You were made for lovin' me And I can give it all to you, baby Can you give it all to me? ∆XIUS LIИK – WICCΛ
– Иди ты к чертовой матери! Ты пройдешь к нему, только через мой труп, клянусь! Что ж, возможно, такого следовало ожидать, но после дерьма, через которое я проходила вчера с отрядом кидо, выслушивать гневные крики Иккаку – последнее, чего мне хотелось. После того, как на меня нацепили очередной ошейник в виде печати на шее, ничего более полезного маги не сумели сделать. Глядя на мою руку, лишь пожали плечами, да выдали перчатку, которая попросту блокировала реацу, да и помогла бы не привлекать к черной коже и когтям внимание. Спасибо. Прям… да. Так что вспышка гнева Иккаку стала очередным камнем в мой огород. Да и вряд ли его поведение можно списать на то, что он банально пропустил мимо ушей новость, которой поделился главнокомандующий на официальном собрании капитанов и лейтенантов. Мне пришлось пару дней погостить у первого отряда, чтобы капитаны успели распространить официальное заявление о текущей ситуации. Так что, беря все возможные варианты и учитывая, что мы находились в госпитале, я находила поведение Иккаку абсурдным, поэтому не постеснялась одарить максимально недоумевающим взглядом. Возможно, еще и пренебрежительным. – А теперь закончи, пожалуйста, истерику, если не хочешь, чтобы за тобой прибежали санитары, – с максимальным спокойствием ответила я, заставив парня лишь сильнее разозлиться. – Ты… как ты здесь вообще можешь находиться? Вряд ли под «здесь» он имел в виду конкретно коридор госпиталя, причем довольно оживленный, поэтому медперсонал моментально обратил на нас внимание. И успокаиваться Иккаку не намеревался, преградил мне проход к палате, где находился Юмичика, да еще скалился, словно злобная псина. Я даже не сомневалась, что любая попытка сделать шаг вперед спровоцирует его к рукоприкладству. – Совет 46-ти распорядился предоставить решение моей судьбы главнокомандующему, и меня не только оправдали по всем пунктам, но еще и признали народным героем, – с последней деталью я, конечно, приукрасила действительность, но подлить масла в огонь посчитала первостепенной задачей. Если Иккаку взбесится на фоне моего бездействия, его сразу выволокут прочь. – Заткнись. Думаешь, в это кто-то поверит, ты, чертова предательница… – угрожающе зашипел парень, подступив ко мне на шаг ближе. – Юмичика в таком состоянии из-за тебя, что бы там ни случилось, это все ты и… – Что «и»? – сложив руки на груди и стойко стерпев его напор, я, признаться, в какой-то извращенной степени наслаждалась ситуацией. Дразнить этого парня, наблюдая за тем, как он терял самообладание из-за моих слов, оказалось настоящим представлением. – Скажи пожалуйста, ты запечатал Айзена Соуске? Ты терпел все эти годы угрозу с его стороны? О, или ты все никак не возьмешь в голову, просто представить своим маскулинным умишкой не можешь, что мне, с виду безобидной слабой девушке, удалось в итоге выйти победителем? А? Нет, – нервно, хитро улыбнувшись, шепнула я, – нет, тебе проще обвинять меня во всех смертных грехах, чем хоть на секунду допустить мысль, что я не была жертвой, что не поддалась своим эмоциям… в отличие от тебя, кричащего на весь коридор. Или Юмичики, который из-за своих чувств и попал под раздачу… – Ах ты тварь!!! Соврала бы, сказав, что не получила некое удовольствие от удачной манипуляции, но вот удар в лицо, конечно, оказался не столь приятным. – Иккаку, ты что торишь?! Отлетев к стене и едва удержавшись, чтобы не переиграть с ролью беспомощной жертвы, я лишь скривилась и накрыла ладонью пылающую щеку. Что ж, хоть ума хватило бить не со всей дури, но вот если бы не Ренджи, которого подозвали медики на поднятый шум, этим могло бы не закончиться. Удерживать взбесившегося офицера одной рукой лейтенант явно не мог слишком долго, но ему на помощь подлетела с другого конца коридора Мацумото. – Хватит, что вы здесь устроили?! – Устроили?! – вырвавшись из хватки Ренджи, раздраженно рыкнул Иккаку. – Это я должен спросить, почему вы так спокойно реагируете на ее присутствие здесь. – Тебе что, капитан не доложил о том, как обстоят дела? – Доложил, но это брехня собачья! – гаркнул на парня офицер, одарив меня ненавистным взглядом. – Не знаю, как ты им мозги запудрила, но я видел, как ты вела себя с нами в Каракуре, придя за арранкарами. Я видел, до какого состояния ты довела Юмичику… ты буквально наслаждалась этим! Невозможно так притворяться! – Иккаку, успокойся, ты делаешь только хуже, – повысила голос на парня Рангику, сверкнув колючим взглядом. – Айзен убил Гина, и ее хотел убить! Я собственными глазами это видела или хочешь сказать, что я вру?! Она помогла остановить Айзена, ей пришлось!.. – Да откуда такая уверенность? Ты прям видела, что именно Айзен убил Гина, а? Может, это она его тоже убила?! – Да как ты смеешь!.. – Прекратите это. Звенящий холодом голос Уноханы в мгновение ока заставил всех участников сцены обратить на нее внимание, да прикусить языки. Несмотря на спокойствие, по взгляду женщины оказалось понятно, что пылают в ней далеко не теплые эмоции. – Вам должны были сообщить, что лейтенант Хинамори действовала в рамках секретной операции, согласованной лично главнокомандующим. Разумеется, об этом нельзя было рассказывать, и уж тем более лейтенант