(Не)знакомцы

Аман поднял голову, щурясь от яркого света, пробивающегося через листву. Сколько он себя помнил, лето ему никогда особо не нравилось. Слишком яркое слепящее солнце, слишком длинный день и удушающая жара, от которой никуда не спрятаться. Даже сейчас, сидя под деревом в тени, мальчик то и дело промакивал мокрый от пота лоб рукавом. В жару Аман часто ходил к морю, часами бродил вдоль берега взад-вперед, чувствуя, как стопы утопают в мокром песке. Он и сегодня собирался выйти к воде. Однако веселящаяся на берегу компания спутала все его планы: завидев их, Аман резко затормозил и тут же повернул назад. Лучшее, что он мог сделать — уйти так, словно его здесь и не было. В последний раз, когда он попался этим мальчишкам, его окунули в бочку с водой. Хотя тогда Аман ещё думал, что был полон решимости дать отпор. Как оказалось, ошибся. — Эй, парень! Сперва он не хотел оглядываться. Амана обычно никто не окликал, а если и окликал — ничем хорошим это не заканчивалось. Но на сей раз голос показался совсем незнакомым, и скрытой угрозы в нём тоже не слышалось, — а уж это Аман умел различать очень хорошо. Как бы то ни было, пересилило опаску детское любопытство. — Да, ты, ты! Я к тебе обращаюсь. Аман поднял голову, вглядываясь в темнеющую впереди фигуру. Сперва ему показалось, что это был мужчина, однако тембр голоса, пусть и низковатый, определённо принадлежал женщине. Незнакомка упиралась руками в бока и перекатывалась с носка на пятку, точно не в силах устоять на месте. Образ непоседы совсем не сочетался с твёрдым, суховатым, как хруст листьев по осени, голосом. Ветер ерошил выбившиеся из косы русые волосы, делая и без того растрёпанную причёску похожей на птичье гнездо. Ещё и одета она была не по погоде, что делало её образ ещё более странным и неуместным, — заплатанный тёмный плащ, зауженные в голени шаровары... — Не подскажешь, где у вас... колодец тут? — незнакомка улыбнулась как-то скованно и будто в доказательство искренности своей просьбы потрясла флягой в воздухе. Аман приподнялся с земли. — Почему бы вам не спросить ребят на берегу? Он и сам не понял, что только что попытался сделать: съязвить или просто отказаться от обязанности помогать чужеземцам — а девушка, очевидно, была таковой, — и остаться на месте. — Ты мне больше понравился, — пожала плечами незнакомка, — у тебя лицо доброе. Подумала, что не откажешь. От такого пояснения Аман растерялся пуще прежнего. Сколько он себя помнил, ему никто не говорил, что у него доброе лицо, — скорее наоборот. Аман не был дураком: быстро смекнул, что та наверняка просто льстила ему, чтобы добиться своего. Взрослые часто так делали. Однако что-то заставило его прикусить язык, не позволив уличить странную девушку во лжи. Мальчик провёл её к колодцу. Затем долго-долго стоял и смотрел на то, как она набирает воду. Нарочито медленно, словно никуда не торопясь. Словно у неё в распоряжении было всё время этого мира. Подобная неторопливость, вдруг, вызвала у Амана приступ раздражения. А девушка обернулась как ни в чём не бывало, облокотилась на каменный бортик колодца и протянула ему флягу. — Пить будешь? Жарко больно. Аман сглотнул, ненароком облизнув сухие губы. — Нет. — Упрямый, — хмыкнула себе под нос незнакомка, — как всегда. На мгновение она скосила взгляд в сторону, медленно покачивая флягу из стороны в сторону. Можно было подумать, что она о чём-то глубоко задумалась. Неприятное ощущение зашевелилось у Амана в желудке. — Вы что, меня знаете? — спросил он, хмурясь. — Как тебе сказать... — она со смешком растянула губы в улыбке, и мальчик сумел различить блеклый шрам, тянущийся от её брови вверх к волосам, — не совсем. Такой уклончивый ответ ещё сильнее его запутал. Что значит “не совсем”? Аман мог понять, что значит “нет” или “да”, — это было чётко и ясно. Человека либо знаешь, либо нет. Но как можно было знать кого-то “не совсем”? Сделав пару глотков, девушка вернула флягу себе на пояс. Смотря на это, Аман с запозданием подумал: надо было согласиться, когда предлагала. Гордость оказалась сильнее. — Можем познакомиться сейчас, — девушка со всё той же улыбкой протянула ему руку для рукопожатия. — Меня Севкой звать. Ладонь у неё была шершавая, с какими-то не по-женски грубоватыми пальцами. — Аман, — мальчик осторожно ответил на рукопожатие. Сперва он не собирался ни называть своё имя, ни отвечать на этот жест. Всё, чего ему было хотелось, — это вернуться обратно под