Снег и тепло

Даже спустя три года вместе у Стикса порой возникает ощущение... Ощущение. Странное, почти неуловимое, он искренне не хочет давать этому имя, потому что тогда оно назовётся «отчуждением». Он никогда не задумывается об их неверности, или о том, что его разлюбили, что он надоел - подобная чушь ему в голову даже не приходит. Комплексы со временем выветрились из головы, испарились под чуткими касаниями и поцелуями. Но стоит подумать обо всей этой длинной жизни без него... Ох, это не пугает, но заставляет работать голову в ненужном направлении. Как он смеет считать себя равным, и что сто́ят его три года против их двадцати? Обида крутится глубоко внутри, он даже не особо понимает, что его так взбесило. Обычное утро, обычные ласки, обычные поцелуи, и, когда он почти закрывает входную дверь... - Мы должны рассказать ему. Нечестно скрывать это ещё дольше. ...встревоженный голос Коцита поверх звуков дурацкого ситкома из плазмы на стене. Стикс оглушительно хлопает дверью - они услышали, точно, - и слетает с третьего этажа пулей. Настроение портится с каждой секундой, неумолимо ползёт вниз всё внутри, и колет-колет-колет глупой обидой. День проходит хуже некуда, всё валится из рук, клавиши скользят под пальцами, издавая какую-то дикую вакханалию вместо привычного Шумана. На паре по музыкальной литературе вспоминают мельком Травиату - а помните, когда она умирала, за окном звучал весёлый хор рабочих? Контрасты, господа студенты, контрасты. Телефон разрывается от звонков и уведомлений, но Стикс даже не думает отвечать. О том, что вечером придётся возвращаться домой, он старается не думать вообще. Вечером Стикс заносит в библиотеку клавир чёртовой Травиаты, рычит на Сергея Дмитриевича - извиняется - убегает - вдыхает ледяной воздух... И неожиданно для себя чувствует щипание в носу. Приплыли, блять, просто здорово. Лавочка в ближайшем к дому парке заметна снегом. Стикс не видит перед собой почти ничего, перед глазами мутная пелена. Он плюхается прямо в снег, откидывается на спинку, подставляя лицо пронзительному ветру, и позволяет себе заплакать. Сил нет даже на всхлип - он и не заметил, что весь день нагружал себя слишком много, таскал книги, убивал мышцы кистей за роялем, писал бесконечные конспекты по гармонии и анализу на месяц вперёд. Только сейчас у него появляется время подумать о словах Коцита. Что они там не могут больше скрывать? Это итак ясно, как день: нашёлся кто-то, кто подходит им лучше, кого они любят и, возможно, сегодня его последняя ночь дома. Даже в голове это всё звучит жалко, а проговаривать вслух и смысла нет - легче не станет. Наваливается всё разом - усталость, гнёт собственных дурацких мыслей, как-то мигом возвращаются комплексы. Стикс смотрит на свои несуразно тощие, длинные ноги, будто видит их впервые, и ему хочется стать маленьким, как снежинка, и растять, коснувшись тепла любимых губ. Пальто покрывается небольшими сугробами, на рукавах смешно горбится ткань, а городские часы - странно, что они вообще есть в этой глуши - отдалённо бьют два раза. Стикс лениво думает о том, что торчит вот так, не шевелясь, уже насколько часов. Телефон больше не трезвонит, и как-то с удивлением вспоминается, что на нём оставалось два процента зарядки, когда Стикс выходил из колледжа. Слёзы никак не хотят останавливаться, всё текут и текут тоненькими дорожками по щекам, неприятно замерзая на холоде. Стикса начинает трясти, но он слишком глубоко уходит в мысли, чтобы замечать и это, и далёкий лай бездомных собак, и тихий гудок паровоза где-то на железнодорожном вокзале. Какая разница, это всё не имеет значения, если его собираются бросить _они_. Боже, ещё пару лет назад он не мог и представить себе отношения хотя бы с одним парнем, а теперь... Он выныривает из забытья от толчка, растерянно моргает мокрыми глазами, и натыкается на болезненный взгляд. - Какая же ты сука, Стикс, - рычит Коцит, а потом цепко хватает тонкое запястье и тащит за собой. До дома рукой подать - всего-то пара кварталов, но этот путь кажется уставшему телу безумно долгим. От ходьбы мышцы оживают, и холод проникает под одежду, заставляя судорожно дрожать. - Коцит, что... - Заткнись, - только и бросают в ответ. Стиксу кажется, что его пошлют нахуй ещё быстрее, чем он думал, но то, как крепко держат за руку дрожащие пальцы, и то как глаза Коцита подозрительно сверкают в свете проезжающих изредка машин, заставляют собственную тоску забраться ещё глубже, вытаскивая на поверхность чувство вины. Ну почему, почему это опять происходит? Он просто хотел быть хорошим парнем для своих любимых, а на деле всё опять пошло не так, он опять доставил проблем. И, если его не бросят из-за того, что разлюбили, - то точно бросят из-за его тупости. «Какая же ты сука, Стикс». И правда, передразнивает внутренний голос, какая же ты сука. Дверь в квартиру хлопает, кажется, ещё громче, чем утром, заставляя на секунду испуганно сжаться. Цепкая хватка наконец отпускает, и Стикс успевает заметить, как Коцит, не снимая одежды, утыкается лицом в плечо Ахерона, и его плечи трясутся так сильно, что хочется зажмуриться. Флегетон