Голуби

Здесь такой сильный ветер… Стоя у самого края крыши, я смотрю вниз. Пейзаж не очень радует глаз — старые, облезшие лавочки, неухоженная детская площадка и ни одного ребенка на ней. Оно и понятно — в этом старом, давно забытом районе, живут только много повидавшие на своем веку бабушки и дедушки. Дети и внуки о них давно забыли, и теперь все качели, карусели и горки пустуют, заметаемые листьями и снегом, используемые в основном как туалет для голубей. А вот голубям тут довольно неплохо живется. Старушки регулярно кормят «бедных, замерзших птах» последним пшеном, превращая дворик в гигантскую кормушку. Собственно, только из-за голубей мы с Мэй и пришли сюда. Она пытается учиться рисовать животных, и довольно усердно, только вот ее анатомия хромает и еще далека от совершенства. Ветер стих. Верхушки деревьев перестали колыхаться, и с них стали разлетаться наши вожделенные птицы. Мэйлин улыбнулась, глядя на пернатый фейерверк и слегка поежилась. — Не замерзла? — спрашиваю я. Ее легкая курточка легко может опять довести до простуды на таком ветру. Она качает головой. Зря я спросил. Она ведь никогда не говорит о том, что ей в данный момент неудобно. Для того, чтоб узнать, что у нее болит или почему это она такая раздражительная сегодня, нужно настоять на ответе. Нужно выразительно посмотреть прямо в ее глаза, с легким недоверием приподнять край губы и повторить вопрос еще раз. А допросов она не терпит. Мэй садится, достает из рюкзака небольшой блокнот на кольцах и неловко разглаживает помявшийся чистый лист. Из-за уха вытаскивает карандаш и прикасается к листку его кончиком. Я устраиваюсь рядом с ней, но сесть ближе не решаюсь. Работающая Ли не контролирует свои движения, поэтому может случайно выколоть кому-нибудь глаз. Она вздрагивает. Замерзает все-таки, глупая. Черт бы побрал эту странную холодную солнечную осень, да похоже, она сама из ада. Кругом лужи, грязь да еще и эта проклятая капризная погода. Замерзать — такое избитое романтическое клише, что даже представить себе не можешь, что такое случается в реальной жизни. Однако, случается. Я уже было потянулся пальцами к молнии на моей ветровке, но тут услышал голос Мэй. — Даже не думай, Тайлер, — она не отрывает сосредоточенного взгляда от блокнота, пока говорит — Если ты заболеешь, то я буду очень волноваться и не смогу контролировать панду, тогда тебе не поздоровится. Ты точно этого хочешь? — И все-таки я сегодня поработаю батареей. Я сажусь ближе. Она неловко прижимается ко мне и на слегка оголенной шее я замечаю мурашки. — Ты теплый, — теперь она не бурчит, а шепчет. Ну вот, мы снова становимся позитивными! — А ты нет, — я убираю ее капюшон чуть в сторону, чтобы можно было увидеть ее рисунок. Много чего не так. Крыло голубя не там, где ему надлежит быть. Клюв похож на галочку. Да и сама птица получилась какой-то угловатой. Я было попытался забрать карандаш у Мэй и поправить, но не тут то было. Она перехватывает мою руку и возвращает обратно. Пардон, совсем забыл. Мэйлин не любит, когда ее же ошибки исправляют за нее. Она стирает крыло и опускает голову вниз, будто повиснув на моих руках. Из ее губ вырывается тяжелый вздох. — Все очень плохо, да? Я улыбаюсь. Так вот оно что, у нас тут комплексы появляются. Стараясь говорить как можно непринужденней, я произношу: — Да нет, все очень хорошо. Просто у тебя есть проблемы с анатомией, только и всего. Это дело техники. Людей же у тебя тоже раньше не получалось рисовать, а сейчас вон какие произведения искусств выходят — я перелистываю три страницы и показываю на свой портрет, нарисованный в теплом мае, еще до начала наших с Мэй отношений. Она бурчит что-то неопределенное. Я ухмыляюсь, разворачиваю ее к себе и смотрю прямо в глаза. Она краснеет, пытается освободиться, но безуспешно, ведь я намного сильнее ее. — Я не позволю каким-то комплексам дать тебе бросить рисование, — она краснеет еще больше — И вообще, если еще раз услышу от тебя что-то подобное, накажу. Я задел ее. После слова «накажу» она хмурит брови и щелкает меня по лбу. — Маленький еще, — она строит из себя испуганную и невинную, но видно, что она уже повеселела. Я прикасаюсь носом к ее носу, затем также медленно целую. Она прикрывает глаза, и пока она не видит, я отцепляю рисунок с колец и откидываю его в сторону. Ветер подхватывает его и уносит куда-то в сторону леса. Саморазвитие саморазвитием, но этого голубя она уже определенно испортила.