дерево и остаться там до самого вечера, чтобы никто его не трогал до тех самых пор, пока он не вернётся домой. Матушка не хватится до самых сумерек, — уже давно перестала это делать. Возможно, так ей было легче: когда он где-то прятался и не мозолил глаза. Может быть, в глубине души она тоже надеялась, что он однажды расшибётся, утонет или просто заблудится и не вернётся. Но Аман возвращался. Из раза в раз, стараясь не смотреть матушке в глаза. Аман уже подумывал уйти, но что-то в этой странной девушке буквально вынуждало его оставаться на месте. Он всё думал и думал, в чём же была эта её странность. В том, что она заговорила с ним? Не с теми мальчишками на берегу, а именно с ним? В голову тут же закралась коварная мысль: наверняка она перестанет с ним говорить, когда узнает, какой он на самом деле. — Что ж, Аман, дома тебя пока не ждут? Она улыбалась до нелепости невпопад его собственным мыслям. — Матушка не хватится до самого вечера, — признался Аман. — Отлично, — удовлетворённо кивнула девушка, — тогда пойдём. — К-куда? — Обратно к морю. Аман спросил было “зачем”, однако его вопрос уже никто не услышал. Его новая знакомая шла решительным широким шагом. За такими длинными ногами мальчик едва поспевал. Он всё глядел ей в спину и думал: “Нет, непохожа она на Севку”. Севкой можно было назвать какую-нибудь девчонку с соседнего двора, озорную, с вздёрнутым носом, может быть даже рыжую. Но не её: широкоплечую, огрубевшую и с оскалом вместо улыбки. В конце концов Аман решил озвучить свои сомнения в слух. — Придумай другое, — небрежно прозвучало ему в ответ. — Что? — переспросил он растерянно. — Имя. Не нравится это, можешь назвать так, как понравилось бы тебе. — Разве так можно?.. Севка со смешком пожала плечами, однако ничего не сказала. Когда они снова вышли к воде, Аман с тревогой огляделся по сторонам. Меньше всего ему сейчас хотелось столкнуться с кем-то из знакомых, однако по счастью на этой части берега они оказались одни. — Не дрейфь, — она по-свойски хлопнула его по плечу, — если что, я их поколочу за тебя. Аман непроизвольно вздрогнул от неожиданного удара. Почему она говорила так, словно читает его мысли? — Взрослым нельзя колотить детей, — произнёс он, пытаясь придать своему голосу самую что ни на есть уверенную уверенность. — Почему нет? — подняла бровь Севка. Здесь Аман призадумался. — Потому что они сильнее? — Хочешь сказать, что сильным нельзя бить тех, кто слабее? Аман неуверенно кивнул, нервно перебирая пальцами. — Так ведь тебя они бьют. Смешливость неожиданно испарилась из тона девушки. Ни у кого не возникло бы сомнений, что эту фразу она произнесла на полном серьёзе. Аман поджал губы, чувствуя, как в горле собирается комок. — Это другое, — прошептал он тихо-тихо. Голос неожиданно сел. — Ну да, скажи ещё, что заслужил это. Неожиданно едкий тон заставил в смятении поднять голову. Если до этого Севка смотрела прямо на него, сейчас её взгляд был направлен в сторону лениво пузырящейся пены, которую пригоняли к берегу волны. Она не улыбалась. Лицо её выглядело будто посеревшим, напряжённым, словно она была вынуждена прожевать лимон и не поморщиться. Однако через мгновение, будто по щелчку, к ней вернулась прежняя улыбка. Севка поморщила нос и совершенно невпопад произнесла: — Есть хочется. Затем сняла сапоги, завернула в плащ грязновато-серые онучи и оставила на песке. Аман не сразу понял, что она собралась делать. Но когда девушка, засучив штанины и рукава рубахи, вошла по колено в воду, его осенило: — Вы что, собираетесь ловить рыбу? У вас же нет удочки. — И так справлюсь, — фыркнула она в ответ. — Только не говори, что никогда не ловил рыбу руками. Мальчик только пожал плечами и, усевшись прямо на песок, принялся ждать. Он не особо верил в успешность этой затеи и время от времени только поглядывал в сторону оставленной девушкой фляги. Пить хотелось уже сильнее, чем прежде. Однако как бы не был велик соблазн, трогать чужое без спросу было нельзя — Аман это хорошо знал. Однажды его уже отхлестали сучком по голени, когда подумали, что он стащил кошель у соседа. А он просто нашёл его на дороге и искал хозяина, чтобы вернуть. Аман устало вздохнул, руками прикрывая макушку от солнцепёка. Кажется, он даже успел задремать и громкий плеск, как и довольный возглас, слышал уже сквозь пелену. Мальчик с усилием заставил себя продрать глаза. В руках у Севки действительно трепыхалась, так и норовя выскользнуть, внушительного