***
Какаши возвращается с небольшой помпезностью, входя в комнату миссий со свитком, свисающим с его пальцев. Он направляется прямо к столу Ируки и бросает свиток ему в лицо—только рутинное и усталое принятие позволяет Ируке поймать свиток и расправить его одним плавным движением, чтобы просмотреть. Для всех остальных почерк неразборчив. Это жалкое подобие на отчет о миссии, и он понимает, что Какаши знает это, особенно с тем, как он относится к нему. Ируке придется переписать весь отчет о миссии, и если ему повезет, не нужно будет просить Какаши о деталях. Ему редко так везет. – Спасибо за вашу тяжелую работу. – Он сворачивает свиток и кладет его в сторону. Выражение лица Какаши—ну, глаза—не читается, и Ирука иногда не может сказать, ожидает ли он послушания или неподчинения. Джоунин наклоняется над столом, и Ирука не отступает назад из-за тщетности данного действия. – Сегодня сразу же возвращайся домой, – требует Какаши, и все, о чём Ирука может думать, ах, сегодня это послушание. Его облегчение длится недолго, ведь дверь снова открывается, и в комнату входит Тадаши. Глаза Ируки расширяются, когда Тадаши направляется прямиком к его столу, а Какаши, всегда наблюдательный, оборачивается и молча рассматривает шиноби перед ним. Он надеялся, что Тадаши появится всю свою смену—но также и на то, что Тадаши пересмотрит свой план действий и просто... забудет об Ируке. Он не уверен, какое выражение Какаши увидел на его лице. – Хатаке-семпай. – Тадаши приветствует его и делает короткий поклон. Какаши не оказывает такой же вежливости. – Да? – коротко спрашивает Какаши. – Меня зовут Кишино Тадаши. – Его глаза встречаются с глазами Ируки, и он улыбается, Какаши рассматривает это взаимодействие с явным безразличием. – Я хотел бы бросить вам вызов за Ируку-сенсея. – Умино? – тон, которым спрашивает Какаши, смертельно скучен, особенно когда Какаши никогда не оказывал любезности использовать его фамилию. Это всегда был Ирука или сенсей. – Не слишком ли он староват для тебя, а? Тадаши, к его чести, продолжает улыбаться. – Если он староват для меня, то, конечно, он также староват и для вас, – он говорит с усмешкой и Ирука даже не может разозлиться на оскорбления, которые джоунины небрежно бросают в него. Не тогда, когда свобода так мучительно возможна. – Может быть, вы предпочитаете... более свежие товары? Я буду счастлив забрать сенсея из ваших рук. – Я не думаю, что ты знаешь, что я предпочитаю, – категорично говорит Какаши. – Не знаю, – соглашается Тадаши. – Но я знаю, что я предпочитаю. Я бы хотел, чтобы вы отдали мне Ируку-сенсея, семпай. Но если вы не хотите, тогда я бросаю вам вызов за него. В комнате тихо, все смотрят на Какаши, ожидая его ответа. – Четвёртый полигон. Завтра. В полдень. – наконец говорит Какаши. Тадаши склоняет голову, всегда уважительный. – Спасибо, Хатаке-семпай, – говорит он. Он поворачивается к Ируке, и Ирука выпрямляет спину. – Ирука-сенсей, – его тон очень тёплый, прямой контраст с насмешливым тоном Какаши, когда он зовёт Ируку по имени. – Увидимся завтра. Ирука кивает, не смея говорить в присутствии Какаши. Тадаши одаривает его еще одной маленькой улыбкой и уходит. Ирука может только смотреть ему вслед, почти с тоской. – Увидимся дома, – говорит Какаши, и Ирука вспоминает, где и с кем он. – Да, – и он глотает всю надежду, острую и сверкающую, и крепко обнимает ее вокруг груди. – Я скоро буду.***