Хинамори не могла выйти из роли. Если же вы недовольны ее действиями, офицер Мадараме, то можете высказаться непосредственно командиру Ямамото. Но впредь советую воздержаться от подобных высказываний на публике. Иначе кто-то может подумать, что вы выступаете против решений высшего командования. Откровенная ложь во имя блага Общества душ или, как правильно было бы заметить, тех, кто управлял им. Разумеется, верховное командование и Совет 46-ти не упустил бы шанс выставить мои действия частью своего заранее подготовленного плана. Иначе бы тут не только Айзен, но и я выставила бы их полными идиотами. Разумеется, подобного они не допустили бы. Так что мне даровали относительную свободу в обмен на передачу всех лавров в руки мудрейших старейшин и главнокомандования. Мол, Айзен думал, что переиграл нас? Ха-ха, вот уж нет. Против слов Уноханы Иккаку возразить не рискнул, лишь раздраженно шикнул и скривился. – Лейтенант Абарай, проводите офицера на свежий воздух, пожалуйста. Ему нужно остудить пыл. – Хорошо, капитан… пойдем. С неприязнью вырвавшись из руки Ренджи, Иккаку одарил меня напоследок ненавистным взглядом, едва ли не вылетев ракетой из коридора. Нам с Рангику ничего не оставалось, кроме как поклониться капитану, которая, одарив нас внимательным взглядом, вернулась к делам, от которых ее отвлекли. Довольно быстро и зеваки в коридоре потеряли ко мне интерес. – Больно? Признать честно, я немного растерялась от осознания, что Рангику не ушла. Поддавшись накатившему волнению, залепетала: – М-м? А, нет. Да. Не… ох, ну, немного. Удар у него хороший. – Вот же идиот, – устало выдохнув, девушка метнула в сторону, где скрылся Иккаку, недовольный взгляд. Но, помедлив с продолжением мысли, вновь стала грустной. – Но… я думаю, ты должна понять его, Хинамори. Я ведь тоже там была, и честно говоря… – Надеешься, что я просто хорошая актриса? – Прости… – Да, я знаю, что он имеет право злиться. Все вы имеете, но если бы я не была готова к этому, то не отважилась бы на такой шаг. Я даже удивлена, что у меня получилось. – Все потому, что Айзен не воспринимал тебя всерьез, – обхватив себя руками и вжав шею в плечи, Рангику отвела опустошенный взгляд и прошептала: – Чего нельзя сказать о Гине… так что… я рада, что выжить смогла хотя бы ты. Вы оба герои… вы… прости. Голос девушки становился тише с каждым словом, и, осознав, что слезы предательски подступили к глазам, она поспешно отвернулась и ушла прочь. Провожая ее долгим взглядом, я даже не знала, что чувствовать. Радость от того, что меня особо и не подозревали в убийстве Гина, или же горький осадок на сердце от осознания, какой тварью я являлась. Ведь устранение парня было моей личной прихотью, личной местью. Естественно, ему было плевать на меня с высокой колокольни. Так что и мне не стоит терзаться угрызением совмести. И не только из-за Гина. В итоге я не просто выжила, но и кое-что приобрела: возможности. Поскольку более желающих обвинить меня во всех смертных грехах не нашлось, я зашла в палату, тихо прикрыв за собой дверь. Учитывая наступление ранних сумерек, в комнате хватало естественного освещения, чтобы более-менее ориентироваться, однако светильник, горящий на тумбочке, откровенно подсказывал о том, что пациент не спал. – Что у вас там происходит? Вы там своими криками мертвых поднять решили? – устало пробормотал Юмичика, продолжая лежать с закрытыми глазами и болезненно хмурясь. – Не мы, а Иккаку. Звук моего голоса моментально подействовал на парня, заставив прекратить хмуриться и открыть глаза. Долгую секунду смотря в потолок, он, казалось, через силу перевел взгляд в мою сторону. И не поймешь, что за эмоции он испытал, но как мне виделось, это чем-то напоминало смесь страха и смущения. Поэтому Юмичика почти сразу отвернулся. Ладно, кто сказал, что будет легко? Бежать ему все равно некуда, да и пытать я его особо своим присутствием не собиралась. Хотя… то, о чем я думала, было куда более жестокой мерой. Неспешно подойдя к койке и, перехватив по пути стул, стоящий у стены, за спинку, я поставила его рядом и присела. Парень упрямо отказывался смотреть в мою сторону. – Не хочешь видеть меня, да? – в ответ он лишь болезненно скривился, словно кто-то уколол его иглой в палец. – К тебе наверняка приходила Унохана-сан и рассказала о положении дел. Во многом из-за того самого официального положения дел и разорался Иккаку. Я прекрасно осознавала, что вы будете меня ненавидеть, не сможете больше со мной общаться или еще что. Но с тобой все сложнее… ты ведь знаешь неофициальное положение дел. Даже более, чем неофициальное. – Если переживаешь, что я скажу кому-то, можешь не бояться, – отрешенно прошептал Юмичика. – Мне прекрасно дали понять, что следует помалкивать. – Вот и хорошо, – с невозмутимым спокойствием поддержала я идею, отчего собеседник ощутимо напрягся. – Я пришла не для того, чтобы извиняться, ведь мои извинения для тебя ничего не будут стоить. Ты злишься, вероятно, ненавидишь меня. А еще определенно ненавидишь себя. Ненавидишь себя за чувства, которые ко мне испытываешь, ведь из-за них ты… сейчас лежишь на койке. А мог и погибнуть. Ведь я предупреждала тебя не идти, не лезть на рожон… – Хватит, – шикнул Юмичика, едва пряча досаду и боль во взгляде. – Если пришла говорить очевидные вещи, то