сидит на диване, и вид у него такой похоронный, что становится страшно. Стикс приваливается к двери и медленно сползает на пол. Утыкается мокрым лицом в колени, обхватывает их руками и длинно всхлипывает, тихо бормоча извинения. Господи, ну что за кретин! Лучше бы вообще не рождался, несуразица ходячая. Лучше бы мать, как и хотела, сделала аборт. - Ты объяснишься сейчас же, - тихо говорит Флегетон, и такого твёрдого, ледяного тона Стикс не слышал у него раньше. - Начнём с простого, почему ты сидел на холоде ночью вместо того, чтобы вернуться домой. Стикс делает над собой отчаянное усилие, чтобы не разреветься, проглатывает огромный ком в горле и осмеливается поднять глаза. - Я хотел... ещё чуть-чуть... я понимаю, что не самый лучший... вообще не лучший и даже не хороший, но... - он тихо всхлипывает и опять утыкается в колени. - Я знаю, что вы собираетесь меня бросить, и мне хотелось, чтобы это случилось позже... хотя бы чуть-чуть. Наступает долгая, звенящая тишина. Далёкий гул поезда влетает в чуть приоткрытую форточку, застревает в голове холодом. Они молчат, в панике думает Стикс, молчат и ждут. Что они ещё хотят услышать? Что я должен сделать? Неужели даже бросить меня - такая проблема?! На плечо опускается тёплая ладонь, и этого неожиданно оказывается слишком много. Стикс отчаянно жмурится, стараясь не выпустить из себя ничего, но истерика начинается бесконтрольно, и тихая тряска пронзает его насквозь. Проблемный, ты такой, блять, проблемный. Заткнись и молчи, а лучше уезжай жить в глухую тайгу, ведь там ты не сможешь портить жизнь нормальным людям. - Посмотри на меня, пожалуйста. Стикс только мотает головой, погружаясь в бесконечную ненависть к себе, и бормочет извинения, задыхаясь из-за нехватки воздуха. Голос дрожит и срывается, непослушно коверкает слова. Да можешь ли ты хотя бы это сделать, господи! Рядом усаживается Ахерон - это узнаётся из частоты дыхания, из шелеста одежды, и звука тихого хмыка себе под нос. Удивительно, думает Стикс, как он научился их различать - по голосу, по запаху, по звуку шагов. Насколько глубоко они залезли под кожу и как больно будет вытравливать их из души. - Не знаю, с чего ты взял, что мы собираемся тебя бросать, но ты заставил нас волноваться, - звучит справа голос Ахерона. Тёплое плечо приваливается к плечу Стикса, и у него начинается лёгкий отходняк. - Конечно, собираетесь, - несчастно бормочет Стикс. Он искренне хочет закрыть рот и не делать больно своим любимым людям, но переживания последних дней, всё, что он так отчаянно старался затолкать подальше, всё находит выход. - И правильно делаете, если честно. Не понимаю, почему вы вообще со мной возитесь, если я такой никчёмный, тупой, уродский, бесполезный, и... - Потому что ты прекрасен, - перебивает Коцит. - И мы любим тебя. Стикс мотает головой, белые волосы дрожат от его всхлипов. Нет, в это верить нельзя, потому что это последнее признание перед расставанием, так ведь?.. - Да, и не спорь, - тихо говорит Флегетон. Его рука на плече - привычный, успокаивающий жест - мягко сжимается, начинает поглаживать. - Это ничего, что ты так сорвался, это бывает, но ты в следующий раз... пожалуйста, не оставайся один, родной, иди к нам. Мы поможем тебе. - Нет! - Стикс вскидывает глаза, хочет отчитать их всех, как они не понимают! Он же абсолютно _не такой_, он ужасен, и это во всём, от бытовых мелочей до постели, как они не видят...! - Вы _должны_ меня бросить, потому что я тяну вас на дно, потому что от меня одни проблемы, потому что... - Хватит, - спокойно перебивает Ахерон. Он не двигается всё это время, и только сейчас Стикс слышит, насколько его голос надломлен. - Мы не собирались тебя бросать. - Но я слышал... - Наоборот. Мы собирались... Чёрт. Я не могу. Стикс хмурится, чтобы опять не разреветься, и находит в себе силы поднять на него глаза - ахает, замечая, что Ахерон отчаянно стискивает челюсти, чтобы не заплакать. На его памяти он не плакал ни разу: то ли природный похуизм, то ли везение, но сейчас... сейчас это первый раз, когда Стикс видит, и ему безумно больно, что эти слёзы - тоже его вина. Как и всё остальное. - Мы собирались рассказать тебе кое-что... личное, - тихо говорит Флегетон. Он усаживается слева, лбом упирается в плечо Стикса, притираясь и ласкаясь. Коцит, который до этого был рядом только звуком, дыханием, голосом, усаживается у ног, заставляя развести их в стороны и позволить колючему затылку откинуться на грудь. Он говорит, и его дыхание шевелит упавшую на лицо белую прядь волос. - Мы не хотели говорить об этом кому-то, с кем... планируем расстаться. - И не хотели говорить раньше, потому что нам нужно было время убедиться, - добавляет Ахерон. Голос у него отчаянно дрожит, но Стикс не имеет сил привычно сжать его большую ладонь руками, любуясь контрастом цвета кожи. - Я расскажу, - тихо говорит Флегетон. Его дыхание колышет волосы около уха, и это внезапно слегка успокаивает. Зарождающаяся истерика отползает вглубь, так и не начавшись. Флегетон тяжело длинно вздыхает, прежде, чем начать. - Мы начали встречаться в четырнадцать... [ продолжение в следующей части ]