После миссии всегда есть рутина, от которой Какаши редко отклоняется: минет, чтобы снять напряжение, а затем использование Ируки в качестве шлюхи. Ируке потребовался год, чтобы понять, что Какаши не причинит ему(сильного) вреда, если Ирука будет следовать его приказам, и еще один, чтобы научиться угадывать его желания. Конечно, если бы Какаши чувствовал себя особенно жестоким, все приготовления в мире не помогли бы Ируке–но он вырвал бы любой контроль в своей жизни, где он может, особенно если это означает избежать боли. Когда Ирука входит в квартиру, Какаши уже лежит на диване. Почти автоматически он снимает свою сумку с плеча на стол, встает на колени и расстегивает штаны Какаши. Какаши даже не говорит ни слова, глядя в потолок, когда Ирука вытаскивает его член и начинает нежно сосать чуть ниже крайней плоти, как это нравится Какаши. Это нормально для них - Какаши действительно разговаривает с Ирукой только тогда, когда он решает соизволить объяснить ему то, как работает их мир, и то, как Ирука пропустив все знаки, оказался здесь. Было бы глупо ожидать какого-либо разговора—мысль о том, что они обмениваются любезностями, была невообразимой и ненужной. Они оба знают, что Ирука никогда не был добровольным участником этих отношений, так же как они знают, что Какаши всё равно, поэтому любой шанс улучшить их взаимодействие в значительной степени сведен на нет. Однако, с вызовом Тадаши, Ирука не может точно сказать, всё ли нормально. Только когда член Какаши находится на полпути по его горлу, а пальцы Ируки работают сами по себе, Какаши наконец заговоривает: – Ты знал, что он собирается бросить мне вызов, – размышляет вслух Какаши. Ирука делает паузу, раздумывая, вынуть ли член изо рта и ответить. – Мхм, – наконец говорит он, продолжая качать головой, потому что это явный кивок головой, и Ирука не может быть ничем, кроме практичности в этом. – Ты не был удивлен, – продолжает Какаши, его тон не изменился, несмотря на твердый член во рту Ируки. – Ты выглядел удивленным, увидев его, но ты не был удивлен, когда он бросил вызов. – Мхм, – снова говорит Ирука. Какаши становится менее разговорчивым, когда Ирука обхватывает его яйца другой рукой и чувствуя, как они сжимаются. Он вообще ничего не говорит, когда кончает в горло Ируки. Позже, когда он сидит на коленях Какаши, с членом в своей заднице и не двигается, пока он не захочет, Какаши продолжает свой монолог. – Ты хочешь, чтобы он спас тебя, не так ли? – спрашивает он, и в его словах слышится насмешка. Ирука закрывает глаза, этого он и ожидал. – Что он сказал тебе, сенсей? Что он любит тебя? Или что он хочет трахнуть тебя? Какаши подчеркивает последний вопрос движением бедер, и Ирука просто стискивает зубы. – Он сказал, что у него есть чувства ко мне, – говорит Ирука, потому что молчание работает до тех пор, пока Какаши не решит нажать на все его слабости. Какаши очень хорошо знает слабости Ируки. – Чувства? – Ирука слышит насмешку в голосе Какаши. – Он всего лишь человек, – говорит Ирука, и он знает, что Какаши понимает это тонкое оскорбление. Хватка на бедрах Ируки сжимается не потому, что Какаши чувствует себя оскорбленным, а потому, что Ирука посмел оскорбить его. – Он еще молод. – Твой рыцарь в сияющих доспехах, – говорит Какаши, улыбка изгибает уголки его губ—как будто это развлекает, и как будто Ирука развлекал его последние несколько лет. И поскольку Ирука устал, очень устал, он смотрит на Какаши и спрашивает: – Можешь ли ты винить меня, если я действительно этого хочу? Какаши не потрудился ответить—он только использует тепло тела Ируки, и разговор почти закончен.***