не стоило. Лучше уйди. – Верно, извини. Именно это я и хотела сказать. Думаю, будет лучше, если я оставлю тебя и буду избегать наших встреч. Из-за меня, из-за чувств ко мне ты едва не погиб, хотя, сказать по правде, я бы не хотела прибегать к такой мере. Можешь думать как угодно, но из-за тебя, Юмичика, все сложилось так, как сложилось. Именно ты стал причиной, по которой я отвернулась от Айзена. Потому что он хотел забрать то, что мне дорого. А я такого не могла простить… И, как показала практика, мне лучше держаться подальше от тех, кто мне близок. Хотя бы ради их благополучия. Так что… ты будешь мучиться первое время, но эмоции утихнут, поверь, и… – Да ты издеваешься? – не выдержав моей монотонной речи, Юмичика одарил меня откровенно опешившим взглядом. – Ты говоришь мне, что я должен делать? Что я должен чувствовать? Серьезно?! Чего ты добиваешься этими словами?! Чтобы признал это? Чтобы признал, что… хочешь, чтобы я молил тебя не уходить, чтобы я тут на коленях ползал?! Иди ты в жопу! Ты сидишь тут и… да ты ничем не лучше Айзена, ты пытаешься манипулировать мной. Тебе что ли доставляет это удовольствие? Видеть, как я мучаюсь?.. Парень даже попытался обернуться на бок, чтобы не видеть меня, но боль от раны не позволила ему этого сделать. Скривившись от злости, раздражения, что он оказался в столь беспомощным положении, не в состоянии скрыться не то, что от меня, а от своих эмоций, Юмичика лишь зашипел и отвернулся. Я же продолжала спокойно сидеть, да наблюдать за ним. После недолгой паузы, цокнув языком, улыбнулась своим мыслям. – А ты прав. Но и ты тогда не строй из себя обиженную жертву, ладно? – видимо, моя жесткая ухмылка, подчеркнутая хитрым прищуром, вызвала у собеседника замешательство. – Если бы ты действительно был обижен, ненавидел меня, то даже слова Урахары не изменили бы твою точку зрения. Но ты продолжаешь тянуться ко мне, лететь, как мотылек на свет пламени, проигнорировав предупреждение, что можешь сгореть. – Хотела уйти, так уйди, наконец… – О, нет, я передумала, – сложив руки на груди и закинув ногу на ногу, я довольно усмехнулась. – Раз ты хочешь услышать правду или признание от меня, то слушай. Да. Мне нравится видеть в твоих глазах отчаяние, мне нравится наблюдать, как ты тянешься ко мне, несмотря на всю боль, которую я тебе причиняю. Кажется, что чем сильнее я раню твои чувства, тем больше ты получаешь от этого удовольствия. Ведь эта боль не утихает… и каждый мой взгляд, любое слово, любая надежда на близость, любой намек… он ведь становится единственным возможным плацебо. – Ну и зачем ты это говоришь? – сдавленно прошептал Юмичика. – Потому что понимаю твои чувства как никто другой. И понимаю чувства Айзена на свой счет, ведь я испытываю к тебе что-то похожее… ну, то есть, я не собираюсь уничтожать все, что тебе дорого, чтобы стать эпицентром твоего мира, – нервно затараторила я, – я все же не психопат, который не понимает, что такое любовь и симпатия, и как этим жонглировать, если вдруг появилась какая-то странная привязанность к человеку. Хотя, психопат ли он?.. нет, это… кхм, в общем… Нет… Я всего лишь самодовольная сволочь и сука. Но дело в том, что я готова дать то, что ты хочешь. Как я и сказала, ты дорог мне, Юмичика. Я не хочу тебя так просто отпускать, но ради твоего же блага я могу это сделать. Это будет, конечно, трудно, но… после всех эмоциональных качелей, которые я пережила за минувшие восемь лет, справлюсь. Вопрос в том, справишься ли ты. Или же так и будешь смотреть на меня щенячьими глазами в ожидании чуда, которое не произойдет? Боже правый, я просто смешала его с дерьмом… Я буду гореть в аду, уж точно. И тем не менее, высказав все так, как оно есть, поделившись своими эгоистичными желаниями и эмоциями, я ощутила, словно у меня расправились крылья. Я призналась не столько тебе, Юмичика, сколько себе. Быть может, мне бы и удалось задушить в себе безжалостную стерву, но живя рядом с Айзеном, ища подвох во всем и стараясь выжить, учишься преследовать свои интересы. Никому не доверять. Брать то, что нужно. Что хочется. Иначе бы не получилось выйти победителем из этой гонки. Даже грустно как-то. – Я тоже боюсь своих чувств, Юмичика, и мне куда легче сомневаться в тех, кто нечестен со мной, и не воспринимать всерьез тех, кто тянется ко мне, – задумалась я, отведя взгляд к окну, за которым уже потемнело небо. – И такой подход вызывает азарт. Будоражит. Отчего и создается иллюзия любви. Это не любовь, это зависимость. Но я хочу, чтобы ты был от меня зависим, и взамен я готова заботиться о тебе. – Я тебе что ли собака какая?.. – Все отношения строятся на зависимостях, ты что-то даешь, и тебе дают что-то взамен, – холодно рассудила я, поднявшись со стула. – Мне нужен ответ прямо сейчас. Разводить из всего этого трагедию нет смысла. Как только я покину палату, мы либо разойдемся, как в море корабли, либо попробуем принять потребности и чувства друг друга. Что скажешь? – Скажу, что ты головой тронулась… – Что ж, – ожидаемо приняв жесткий вердикт, я лишь пожала плечами, – это тоже ответ. Тогда… не смею тебя беспокоить своей компанией. – Я, блять, сказал «нет» или что? Не без труда приподнявшись на локтях, Юмичика бросил в мою сторону столь гневный и озлобленный взгляд, что, если бы не его ранение, я полагаю, он