Буффонада

      Заискрившееся посреди гостиной голубое облако превратилось в двух людей. Ив шумно выдохнула.       - Всё в порядке? – Уайетт немного задержал её руку в своей, прежде чем отпустить.       - Да. Просто я отвыкла от этого ощущения. В доме точно никого нет?       - Я проверил.       У семьи Лоудсон был типичный двухэтажный дом, не большой и не маленький. Обстановка тоже самая обыкновенная. Уайетт и Ив не знали, что ищут. Они осматривались наугад в надежде наткнуться на ключ к разгадке тайны, если тайна вообще есть. Накануне Уайетт пролистал Книгу Таинств, там не было ничего о «заобойных мирах». Родные и волшебные знакомые про такое тоже не слышали. Не зная, с чего ещё начать, Уайетт и Ив договорились осмотреть дом Лоудсонов.       Чего-либо необычного не наблюдалось, внимание привлекали разве что развешанные на стенах гостиной дипломы, грамоты, фотографии с награждений и кое-какие газетные вырезки. Эдакая визуальная летопись успехов сестёр Лоудсон, прежде всего Элизы.       - Соревнования по математике, химии, физике, - резюмировал Уайетт, ознакомившись с «летописью».       - А раньше она занималась у нас танцами и вокалом.       - У неё хорошо получалось?       - Хорошо, но не гениально. По-моему, она и не мечтала о большой сцене, просто получала удовольствие. Но её родители решили, что это пустая трата денег, и Элиза перестала к нам ходить.       Комната Элизы тоже ничем не удивила. Им не нравилось рыться в чужих вещах, но приходилось – это могло быть способом понять, что случилось с Элизой, и помочь ей.       Обнаружив под матрацем несколько толстых тетрадей, Уайетт и понадеялся, и испугался, что нашёл личный дневник. Но это были истории, стихи, рассказы; написанные, кстати, очень неплохо для пятнадцатилетнего автора.       - Надо же, кто-то ещё пишет ручкой на бумаге, а не печатает на компьютере или в гаджетах.       Должно быть, полицейские тоже нашли эти тетради, когда обыскивали комнату, да вернули обратно, так как творчество Элизы не представляло для них интереса.       Самым примечательным объектом в комнате Дианы оказалась собака. Упитанный рыжий пёс лежал на постели. При появлении неизвестных он настороженно поднял голову, но не издал ни звука. Однако стоило им прикоснуться к вещам Дианы, как пёс спрыгнул на пол и залился лаем.       - Тише-тише, приятель, - попробовал успокоить Уайетт.       - Вроде я не так уж сильно шумлю, - удивилась Ив.       - Я не тебе, я собаке.       - Какой собаке?       Пёс бросился на Уайетта.       - Той, которая только что прыгнула сквозь меня… __________________________________________________       В кои-то веки Ив была дома, то есть в комнате общежития, днём. Она достала из пакета огромные клоунские ботинки. Оглядела комнату и решила, что здесь достаточно свободного места.       - Уайетт, подстрахуешь меня? – попросила она, надев потешную гигантскую обувь жёлто-коричневого цвета. – Хочу опробовать обновку.       Он отложил книгу.       - Что нужно делать?       - Стой рядом и поймай меня, если начну падать.       - Откуда ты собралась падать?       - Сейчас увидишь.       Под озадаченным взглядом Уайетта Ив наклонилась, упёрлась ладонями в пол и встала на руки. Поискала баланс и выпрямилась, вытянув ноги. Похлопала ботинками друг о друга. Чуть раздвинула ноги, медленно, аккуратно убрала с пола и отвела в сторону левую руку. Несколько секунд она балансировала на одной ладони, потом скомандовала:       - Отойди, - и приземлилась на ноги, в позе супергероя.       - Круто!       - Спасибо за помощь.       - Я же ничего не сделал.       - Ты подстраховывал, это важно. Хочешь прийти к нам на представление? В смысле, это, конечно, не сольная программа. Старшекурсники устраивают концерт, «Финики» тоже приглашены.       - «Финики»?       - Так называется наша буфф-группа. «Финики». Работаем главным образом в жанре буффонады. – Ив поправила воображаемые очки и зачитала из воображаемого словаря: - «Буффонада - приём театрального, циркового, эстрадного искусства - подчёркнуто комическое, шутовское преувеличение; окарикатуривание персонажей, их действий, поступков и так далее; а также сценическое или цирковое представление, основанное на таких приёмах». Ещё одно значение - неуместное, нелепое, грубое шутовство; но это не наш случай. Придёшь? Вход свободный.       - Когда концерт?       - В субботу, начало в шесть вечера.       - Приду.       Пришёл и не пожалел. Концерт состоял из множества номеров, разной степени талантливости, и выступления «Фиников» были одними из лучших.       Первая их сценка, в начале программы, внезапно началась с фигуристой девушки в купальнике, танцующей на пилоне под чувственную музыку. Вскоре появилась клоунесса в пёстрой футболке, оранжевых штанах и красных башмаках. Волосы (огненно-рыжий парик) с одного бока заплетены в косичку, с другого – в хвостик. Лицо белое, нос красный, глаза ярко выделены. Уайетт узнал Ив. Клоунесса смотрела на танцовщицу. Вроде ничего не делала, но все понимали, как она завидует. Оказалось, что у Ив потрясающий язык тела, она умела выразить любую эмоцию без слов, но и без кривляний. Уайетт-то думал, что клоунам положено кривляться, ан нет – даже самые экспрессивные и преувеличенные жесты Ив смотрелись абсолютно естественно. Когда танцовщица слезла с шеста и величественно удалилась, задрав нос, клоунесса сама залезла на пилон и попыталась что-то станцевать. Это было не просто смешно, это было уморительно. Ив настолько потешно карабкалась по шесту, сползала с него, дрыгала ногами и выписывала нелепейшие телодвижения, что Уайетт, как и большинство других зрителей, едва успевал дышать между приступами хохота. (Лишь потом он подумал, что такая нелепость требует исключительной физической подготовки.) Горе-танцовщица добралась до вершины шеста и, глянув вниз, испугалась высоты, вцепилась в шест мёртвой хваткой, обвив его ногами. Внизу стоял друг, уговаривающий её слезть, но она отчаянно вертела головой и крепче обнимала шест.       Второй номер был предпоследним в программе. Фонарь, возле фонаря – скамейка, на спинке скамейки – забытый кем-то шарф. Клоунесса (Ив, в нарочито простеньком платье и с крупным, трогательно-ярким цветком в волосах) заметила шарф, взяла его и стала гадать, кому он мог принадлежать. Накидывала на голову, примеряя образ старомодной барышни. Повязывала на шею, как кокетка. Обматывала вокруг шеи, как бывалый путешественник. Куталась в него, как замерзающий бездомный. Изображала разом двух влюблённых, которые сначала рассорились и пытались вырвать шарф друг у друга, а потом помирились, и парень накинул шарф девушке на плечи. Родителя и ребёнка: родитель всё норовил укутать ребёнка, чтоб тот не замёрз, а ребёнок упорно сопротивлялся, родитель расстроился, ребёнок это понял и позволил обмотать себя шарфом, а потом обнял родителя (представляя себя этим ребёнком, клоунесса обнимала воображаемого родителя, но делала это так натурально, что зрители практически видели второго человека.) Уайетт подумал о своих родителях. О том, как гулял с ними в парке, когда был маленьким. Как мама вечно переживала, что он замёрзнет и простынет, и вот точно так же пыталась его во что-нибудь укутать. Как папа однажды отдал ему свою куртку (которая Уайетту, разумеется, была безбожна велика), потому что, когда они выходили из дома, Уайетт наотрез отказался брать свою (ему казалось, что уже тепло), а на подходе к парку совсем замёрз. Вдруг Уайетт понял, что больше родители не будут его ни во что укутывать, он уже слишком большой для этого. Почему-то стало грустно. И стало понятно, что клоунесса очень-очень одинока, потому и придумывает разные образы – чтобы хоть на какое-то время оказаться в компании, пускай даже вымышленной. Но финал у истории был счастливый: пришёл владелец шарфа (тоже клоун), взял его, взамен подарил клоунессе цветок (она смущалась и подпрыгивала от восторга одновременно), они взялись за руки и ушли.       Надо сегодня же позвонить родителям.       Сосед Уайетта поднялся и вышел из зала. После концерта Уайетт увидел его – мужчина сидел на ступеньках у входа и, не обращая внимания на окружающих, рыдал, обхватил голову руками.