Тренировочная площадка четыре находится в открытом резервировании только для джоунинов, что является одним из многочисленных льгот, предоставляемых их рангом. Ирука бывал здесь только тогда, когда Какаши тащит его сюда под видом помощи в обучении и всё всегда заканчивается тем, что трахает его у дерева после того, как избил Ируку за неподчинение. Со временем это происходит всё реже, но было унизительно смотреть через плечо Какаши и видеть заинтересованного джоунина, смотрящего на них, когда Какаши трахал его. Сегодня на тренировочных площадках были джоунины, толпящиеся по краям, явно ожидая сегодняшнего боя. Ирука чувствует, как их глаза следуют за ним, когда он приходит с Какаши, на целый час позже назначенного времени, и знает, что они могут видеть хромоту в его шаге. Какаши решил быть грубее, чем обычно, и Ирука, честно говоря, должен был подготовиться немного более тщательно—миссия заняла больше времени, чем ожидалось. Тадаши ждет в центре поляны, стоя с молчаливым почтением. Какаши останавливается перед ним, его поза кричит о скуке, и Тадаши выпрямляется. – Хатаке-семпай. – Он вежливо здоровается. Его взгляд скользит к Ируке, прямо за плечом Какаши. – Ирука-сенсей. – Давай начнём. –Какаши говорит. – Я очень занятой человек. – Конечно, – добродушно соглашается Тадаши. Он снова улыбается Ируке–и у Ируки возникает дикое желание сказать Тадаши уйти, пока он может. У него нет иллюзии, что Какаши любит Ируку и он не пошевелит даже пальцем, чтобы защитить его–но Какаши будет защищать свою репутацию, а Ирука—часть имиджа, который Какаши должен поддерживать. – Тадаши-кун, – говорит Ирука, но Какаши выставляет руку и не дает ему шагнуть вперед. – В сторону, Ирука, – протягивает он. Ирука смотрит на него, потому что, он хочет протестовать и к чёрту последствия. Но не будет никаких последствий, если Тадаши победит, что-то слабое и обнадеживающее шепчет ему. Ты будешь свободен. – Всё будет хорошо, сенсей, – говорит Тадаши. – Я обещаю. – Ирука, – предупреждает Какаши. Ирука отступает в сторону. Джоунин—друг Какаши, думает Ирука, Тензо или Ямато—отделяется от края толпы, поднимая руку. – На счет три, – говорит он, и его голос отчетливо разносится по тренировочной площадке. – Раз. Какаши сильнее сутулится, выглядя так, как будто он предпочел бы быть где-то еще, лишь бы не здесь. – Два. Тадаши достает кунай, держит его наготове. – Три. Первое, что замечает Ирука, это то, что Тензо отпрыгнул в сторону и теперь стоит рядом с Ирукой. Второе—Какаши с кулаком молнии, идеально помещенным в живот Тадаши. Ирука давится желчью, которая поднимается к его горлу, когда запах горящей плоти обжигает его чувства. Тадаши тупо смотрит на лицо Какаши, и Ирука видит только ребенка, который пытался бросить сюрикен и не понимал, почему он не смог пронзить цель - он видит только Тадаши, маленького, яркого и такого молодого в уязвимых чертах его лица. Кунай, ранее находившийся в руке Тадаши, теперь находится в руке Какаши, покоясь на голом горле Тадаши. – Тадаши-кун! – Голос Ируки звучит непохожим на его собственный, и больше походит на раненое животное, чья нога была поймана в ловушку. Его ученик, его ребенок, дергается. Ирука делает шаг вперед, потому что этого достаточно, пожалуйста, хватит—но внезапно деревянные лозы обвиваются вокруг его ног и рук, удерживая его на месте. – Смотрите, сенсей, – тихо говорит Тензо рядом с ним, и это все, что Ирука может сделать, когда Какаши отпускает Тадаши, и он падает на землю, как марионетка с перерезанными нитями. Какаши переступает через распростертое на земле тело, крутя кунай вокруг кольца. Лужа крови сочится из живота Тадаши, впитываясь в уже потемневшую почву тренировочных площадок. Он садится на корточки рядом с Тадаши и протягивает руку, чтобы положить ее на голову Тадаши. Ирука возобновляет свою борьбу, когда Какаши тянет его ученика за волосы и устраивает так, чтобы лицо Тадаши, белое от шока и всего плохого, что сделал Ирука, уставилось на него. Глаза мальчика остекленели, и чувство вины превращает любое выражение лица Тадаши в обвинение, что Ирука знал, что с ним скоро произойдет, и все равно позволил этому