набросился бы на меня разъяренным вихрем. Наблюдая за его попыткой перевернуться на бок и занять сидячее положение, я неспешно приблизилась к кровати и пальцем не пошевелила, чтобы помочь ему. Было что-то притягательное в столь злобном упрямстве. Парень явно не пребывал в восторге, что я просто наблюдала за его беспомощностью. И в то же время он не обрадовался бы, рискни я помочь ему. Согнувшись в три погибели, с трудом пытаясь выпрямить спину, Юмичика переводил тяжелое дыхание, но я не хотела дожидаться, когда он придет в чувства. Грубо схватив его за нижнюю челюсть и задрав голову, заставила посмотреть на себя. Скривившись не то от неожиданности, не то от боли, парень схватил меня за запястье, но в его пальцах не было достаточно сил, чтобы доставить мне неудобства. В отличие от моих. Когти впивались в его лицо даже сквозь плотную ткань перчатки. – Полагаю, ты будешь послушным? – Больная… – зарычал в ответ Юмичика, вынудив меня крепче сжать пальцы и усмехнуться его отчаянной попытке к сопротивлению. – Ты реально ненормальная… вы с Айзеном стоите друг друга… – М-м, – растянув губы в снисходительной улыбке, я прикрыла глаза и усмехнулась. – Сочту за комплемент. Одарив парня блестящим от удовлетворения взглядом, я искренне порадовалась его колючим эмоциям, за которыми пряталось желание не отпускать меня. Он смотрел на меня глазами, полными ненависти и отчаяния, и в то же время по напряжению его тела, по мимике его лица, понимала, что за искру мне удалось разжечь в нем. И это осознание пробуждало во мне эмоциональный голод, раскаляло аппетит, требующий еще больше ответной реакции со стороны парня. «Только не заиграйся». Пф… а еще тише не мог вставить свой едкий комментарий? Даже голос осип от ревности, а, Тобимару? Но в чем-то он прав. Воспользоваться слабостью Юмичики сейчас как минимум некорректно, ему требовался отдых. – Что ж, раз мы поняли друг друга, восстанавливай силы. Освободив парня от хватки и, придержав его за плечо, даже особо заставлять не пришлось вернуться в лежачее положение. Болезненно скривившись и зашипев от все еще беспокоящей его раны, Юмичика, тем не менее, нашел в себе силы перехватить меня за руку, заставив повременить с уходом. Я вопросительно оглянула его, терпеливо ожидая хоть колючего слова, хоть дальнейших действий. Его губы подрагивали, парень явно хотел что-то сказать, и, полагаю, не очень приятное, но в итоге скривился и отвернулся. Но его пальцы лишь крепче оплели мое запястье. Повременив мгновение, я все же опустилась на край койки и, аккуратно высвободившись из хватки Юмичики, подалась чуть вперед, поцеловала внутреннюю сторону его запястья. Коснулась кончиком языка тонкой кожи в опасной близости от вен. Поднялась к ладони, оставляя теплое прикосновение своих губ. Глянув исподлобья на парня, лишь убедилась, что дразнящий жест заставил его если не сдаться, то, как минимум, отвернуться. Скорее, от смущения, чем злости. Что ж, теперь могу сказать наверняка… Как бы ты ни пытался сопротивляться, ты мой, Юмичика. И душой, и телом. Ты полностью мой.***
Я, конечно, ожидала всякого, но… – И что вы тут все делаете? Когда практически целый день сталкиваешься с недружелюбными взглядами капитанов, либо с откровенно взбешенными личностями, как Иккаку, надеешься под конец дня остаться в тишине и спокойствии. А не засвидетельствовать на парадной территории отряда под половину сотни человек, которые, с максимальным напряжением, словно оловянные солдатики, преградили тебе вход в здание. Мне что ли пробиваться внутрь придется?.. – Лейтенант Хинамори… – возглавлял всю братию офицер Окита, стоя в первых рядах, да с таким суровым видом, отчего я всерьез заволновалась. – С возвращением. Глубоко поклонившись в знак уважения, мужчина заставил шинигами последовать его примеру, и все, как один, выказали мне прием, от которого у меня чуть челюсть не упала. Тянуло даже пошутить в своей глупой манере, но я обошлась недоумением, осмотрев солдат, которые, похоже, искренне были рады меня приветствовать. – А-а разве вы не должны под общий настрой кидать в меня камнями и кричать все самые неприятные слова, которые приходят в голову? – уточнила я у Окиты, который, вернувшись в исходное положение, одарил меня далеко не располагающим к веселью взглядом. Даже как-то неловко стало от его серьезности. Остальные бойцы также выпрямили спины. – Поскольку час поздний, не все члены отряда смогли дождаться вас, многие сейчас заняты работой. Однако они также хотели поприветствовать вас. Лейтенант, мы понимаем, что все может быть неоднозначно, но другие люди не знают, какая вы на самом деле. Вы та, кто заботился о нас, кто заступался за нас, кто способствовал развитию отряда. За последние годы отряд претерпел положительные изменения, и во многом благодаря вам, лейтенант. Предательство капитана нанесло по нам ощутимый удар. Возможно, кто-то и в нашем отряде не поймет, почему вы рискнули взять на себя ответственность роли предателя, чтобы помочь Готею одолеть врага. Но люди, которые остались здесь, которых вы сейчас видите, понимают вашу жертву. И мы благодарны вам за это. Честь пятого отряда восстановлена вашими усилиями. Благодарим вас, лейтенант. Честь пятого отряда, да? Удивительно, сколь кардинально все может поменяться из-за одного поступка. Не вздумай