слуга заключил, что никакого плана у наследника нет и в помине. О причинах побега Ранкор не спросил: знал, что бесполезно. Он задал другой вопрос, неосознанно растягивая слова, так, что на древнеэррорском языке они казались мелодичной песней: — И на какой же срок Ваше Высочество желает покинуть Край? — Навсегда! — отрывисто отозвался Вирдем, сдувая непослушную челку со лба. Тонкие черные брови Ранкора взлетели, но подросток быстро вернул самообладание, и прекрасное, словно выточенное из белого нефрита, лицо без единого изъяна безучастно разгладилось. Привитое с ранних лет умение скрывать истинные эмоции, заменяя их нужными собеседнику, он считал одной из лучших черт своего многогранного характера. — Боюсь, наше отсутствие будет быстро обнаружено. — Ранкору не хотелось уходить. Внезапные и авантюрные действия Вирдема разрушали намеченные планы, которые уже складывались в неплохую композицию. Ранкора не восхищала перспектива все перерабатывать да еще и рисковать жизнью попусту: он обязан был служить династии, а значит, доложить Владыке о происходящем. Неисполнение долга могло иметь весомые последствия. — У низшей касты нет чувств, — похолодевший от злобы взгляд наследника надменно оттолкнул брата. — Есть только подчинение пр-риказам. Ранкор едва сдержался от едкого оскала. И на мгновение глаза единоутробных братьев пересеклись, прозвенев сталью соприкоснувшихся мечей. Взгляд выразил намного больше, чем обычные слова. «Мнить о себе вольно всякое, однако кровь ты не обманешь» — шипел Ранкор, стиснув зубы так, что желваки заходили на скулах. «На твоем происхождении клеймо, и кровь никого не волнует» — вкривь полезла улыбочка по лицу принца. Негласно признавая поражение, Ранкор уставился на рассеченный трещинами пол, незаметно облизнул пересохшие губы. Медленно, будто шел на виселицу, облачился в дорожное одеяние. Пальцы застряли в воланах рукава и, Ранкор, мысленно ругаясь, завозился с ним. — Ваше Высочество, — как бы невзначай начал он, поправляя грубую, холщовую манжету, — я буду тебе обузой, я ведь даже летать не могу. Вирдем отрывисто вскинул голову. Его раскатистое «р», по которой любой без труда узнавал речь наследника с закрытыми глазами, теперь звучало очень жутко: — Вздумал пр-редать мое довер-рие?! — Ни в коем разе, — вяло отозвался Ранкор, придумывая, как будет оправдываться перед Милтиадесом. — Просто не понимаю, зачем я тебе нужен. — Ты выведешь меня. И Ранкор неожиданно понял, от догадки у него мурашки пробежали по коже. Вирдем, известный жестокими нравами, длительных отношений не строил и никогда не боялся одиночества. Ранкора он забирал отнюдь не из-за привязанности хозяина к верному слуге. Принцу нужен был незаурядный ум, который разработает план побега. Ранкор отвесил земной поклон, и холод каменного пола пробрался до самых костей: – Прости, Высочество, я не пойду наперекор Владыке. – Ну... – Вирдем запнулся, зло выдохнул, и могло показаться, что из ноздрей вот-вот повалит столп дыма. Но через миг лицо наследника приобрело умоляющее выражение: – Я достану для тебя сколько угодно золота, ты только скажи. Во второй раз Ранкор уже не постеснялся высоко подкинуть аккуратную арку бровей. Видать, дело и впрямь серьёзное, раз Вирдем готов протащить во дворец бесчисленное количество металла, запрещенного в Крае под страхом смертной казни. Но и здесь принц прогадал: Ранкор сам мог создавать золото прямо из воздуха, что передалось по наследству от отца. Поразмыслив секунду, Ранкор опустился на колени, ловя подол белоснежного кафтана длиною выше колен и прикасаясь тонкой линией губ к серебряной вышивке. – У меня будет иная просьба. Золотые глаза хитро сверкнули в полумраке пока еще не вспыхнувшей звездой.