случиться. Какаши наклоняется ниже, чтобы прошептать что-то на ухо Тадаши, и мальчик вздрагивает. Его палец дергается, и Какаши не торопится погружать собственный кунай Тадаши через тыльную сторону руки и наблюдает, как придаток бьётся в спазмах вокруг раны. Следующие несколько минут будут преследовать Ируку до конца его жизни: Какаши навис над его учеником, вонзая кунай во все не жизненно важные места и резко вытаскивая его, вскоре лезвие блестело лишь от крови. Тадаши бьется в конвульсиях при каждой нанесенной ране, кровь пенится с его губ и стекает по подбородку—и его глаза сверлят Ируку, обвиняя его в неспособности оценить своего ученика, чтобы убедиться, что Тадаши может бросить вызов Копирующему ниндзя и уйти живым. Быть джоунином ничего не значило, Какаши был Анбу, и если бы Ирука не был таким глупым, глупо эгоистичным, чтобы позволить надежде подавить его рациональность, Тадаши не истекал бы кровью на земле. Голос Ируки стал хриплым от всей его мольбы, он кричал Какаши, чтобы он остановился, пожалуйста, прекрати–но когда Какаши когда-либо слушал его? Вместо этого он поворачивается к Тензо своими темными и серьезными глазами и надеется, что есть кто-то достаточно добрый, чтобы выслушать. – Пожалуйста, – умоляет он. Тензо не смотрит на него, но если Ирука не может достучаться до Какаши, ему нечего терять, если он обратится к Тензо. – Пожалуйста, позволь мне пойти к нему. Он так молод, пожалуйста. Мгновение, возможно, два–и лозы отступают от его тела. Ирука бежит вперед, бросаясь перед кунаем, прежде чем он сможет еще раз ранить его ученика; он оказывается на спине, что-то мокрое, теплое и дрожащее под ним, и Какаши нависает над ним, как волк, готовый вырвать яремную вену Ируки. – Отойди, Ирука, – говорит Какаши, хотя его голос спокоен, но его поза кричит об опасности. Воздух между ними наэлектризован, потрескивая с каждым мгновением—и Ирука видит, как Какаши убивает его прямо здесь и сейчас за его неподчинение. Смерть была бы милосердием, но если бы Ирука умер здесь, он бы ничего не сделал, чтобы спасти Тадаши. – Он мой ученик, – Ирука умолять, но не отходит, эхо протеста, которое он так давно в себе держал, когда верил в свободу высказывать свое мнение. – Он всего лишь ребенок. Кажется вполне уместным, что Какаши говорит в свою очередь: – Теперь он солдат. Джоунин. – Его глаза неотрывно смотрят в глаза Ируки. – Он выбрал это. – Нет, – говорит Ирука, цепляясь разумом за все, что может помешать Какаши вонзить кунай в Тадаши. – Я... я... Из-под Ируки слабо доносится стон—и если Какаши убьет Ируку за это, так тому и быть. – Я убедил его бросить тебе вызов. – Он выдавливает слова, горькие и острые в горле—и Какаши ждет, его взгляд потемнел, когда Ирука внутренне проклинает себя. – Я научил его обижаться на тебя и жалеть меня. Я сказал ему, что он может взять тебя, и... И... – Ты не сказала ему, что умоляла меня о защите. – Какаши говорит вкрадчиво. Ирука вздрагивает, его пальцы сжимаются на теле под ним. – И о том, что ты широко раздвинул ноги, чтобы спрятаться в моей тени. – Да, – выдыхает Ирука, его лицо краснеет от стыда, – поэтому, пожалуйста, умоляю, позволь мне отвезти его в больницу, он не виноват... – Он был недостаточно умен, чтобы понять, что его используют, сенсей. – Ирука видел улыбку Какаши, когда он был без маски—он знает, что сейчас Какаши улыбается. – Как будто я поверю, что ты не был достаточно умен, чтобы выбрать кого-то, кто действительно мог бы бросить мне вызов.