Айзен избавиться от Юмичики моими руками, вы, ребята, меня не восхваляли, а проклинали бы. Мне стоило испытать угрызение совести, что якобы спасенная честь строилась на обмане, но учитывая, что все в Обществе душ, похоже, стояло на фундаменте лжи, даже как-то не страшно. Поклонившись в ответ, я могла лишь принять доверие и уважение, которое выказали мне члены пятого отряда. Как ни странно, я действительно дорожила ими, пятый отряд стал детищем, которое играло для меня не последнюю роль. Осмотрев бойцов, преисполненных уверенности, я почувствовала гордость. За себя, за отряд. Как говориться «работай на репутацию, чтобы потом репутация работала на тебя». – Честно говоря, я не ожидала услышать подобных слов в свой адрес, – улыбнувшись, обратилась я к шинигами. – Возможно, мне стоило бы уйти с поста, чтобы избавить вас от давления со стороны других отрядов, но я не буду этого делать. Более того, главнокомандующий позволил мне сдать экзамен на звание капитана. Как минимум поддержка четырех капитанов у меня есть. Вы моя семья, вы те, за кого я боролась последние годы. Хоть и понимаю, что порой вы хотели убить меня из-за того, что я заставляла вас постоянно отчеты переделывать… – улыбнувшись, я услышала, как кто-то тихо усмехнулся. М-да, наша любимая тема. – Не буду скрывать. Последние месяцы для меня оказались сущим адом. Но… Айзен Соуске получил по заслугам. И теперь придется восстанавливать не только репутацию отряда, но и показать, что нас не сломили, что мы до сих пор едины и готовы дать отпор любой угрозе. Возможно, одна я не справлюсь, поэтому, я хочу попросить вас поддержать меня, поддержать наш отряд. Вы поможете мне? – Мы полностью в вашем распоряжении, лейтенант, – с непоколебимой уверенностью отозвался Окита. – Конечно, мы с вами! – Давайте покажем другим, чего мы стоим. – Нас не сломить так просто!.. – Ну и ну, да вы и без меня хорошо держались, – добродушно улыбнувшись, отметила я энтузиазм подопечных, после чего привлекла и внимание, хлопнув в ладоши. – Хорошо. Тогда, попрошу вас возвращаться к делам или идите домой, кто чем намеревался заняться. Завтра новый день, и нам придется постараться. Спасибо вам. «…почти поверил». Тихий комментарий, раздавшийся в голове, чуть не заставил скривиться. «Чего ты такой токсичный сегодня? Если уж чего не нравится, говори хоть громче, а не бубни». На мою язвительность Тобимару не нашлось, что сказать. Большая часть солдат начала расходиться, но некоторые все же задержались, чтобы выказать поддержку, благодарность или просто узнать, как я себя чувствовала. Так необычно, что они выказывали заботу, но мне искренне импонировало их поведение. Они готовы сплотиться вокруг меня из-за жертвенности, образ которой выстроило надо мной начальство. – Окита, – окликнула я офицера, – проводишь меня? Я бы хотела обсудить кое-что. – Да, разумеется. Распрощавшись с солдатами, мы с мужчиной направились к административному зданию, в котором, судя по горящему свету в окнах, даже кто-то продолжал работать. – А теперь, Окита, скажи, как обстоят дела в отряде на самом деле. – Лейтенант?.. Но, мы ведь… – Я понимаю, что многие могут видеть во мне ангела спасения, но прошу тебя быть честным. Измученный вздох собеседника только подтвердил догадку, что на самом деле все обстояло не так радужно, как хотелось. Как только мы зашли в пустующий холл административного здания, он тихо сообщил: – Молодое поколение сейчас вас едва ли не до божества возносит, но с теми, кто служит в отряде дольше вас, могут возникнуть сложности. Некоторые из старших офицеров сомневаются, что вы… что вы действительно… – Что я все еще не остаюсь верна Айзену, несмотря на заверение руководства о тайной операции? – Простите… – Можешь назвать их имена? – А, ну… могу, но… – Не волнуйся, – устало вздохнула я, – в моих планах нет устраивать чистку в наших рядах. Напротив, их скептицизм будет полезен. Но мне не важно, что они думают, мне важно, что они будут делать. В конце концов, не им решать, стану ли я капитаном отряда. Однако мне важно донести до них мысль, что сейчас отряд у меня стоит на первом месте. И мне хотелось уточнить, Окита. Ты ведь относишь себя к тем самым офицерам, не так ли? Теперь настал черед мужчины тяжело вздыхать. За этим вздохом крылось что-то большее, чем чувство вины. Окита окинул меня столь мрачным взглядом, словно у него на душе таилось что-то куда более тяжелое, чем обычные опасения. Остановившись, мужчина задумчиво произнес: – Хинамори-сан, вы знаете, что я служу в отряде довольно давно. И я свято верю в справедливость закона… так должен говорить офицер, так должен жить офицер. Глядя на вас, я не могу сказать, что вы свято верите в закон, и уж тем более справедливость Готей 13. Так, похоже, не верил и капитан Айзен… так не верила в это и моя дочь. – Дочь? – не срыв удивление от столь внезапного поворота, я невольно осмотрелась по сторонам, убедившись, что никого нет поблизости. – Я не знала, что у тебя есть дочь. – Она погибла. – Оу… мне жаль. – Она также была шинигами, вы с ней почти одного возраста, поэтому, глядя на вас, я постоянно ее вспоминаю, – сообщил мужчина и, присев на пустующую скамью, тяжко вздохнул. Но взгляд его оставался, на удивление, чистым от эмоций. Я присела рядом. – Талантливая девочка, ее звали Мэй. После