Будем свободны

Толпа гудела, периодически объединяясь в едином порыве, чтобы повыкрикивать незамысловатые лозунги. Оглядевшись, Анжольрас заключил, что масса людей могла быть побольше, так что протест вряд ли даже привлечет какое-то внимание, особенно, если брать в расчет, что в провластных СМИ не появится об этом ни одного репортажа. Впрочем, эти факты не сильно разочаровывали Анжольраса, митинг был организован довольно мелкой ячейкой, и поучаствовать в нем друзья Азбуки согласились по своему фундаментальному принципу «мы за любой движ», а также потому что иметь в союзниках как можно больше оппозиционных обществ было, конечно, полезно. – Раз! Два! Три! Путье, уходи! – Заскандировали где-то справа. На середине кричалки ее подхватили все вокруг. – Три! Два! Раз! Путье – пидорас! – В ответ раздался задорный, но одинокий крик Курфейрака. – Дурак, что ли? – Анжольрас дернул его за рукав. Разглядеть, улыбается Курфейрак или нет, он не мог, но готов был поспорить, что тот абсолютно доволен своим поэтическим сочинением. По старому еще распоряжению Анжольраса, друзья Азбуки, выходя на протесты, наматывали на лица шарфы или платки, чтобы не допустить раскрытия личностей в случае, если митингующих попытаются вычислить по записям с камер видеонаблюдения. Анжольрас использовал простой черный шарф, на Курфейраке же красовалась бандана с изображением раскрытого рта, который мог бы принадлежать развратному персонажу аниме. Сам же он называл это «революционным ахегао». Поводом к сегодняшней акции стал новый законопроект, якобы направленный на поддержку бизнеса, на деле же между строк зоркий и искушенный в таких делах глаз мог ясно разглядеть, что основной целью поправки в законе было снятие установленных рамок по перерывам в трудовое время, что давало работодателям право лишить подчиненных вообще любых тайм-аутов. Вообще, многое о репутации президента Вивьена Путье мог сказать тот факт, что девять из десяти граждан в любой из его положительных инициатив сразу же начинали искать подвох. Что гораздо печальнее, в девяти из десяти случаев подвох обнаруживался. И с каждым таким законом, имевшим двойное дно, отношение к правам народа было все более небрежным, а руки правящей верхушки все более развязаны. Отставка Путье была необходима Франции как воздух. Анжольрас в очередной раз огляделся по сторонам: – Просил же держаться в одном месте… – Пробормотал он, выискивая в толпе товарищей, хотя и сам понимал, что просьба его едва ли была выполнима в таком скоплении народа. Вдруг через толпу, расталкивая всех, кто под руку попадался, один за другим стали пробегать запаниковавшие люди. Что будет дальше, Анжольрас знал очень хорошо – побегут остальные. Он тяжко вздохнул, побег от жандармов он считал актом вопиющей трусости, но не бежать в массовом потоке было физически невозможно. Это Анжольрас проверял на себе лично, несколько раз чуть не оказавшись затоптанным. Перед тем, как толпа дрогнула, он посмотрел в сторону, откуда неслись люди, – от кого убегать хоть? – и сердце его тревожно сжалось. Темной полосой на горизонте виднелось чуть ли не полчище жандармов. Раньше их никогда не направляли на разгоны в таких количествах. Надвигались они стремительно, а за гулом толпы и вовсе почти бесшумно. Замешкавшись, Анжольрас почувствовал несколько толчков в плечи и спину от бросившихся наутек людей. Не промедляя дольше, он слился с несущимся потоком. Нельзя было сказать, что его пугала перспектива оказаться на неопределенное время в участке или изоляторе. Попадаться нельзя было именно сейчас – чуть больше, чем через две недели состоится протест, организованный друзьями Азубки, который уж конечно, будет гораздо более многочисленным, и в идеале, он должен будет перерасти в восстание. Поэтому сейчас Анжольрас бежал. Свернув в проулок, он надеялся остановиться не дальше, чем через квартал, здесь же искали спасения еще несколько человек. Почувствовав себя в относительной безопасности, он допустил банальную ошибку: оглянулся. В каких-то ста метрах за ним бежали три человека в черной форме со смешными круглыми шлемами на головах, вооруженные дубинками. Вдобавок к тому, что оглядевшись, Анжольрас немного затормозил, он случайно встретился с одним из них взглядами. А любой уважающий себя революционер знал, что жандарму, как медведю, – в глаза смотреть нельзя. Теперь точно за ним побегут… Чудом не врезаясь в стены, Анжольрас свернул около десятка раз, но все еще слышал, что за ним бежит кучка полицейских. Переулок за переулком, он чувствовал, что долго так бежать не сможет, конечно, люди за спиной прибавляли сил, которых на простой пробежке Анжольрас бы вряд ли в себе нашел. Воздуха уже не хватало, чтобы нормально дышать, и мысли начинали путаться. Неясный порыв заставил его свернуть еще раз, во внутренний двор ближайшего дома. Оказавшись там, Анжольрасу захотелось собрать оставшиеся силы и ударить себя по лбу – двор был глухой и, и никаких выходов отсюда не было, а жандармы наверняка видели, куда он забежал. Спустя пару мгновений настоящего отчаяния, он вдруг понял, что загнал себя в ловушку не случайно, двор выглядел знакомо. Недолго думая, он бросился к ближайшей двери. С невероятным облегчением, Анжольрас обнаружил, что она с легкостью открывалась. Это