–Улыбка исчезла так же быстро, как и появилась; кунай держал, готовый убить. – Так что отойди в сторону, Ирука. – Нет, он мой ученик, –повторяет Ирука, слова падают с его губ, как камни через поверхность пруда. – Я... Я не могу. Я не отойду. Какаши смотрит на него, и Ирука может сказать, что он обдумывает, как убить Ируку за подрыв его авторитета перед всеми другими джоунинами. Может быть, Тадаши не будет обижаться на него, если Ирука умрет первым. Затем внезапно появляется Тензо, легкое прикосновение к плечу Какаши, и он отворачивается, чтобы посмотреть на другого. — Сэмпай, – говорит Тензо. – Если ты убьешь другого джоунина, могут быть последствия. Они замирают так, четверо на поле, пока Какаши, наконец, не смягчается и не возвращается в сутулое положение. Ирука прекрасно знает, что это не значит, что все кончено. – Маа, Тензо, – беспечно говорит Какаши. – Ты прав. Вся эта бумажная работа была бы... хлопотной. Тензо только наклоняет голову. – Ты отвезёшь его в больницу для меня, не так ли? – Тут же он снова смотрит на Ируку, и Ирука не может сдержать дрожь. Смерть была бы милостью. – Мне нужно немного повторить основы дисциплины. – Да, семпай. – Хорошо. – Рука сжимает шею Ируки, и его тащат с тренировочной площадки под злобными взглядами других джоунинов, смеющихся за ним. Он наблюдает, как Тензо поднимает Тадаши на плечо и уходит—пешком, а не телепортацией—и в этот момент он может только надеяться, что Тадаши продержится достаточно долго, чтобы добраться до больницы. С этого же момента Ирука может беспокоиться только о себе. В последний раз, когда Какаши счел нужным наказать его, это было после того, как Ирука покушался на его жизнь. Выхода не было. Ирука перепробовал все, что только мог придумать, от тренировок до того, чтобы брать на себя больше смен и умолять о миссии, которая позволила бы ему выбраться из деревни, подальше от всего этого. Какаши был там на каждом углу, блокируя Ируку с ухмылкой и всей политикой Конохи, которая хотела, чтобы их элитные джоунины были счастливы. Чунин, сидевший за столом, высмеял Ируку, и он узнал, что Какаши фактически приостановил его право на миссии за пределами деревни, и что Ирука никогда не сможет уйти. Не было никакого выхода, который Ирука мог видеть, кроме куная и Какаши, спящего на кровати. Он должен был увидеть, что это приманка–Какаши сказал ему об этом, когда он вырвал кунай из рук Ируки и вонзил лезвие в его колено. (В конце концов, тебе не нужны ноги, чтобы учить.) Теперь он не знает, что сделает Какаши–неподчинение и признание Ирукой вины были равноцены покушению на жизнь Какаши. Может быть, Какаши снова сломает колено Ируки, чтобы у него была пара или оставит его в комнате отдыха джоунинов для потех других джоунинов. Это не редкость, когда другие джоунины часто используют его, чтобы сломать его непокорные цели, и именно этот опыт заставил Ируку просить защиты Какаши в первую очередь, даже если Какаши был тем, из-за кого он в первую очередь попал в такую ситуацию. Это комната отдыха, думает Ирука в полном отчаянии—но только потому, что Ирука не может придумать ничего хуже. Но сейчас они в квартире Какаши и он прижимает его за горло к стене своей спальни, и несмотря на всю свою рациональность, Ирука не готов. Абсолютно. – Итак, сенсей, – говорит Какаши. – Теперь мы тренируем будущих джоунинов, да? Ирука вздрагивает, и большой палец Какаши гладит его по шее, сквозь пот, грязь и засыхающую кровь Тадаши. О боги, Тадаши. – Сколько змей в траве ты подселил, сенсей? Сколько учеников ты настроил против меня? – Какаши давит, и Ируке неначто отвлечься , запах крови окружает их, как гнетущая дымка. Какаши никогда не боялся испачкать руки, особенно когда его фирменный ход-проталкивать руку через чью-то грудь. – Должен ли я теперь следить за своей спиной? Может быть, они даже не будут ждать, пока они станут джоунинами в следующий раз. Они просто пойдут на миссию со мной и нанесут удар, а? У Ируки внезапно появляется