окончания академии ей предложили вступить в отряд кидо, потому что она отличалась невероятным талантом к магии. Ее подруга, тоже выпускница, поступила во второй отряд… Эта девочка была из младшей аристократии, поэтому не удивительно, что ее забрала к себе молодая капитан Фон. Даже несмотря на то, что мы с Мэй были выходцами из Руконгая, эта девочка относилась к нам с уважением и любовью, часто приглашала в гости. – И ее родители были не против? – На удивление, нет. Я тогда сам удивился, во всяком случае, они не выказывали никакой вражды или неприязни нам в лицо. В общем… эту девочку, поскольку она была из младшей аристократии, как шинигами, отправляли на патрули в район к знати, и там она приглянулась одному аристократу, который, скажем так, был довольно неприятен и настойчив. Однажды девочки спокойно гуляли по району, вечером… это же безопасный район был… По мере повествование каждое слово все труднее слетало с языка мужчины, и в какой-то момент он замолчал, удрученно прикрыв глаза. Ему потребовалось время, чтобы собраться с духом и продолжить. – На утро мне пришла новость, что девочка из той семьи была в ужасном состоянии, а тот аристократ с некоторыми из его друзей убиты, и во всем обвинили мою дочь. – Что?.. – Знаете, Хинамори-сан, какие бы ужасные вещи не происходили с вами, они покажутся вам сущим пустяком в сравнении с беспомощностью, когда ты не можешь защитить своего собственного ребенка. Моя девочка… она сказала, что когда попрощалась с подругой и уходила, услышала ее крики, побежала на помощь и… У меня язык не поворачивается озвучить, что эти сволочи с ней сделали. Мэй велели убираться, но она ведь не могла бросить свою подругу. – Она пыталась защитить свою подругу, – заключила я, ощутив искреннее сочувствие к Оките, который лишь понуро кивнул в знак согласия. – Но ведь это акт самозащиты. И разве та девочка ничего не сказала? – Сказала… поначалу. Но она ведь из младшей аристократии, и ее родителей, вероятно, сильно запугали, отчего фактически без суда и следствия моя дочь была приговорена к смертной казни. Убийство аристократа, не важно, по каким причинам, карается высшей мерой наказания. А знать не могла допустить очернения своего имени. Я даже не смог вновь увидеть свою дочь и попрощаться с ней… прошло уже тридцать лет, но… для меня все равно, что это было вчера. В обрушившейся тишине я прочувствовала максимальную неловкость и угнетение. Потому что не понятно, к чему была рассказана печальная история, и на этот счет у меня закрадывалось неприятное предчувствие. – Я служу в отряде довольно давно, однако сих пор нахожусь в должности седьмого офицера. По правде говоря, Совет 46-ти требовал моей отставки, однако… капитан Айзен настоял на обратном. В качестве ультиматума ему запретили когда-либо повышать меня по службе. Неприятные мурашки пробежали по коже. Напряженно выдохнув, продолжая смотреть перед собой немигающим взглядом, я едва не усмехнулась. – И, полагаю, ты мне это рассказываешь, не потому, чтобы я не удивлялась, если вдруг получу отказ на запрос о твоем повышении. – Мне всегда грустно, когда люди используют и подставляют друг друга, – мрачно подметил Окита. – Вы были такой жизнерадостной и милой девушкой, что, когда капитан Айзен сделал вас лейтенантом… мне стало очень печально. Но как оказалось, печалиться было не о чем. Вы даже обращаетесь ко многим не как прежде… особенно к старшим, с какой-то дерзостью. Маленький котенок оказался тигренком. И рука хозяина не смогла удержать его. – И как… давно? – На следующий день после официального заявления о смерти моей дочери, – тихо сообщил мужчина. – Я не знаю, почему, Хинамори-сан, но то, что вы сделали, явно не было спланировано верховным командованием. Могу полагать, что это произошло из-за личных разногласий. – Как много вас? – переведя на офицера тяжелый взгляд, сухо уточнила я. – Достаточно. Мы хотели лишь справедливости, чтобы эта гнилая система была стерта. Если вы готовы продолжить его дело, вы получите нашу безоговорочную поддержку. Если вы защитите всех нас, как обещали, мы готовы служить вам. – Даже несмотря на то, что именно я и лишила вас… справедливости? – Будем честны, Хинамори-сан, – измученно вздохнул Окита, – мы прекрасно понимали, что нас просто использовали, и мы были готовы быть использованными ради мести, ради справедливости. Мы уже лишились всего, у нас осталась только жизнь и какие-то надежды, в то время как у молодого поколения есть и куда более ценные вещи. Защитите то, что есть у них, защитите их, их будущее. И мы поможем вам. – Что ж… – выдохнув и хлопнув себя по ногам, я поднялась со скамейки и заключила: – Я скажу так, Окита. Еще ничего не кончено. Все только начинается, только в этот раз это «все» будет идти по моему сценарию. Из меня, конечно, тот еще лидер… но я защищу своих людей. В этом можешь не сомневаться. Честно признать, такого поворота событий я вообще что-то не ожидала, мне стало не просто не уютно. Беспокойно. Но лишь на мгновение, потому что этого стоило ожидать. Лишь с помощью Гина и Тоусена вряд ли бы Айзен поспевал всегда и везде, у него должны были быть последователи, и как показал Окита, они не просто были. Они до сих оставались. – Хинамори-сан… – окликнул меня мужчина, заставив обернуться и помедлить с уходом. Вытянув руки