действительно знакомый ему двор и дом… Это был дом Грантера, вдруг осенило его. Ну, конечно, отвезя пару раз мертвецки пьяного горе-философа до дома с товарищами, он хорошо запомнил пошарканный фасад старого дома и сломанный домофон. Лестничные клетки пропахли сыростью, а штукатурка потемнела от времени, но сам подъезд был на удивление чистым, нигде даже не виднелись надписи, сообщающие о чужом уровне распутства. Перешагивая через две ступени, он влетел на нужный этаж – было очень вероятно, что вскоре жандармы обнаружат единственный выход из тупика. «Ну, – переводя дыхание, думал Анжольрас, – не выгонит же он меня». Со странной неловкостью он постучал в дверь. После разговора с Мариусом, он не сталкивался с Грантером. Мысль о том, что тот может быть когда-то давно встретившимся ему студентом была до того абсурдной, что никак не выходила из головы. «Может, внешне что-то общее и есть, но разве может…» – открывший дверь Грантер прервал ход его мыслей. – Здравствуйте… – Он окинул его с порога удивленным взглядом. Анжольрас сообразил, что его лицо всё еще замотано черным шарфом, и выглядит он, наверное, как бандит. – Это я, – он стянул шарф, – пустишь? За мной там… Снизу раздался шум распахивающейся двери и звонкий низкий голос: – Вы двое идете наверх, я вниз. Грантер понял все без дальнейших объяснений, быстро затолкал к себе солнце парижской революции и тихонько закрыл дверь. Уже из тесной прихожей угадывалось давно обжитое, по-своему уютное жилище. – Спасибо. – Сказал Анжольрас, наконец, чувствуя, что опасность миновала. – Да не за что. Ты проходи, минут пятнадцать переждать все равно придется. Неловко разуваясь, Анжольрас украдкой вглядывался в лицо Грантера и с неопределенным чувством, похожим не то на страх, не то на удивление, обнаруживал для себя, что тот похож на Реми… действительно очень похож. Но слишком эта мысль была неправдоподобной. – Чай будешь? Они вышли на кухню. С виноватой улыбкой Грантер убрал со стола пустые бутылки, стоявшие там, видимо, уже не первый день. Интерьер кухни состоял из до того старой мебели, что на упрек о ее возрасте можно было смело закатывать глаза и говорить: «вообще-то, это антиквар», однако в сочетании с темными стенами допотопные шкафчики и стулья выглядели даже благородно. Пока Грантер возился с чайником и искал чистые кружки, Анжольрас обнаружил, что его сердце всё еще колотится гораздо чаще положенного, хотя уже прошло достаточно времени, чтобы после бега пульс выровнялся. – Эх, горе мне, укрываю преступника! – Весело нарушил тишину Грантер. – Ты с митинга? Или банк ограбил? Обернувшись с двумя чашками полными кипятка, Грантер встретился с серьезными и внимательными глазами Анжольраса. – Скажи, ты ведь Реми? Анжольрас не привык к внутренним сомнениям и неопределенности, поэтому разумно решил, что лучше сразу задать вопрос, пусть даже он покажется странным. Пристально наблюдая за реакцией Грантера на свои слова, Анжольрас почувствовал себя так, словно в него кирпичом кинули. По лицу его даже не близкого знакомого было видно, что тот понимает, о чем речь. Более того, в усталых карих глазах промелькнула тихая, как будто сросшаяся со зрачками и веками, печаль. Он медленно поставил чашки на стол и сел напротив. Несмотря, на то, что Анжольрасу все было ясно (хотя, сказать, что он мог в это поверить, никак было нельзя), он с замершим сердцем ждал ответа. В горле пересохло, так что чай был очень кстати, но о нем Анжольрас и не вспомнил. – Да. Земля с издевательским треском уходила из-под ног. И это все-таки был он. Кардинально изменившийся, потрепанный, но это был он… Не в силах принять на веру этот факт, Анжольрас невольно поднял руку и слабым, неуверенным жестом протянул ее к Грантеру. Как будто, стоило дотронуться, и человек напротив рассеется как мираж. Словно подтверждая свои слова, Грантер поднял голову и улыбнулся. Это была не вымученная усмешка и не саркастичная ухмылка, он улыбнулся тепло, совсем как делал это тогда, пять лет назад. – Ты вырос. – Тихо сказал он. Эти два слова произнесенные с той проклятой улыбкой, и перед глазами Анжольраса пронеслись старые воспоминания, школьные кабинеты и, конечно, он… На некоторое время повисла тишина. Обнаружив, что его рука застыла в нескольких сантиметрах от плеча Грантера, Анжольрас неуверенно и сконфуженно опустил ее. Когда он нашел в себе силы сделать вдох, а затем и выдох, то, сам того от себя не ожидая, вскочил со стула: – То есть, ты меня узнал?! И молчал все это время? – Нахлынувшие эмоции вдруг обернулись гневом. – Почему ты ничего не сказал? – А нужно было? – У Грантера были ответы и получше, много ответов на вопрос «почему». Но высказать их вслух он не мог. – Он еще спрашивает! – После почти отчаянного выкрика, искорки ярости в лазурных глазах потухли так же быстро, как и разгорелись. Анжольрас почувствовал себя ужасно потерянным. – Но как?.. как же ты… – Докатился до жизни такой? – Улыбка сменилась былой горькой насмешкой. – Можно и так сказать. – Вздохнул Анжольрас, усаживаясь обратно. Его взгляд упал на пальцы Грантера, и он тихонько, как-то нервно засмеялся от увиденного. И почему он сразу не догадался так проверить, является ли Грантер тем, кем оказался или нет? На кистях рук красовались знакомые Анжольрасу шрамы.