образ Какаши и его учеников, новеньких чунинов, отправляющихся на миссию. Какаши перерезает каждому горло и оставляет умирать в грязи. – Нет, – выдыхает он. – Нет? – Какаши повторяет. – Значит, только джоунины? – Нет-нет, – говорит Ирука, потому что, если бы он сказал "да", Какаши убил бы их всех в тот же момент, когда они положат один палец на кровавые знамена, которые должны означать безопасность для них. Тадаши быть в безопасности после всего этого. – Я... я говорил только с Тадаши-куном, пожалуйста... Рука на его горле сжимается, и дыхание Ируки замирает, автоматический рефлекс, чтобы набрать как можно больше кислорода, прежде чем Какаши начнёт душить его. – Тадаши-кун, – вслух размышляет Какаши. – Интересно, сенсей—если бы он победил, ты бы обнимал его прямо сейчас? Награждал его поцелуем за те проблемы, что он перенёс? Всхлип, который издает Ирука, болезненный и гортанный. – Не надо, – умоляет он, – не заставляй меня думать, не заставляй меня надеяться, не заставляй меня желать... – Может быть, он бы отнес тебя в свою кровать, – выдыхает Какаши ему в ухо, его слова рисуют будущее, которому никогда не суждено было быть. – Мягко положив тебя на него, медленно раздел. – Ирука сворачивается калачиком, как будто он может заблокировать эти слова, сладкий яд капает с фальшивого языка. – Ты этого хотел, сенсей? Ты этого хотел от своего Тадаши-куна? И да, и нет, Ирука просто не знает, что бы он сделал в подобном будущем, таком сладком, ярком и совершенно недостижимом. Тадаши сказал, что он будет ждать ответа Ируки, даже если он никогда не захотел бы его, и Ирука помнит, как думал, что он мог бы научиться любить такую мягкую и нежную возможность. Возможность, когда у него будет выбор, и его будут уважать за это. Он мог быть свободен. Боги, он был так глуп. – Ну? – Какаши снова выдыхает ему в ухо и мягко прикусывает мочку. – Может быть я могу быть мягким с тобой вместо Тадаши-куна, сенсей. Понравилось бы тебе это? Рука на горле Ируки скользит вверх по шее, чтобы обхватить его лицо, мягкая кожа его перчатки теплая и влажная против кожи. Если Ирука закроет глаза, он может даже забыть, что они оба пропитаны кровью его ученика. – Может быть, тебе просто нужно, чтобы кто-то был нежен с тобой, – шепчет Какаши, прижимаясь поцелуем к щеке Ируки, который ненавидит себя за то, что прижимается к нему, как человек, изголодавшийся по теплу и за то, что доказал, что наблюдения Какаши неоспоримо верны. Что ещё хуже: Какаши осторожно укладывает его на кровать, медленно раздевая, как мог бы Тадаши. Что ещё хуже: Какаши мягко скользит внутрь, придерживаясь медленного темпа, а ноги Ируки обнимают его за талию, держа крепко и близко в объятиях. Что ещё хуже: Какаши шепчет о том, насколько наивным был Ирука, думая, что он не следил за его учениками. Как эгоистично со стороны Ируки, потому что между свободой и своим учениками Ирука любил свободу больше и теперь его ученик платил цену. Как легко он готов раздвинуть ноги за малейший клочок ласки, даже от своего мучителя. (Если бы только Тадаши-кун мог видеть тебя сейчас, Какаши вздыхает в рот, перед поцелуем и Ирука вздрагивает.) Это становится только хуже, и все же Ирука не может отпустить этого более мягкого Какаши, несмотря на его жестокий язык. Нет никого другого, кто был бы таким, Какаши искалечил единственного человека, который был с ним также мягок и Ирука всегда жил своей жизнью, никогда не прося больше, чем ему дали. Он никогда больше не попросит большего. – Может быть, он даже скажет, что любит тебя, – говорит Какаши, и Ирука никогда не ненавидел себя больше, чем сейчас. Тадаши умирает в больнице–легкая добыча, по слухам, кто-то его убил за ранг. Ирука плачет, а Какаши слизывает его слезы.