вдоль тела, офицер склонился в поклоне, вызвав странное чувство умиротворения. – Спокойной ночи, Окита. Все не так однозначно. Сколько уже раз я повторяла эту фразу? Окита ведь мог оказаться и засланным казачком главнокомандующего, дабы убедиться, что я как минимум не задумала глупостей. Но что-то подсказывало об обратном. У Айзена должны быть и другие последователи, серые тени, которым выгодно сидеть и не высовываться. С уходом мужчины серые тени зашевелились, а сейчас и вовсе поднялись на дыбы. Ведь непонятно, что будет дальше. И также непонятно, почему я вдруг поспособствовала тому, чтобы запечатать мужчину. В любом случае, рыпаться они не станут, как и предпринимать что-то против. Через Окиту я выйду на каждого из них, а дальше – посмотрим. По факту в моих руках может оказаться маленькая армия. Но как ее использовать? К кабинету я поднялась в гордом одиночестве, однако не к своему, а капитанскому. Очевидно, дверь оказалась заперта. Очевидно, пришлось пробираться внутрь через балкон. И, очевидно, помещение вынесли под чистую, оставив лишь мебель и, боже правый, какого черта этот диван все еще жив? Зажгла свет и осмотрелась. В тишине позднего вечера я слышала лишь, как половицы скрипели под моими ступнями. Скоро я займу этот кабинет, более чем уверена, уж никому другому не позволю сидеть здесь. Никто не посмеет стать моим капитаном… в моей жизни будет лишь один капитан. Усевшись за пустующий письменный стол, выдохнула. Постучала пальцами по деревянной поверхности – даже сквозь перчатку когти звонко барабанили о дерево. Занпакто, что слился с моей рукой, такого я точно не предвидела, и тем не менее это определенный плюс. Никто не отнимет Тобимару. Довольно удобно и практично… чего нельзя сказать, например, о жестком стуле. – Господи… – заерзав и закинув ноги на стол, откинулась назад и принялась раскачиваться. – Как он сидел вообще на этом куске дерева? «Молча». Взвизгнув и навернувшись на пол от неожиданно мрачного замечания, раздавшегося в голове, болезненно ударилась затылком и локтем. Застонав, скривилась и по привычке подумала выругаться, но в мозгу словно короткое замыкание произошло. Смотря в потолок немигающим взгляд, да забыв подобрать челюсть, позволила одну беспокойную мысль. Да нет… нет. Нет, блять… Это должно было вызвать страх, но сердце сжалось в болезненном приступе, в то время как губы растянулись в нервной улыбке. Позволила вырваться смешку, который сразу сменился истеричным смехом, отчего аж слезы проступили на глазах. Перекатившись со стула на пол и закинув ноги на стол, сложила руки на груди и, хоть и с трудом, заставила себя умолкнуть. «Признаться, ожидал иной реакции». – Пф! Нет, ну я думала, что такое вероятно, но… это дерьмо что ли реально сработало?.. о-о боже. Учитывая, что последние дни проходили в суматохе, моя голова была занята совершенно иными проблемами и вопросами, поэтому списывала странные комментарии в подсознании на вредное поведение Тобимару. Теперь понятно, почему он так тихо и странно разговаривал, словно не своим голосом. «Значит, ты подозревала, что между нами возникнет связь из-за хогиоку», – заключил Айзен, – «только, по идее, я не должен слышать тебя, ведь мои силы запечатали». – Твои – да. А вот мои – нет, – рассудила я. – И это работает, как двусторонний приемник, и если ты не можешь пробиться ко мне, то вот я могу. По факту это напоминает связь занпакто и хозяина, ведь они составляют единую душу. То же ведь и с хогиоку, маленькая частица которого теперь находится во мне. «И откуда такая уверенность?» – О, ты бы видел мое небо во внутреннем мире, там целое светопреставление… «Когда ты это сделала?.. Хотя, скорее всего, когда забрала хогиоку у Гина». – И ты даже не заметил этого. Говорила же: не будь опрометчив, ослепленный силой. В ответ раздалась тишина. Честно говоря, я не ожидала, что подобный феномен все же возымеет место, потому что лишь заклинания высокого уровня могли установить ментальную связь, да и то на время. Настоящая связь, как с занпакто и шинигами, появлялась за счет разделения души. Реакция хогиоку на мою персону заинтересовала меня еще в Лас Ночес, артефакт цеплялся за меня, словно паразит, и когда я забрала его у Гина, то привязала часть этой энергии к себе. Но я думала, это возымеет лишь временный эффект, который требовался, чтобы ослабить трансформацию Айзена после его битвы с Ичиго. Я подозревала, что может произойти что-то непредвиденное, однако предпочла рискнуть. Неожиданным боком, конечно, всплыл побочный эффект. «Опрометчив?» – несмотря на попытку сохранить спокойствие, интонация голоса Айзена буквально кричала о скверном расположении духа. – «Какое смелое заявление для той, кто использовал занпакто в качестве проводника для печати. Ты хоть осознавала, что тебя просто могло разорвать на части? Тот факт, что ты жива, чистая случайность». – Как мне повезло-то, значит, – не без доли иронии подметила я. – То есть мне удалось победить тебя из-за случайности? «Начнем с того, что не ты меня…» – Не тебя «что»? Победила? – не передать словами, насколько забавно дразнить тигра в клетке, который не мог дотянуться до тебя и разодрать на части. Хотя здравый смысл подсказывал, что лучше не зазнаваться. Ударить могло оттуда, откуда не ожидаешь. – Ты хотел стать моим миром, Айзен, единственным, что у меня останется. А теперь скажи… какого это, когда у тебя отнимают все? И тот, кто отнял, остается для тебя единственным… ну, если не миром, то, как минимум, способом не сойти с ума от скуки. В очередной раз угнетающая пауза прекрасно подчеркнула холодную злость, которую едва ли пытался спрятать мужчина. «Молодец, Хинамори…» – мое имя в его исполнении прозвучало угрожающе. – «Но ты ведь понимаешь, что я это так просто не отставлю? Ты пожалеешь о содеянном». – О, да ладно, – отмахнувшись от угроз с усталостью пенсионера, которого всю жизнь пугали подагрой, я покачала головой. – Ты слишком любишь меня для таких угроз. «Лучше не зли меня», – не сдавался в своей серьезности Айзен. И он явно был настроен серьезно. – Ты запечатан на восьмом подземном уровне без шанса самостоятельно освободиться. Посидишь пару годиков, остынешь, может, друзей там найдешь… «Пару лет?» Все же не подметил мои слова, молодец, и от этого осознания, от прозвучавшего недоумения, настороженности в его голосе, мои губы растянулись в улыбке. Тихо засмеявшись, я дразняще уточнила: – А ты думал, мое видение будущего заканчивается на тебе? Смею тебя разочаровать. «И что произойдет?» – Не так быстро. У нас достаточно времени, чтобы обсудить многие моменты, – задержав улыбку еще на секунду, я подавила ее с последующим вздохом. – Я прекрасно осознаю, что ты намного сильнее и умнее меня, сильнее и умнее всех, возможно. Я ведь была готова идти за тобой… но ты захотел от меня большего, чего ты вообще думал добиться, заставив меня избавиться от Юмичики собственными руками? «Мне он просто не нравится. И советую тебе не заигрываться». – Ревнуешь? «К такому, как он? Всего лишь временное увлечение, игрушка, из-за которой ты так взвилась», – пренебрежительно усмехнулся Айзен. – Ты попытался сломать мои игрушки, а я в отместку разрушила твои воздушные замки. И в итоге кто сейчас на свободе, а кто в подвале? «Да, довольно забавно, что тебя спасла система, которую я презираю. Это даже унизительно». – Кстати, о системе, которую презирают. Я тут вышла на откровенный разговор с офицером Окитой… оказывается, у тебя тут толпа скрытых фанатов есть? «И что ты собралась делать?» – Для начала отдохнуть и попытаться выстроить здоровые отношения с окружающими. Поднять с колен пятый отряд, заняться «временным увлечением», как ты его называешь, чтобы тебя побесить… а потом подумать, что делать дальше. «Дальше?» – с долей заинтересованности уточнил Айзен, хотя усмешка могла говорить и о снисходительном подтексте. – В одиночку мир не изменить, мой дорогой капитан, – вздохнула я, сложив руки в замок на животе. – Ты попробовал сделать это грубой подачей. Но самый верный способ – это проникнуть в головы людей, как ты сделал это со мной и десятками других несчастных, кто тихо выполнял твои распоряжения. «Красиво звучит, но, думаешь, это возможно? Готей не изменить, рыба всегда гниет с головы, и пока не избавишься от нее, ничего не случится. Уж прости, Хинамори, но наивные детские мечты не изменят положение дел. Если бы не твоя глупая привязанность к тому офицеру, мне бы удалось совершить задуманное». – М-м, вообще-то, если бы не твоя гениальная идея уничтожить котоцу в дангае, то тебе бы удалось совершить задуманное. «Решение этой проблемы требует кардинальных действий», – проигнорировав мой язвительный комментарий, отметил Айзен. – «Готей является главным оружием Совета и аристократов, но даже если уничтожить их, останется куда более сильная боевая единица». – Нулевой отряд. «Верно. А с ними могу справиться только я». – Ты меня не слушаешь, да? Ты сейчас в тюрьме не потому, что я не хотела разрушать старый мир и наказывать аристократов… Ты сейчас там потому, что покусился на мой мир. Это личная прихоть, это личная месть. «Это мелочно и глупо». – И ты от этого бесишься. Вот и все. «Серьезно?» – Да, серьезно. Я смогла посадить тебя под замок не из-за благой цели, а потому что была зла. Из-за личного. «Если бы не твое видение будущего, у тебя бы ничего не вышло», – позволил мужчина злости пробиться в голосе, на что я только усмехнулась: – И какая разница, если ты – там, а я здесь? Факты. Только факты. «Факты, значит. Тогда вот тебе факт. Советую тебе быть осторожной, Хинамори, потому что я не собираюсь сидеть здесь до конца срока. И когда я выберусь, уж поверь, я заставлю тебя страдать. И ты пожалеешь о содеянном, приползешь ко мне на коленях, моля о прощении». Несмотря на сдержанность голоса, его угроза определенно имела вес, и от этого внутри меня все похолодело. Стало жутко, и от этого не менее отвратительно. Даже находясь в тюрьме, он угрожает мне. И от этого так просто не избавиться… Остается лишь сохранять собранность и стойкость духа. – Вот и прекрасно, – подметила я, – теперь ты разговариваешь со мной, как с равной. Но чтобы заставить меня страдать, тебе придется убить всех, кто мне дорог, а для этого тебе придется убить сначала меня. Ибо я буду защищать их. Но ты не сможешь убить меня… «Хм», – лишь усмехнулся мужчина, и не поймешь, что бы это означало – злость или удовлетворение. – «Развлекайся, пока можешь. Однако советую прислушиваться к голосу в голове, чтобы не забывать, кому ты принадлежишь. Как бы ты ни пыталась сопротивляться, ты моя, Хинамори. И душой, и телом. Ты полностью моя».