вида рыбина. — Видал? — с гордостью продемонстрировала она свой ещё отчаянно сопротивляющийся трофей, пока выбиралась обратно на берег. Рыбина оказалась размером примерно с локоть. — Видал и больше, — со знанием дела сообщил Аман. — От, вредина, сейчас сам пойдёшь ловить! Журя, Севка щёлкнула его по носу. — И возьми ты уже флягу. Совсем ведь на солнце сморило, — добавила она уже с сочувствием. Она настолько быстро меняла интонации и собственное настроение, что Аман, привыкший всегда считывать настрой окружающих, сейчас не успевал это делать. Это не столько раздражало, сколько выбивало из колеи. Как и подозрительная забота со стороны едва знакомого человека. Аман ждал подвоха. Почему она так легко делится с ним водой? Может быть, она отравила воду? Нет, она ведь при нём её набирала из колодца... да и какой ей от этого толк? Севку, зато, его внутренние терзания никак не задевали. Девушка успела развезти костёр и, пока тот разгорался, принялась чистить рыбу от чешуи. — У меня в плаще, во внутреннем кармане был мешочек соли, — произнесла, вдруг, Севка, не поднимая головы, — найдёшь? Аман послушно полез искать мешочек. В плаще девушки оказалось гораздо больше карманов, чем он предполагал. Одни были просто пусты, другие порваны и наспех зашиты, а какой-то так и остался дырявый. Нащупав что-то в одном из карманов, мальчик сунул туда руку. Однако вместо мешочка с солью, вытащил крестик с символом Руфеона. Обескураженный находкой, Аман покрутил его в пальцах. В свете костра и закатного солнца блестящие камушки отливали не то алым, не то рыжеватым. — Соль, — напомнила Севка, хмуря брови. — А, простите, — растерянно моргнул мальчик и спешно вернул крестик на место. Наконец, отыскав соль, он передал её девушке. — Понравился? — Н-нет, просто... блестит, — замялся Аман, — никогда вблизи таких не видел. Севка со смешком скривила губы. — Я бы подарила, но — проронила она, выскребая рыбьи потроха, — он мне от друга остался. Так что не могу. Может, у тебя свой будет такой. — Вряд ли, — смущённо отозвался мальчик, аккуратно складывая рядышком плащ. — А почему друг оставил его вам? Я бы с такой драгоценностью никогда не расставался. — Видать решил, что... мне нужнее. Спустя несколько минут рыба, хорошенько натёртая солью и наколотая на ветку почище, поджаривалась на костре. “Сильно в огонь пихать не надо, а то сгорит”, — с видом бывалого кулинара поучала девушка, вручая ветку Аману в руки. Та оказалась неожиданно тяжёлой, и мальчику приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы не уронить её прямо в костёр. Зато, казалось, никогда прежде он не чувствовал себя настолько важным, как сейчас. Он уже не задавался вопросами, чем заслужил эту заботу и почему человек, которого он встретил этим же днём, так добр к нему. И даже не отсчитывал минуты до того момента, когда переменится её отношение, когда она узнает, почему все остальные сторонятся его. Обычно Аман ожидал эту перемену с замиранием, с содроганием — отчасти от омерзения. Он и сам толком не знал, от чего ему становилось так противно: от себя самого или же от тех, кто с дрожащими от страха коленями предпочитал делать вид, что его не существует. Отчего-то захотелось сказать это прямо в лоб. Не то из простого любопытства, не то из детского желания бросить вызов, посмотреть, что изменится и как. — Я чудовище, — выпалил Аман, когда Севка с невозмутимым видом откручивала крышку от фляги. Пальцы её замерли. Девушка медленно перевела на него взгляд. Моргнула пару раз, поглядывая исподлобья, и вдруг — расхохоталась. — Что здесь смешного? — растерянно спросил мальчик, ожидая совершенно иную реакцию. — Какое же ты чудовище? Она подалась вперёд и прошептала снисходительной полуулыбкой: — Ты, малыш, ещё не видал чудовищ. Они выглядят совсем иначе. Уж поверь мне, я их много перевидала на своём веку. Аман шумно вздохнул, ещё толком не понимая, стоило ли ему возмутиться, что над его признанием так посмеялись, или нет. — А вы что, охотитесь на чудовищ? — уточнил он осторожно. — Это смотря с какой стороны посмотреть. То ли я на них... то ли они на меня. Севка хмыкнула, точно сочтя собственную шутку весьма забавной, и, глотнув из фляги, отложила её в сторону. — Это тебе люди сказали, что ты чудовище? — спросила девушка невозмутимо. — Если кто-то тебе покажет кошку и скажет, что это мышь, ты что, поверишь? — Нет, — отозвался мальчик, нервно перебирая пальцами, — но ведь это совсем другое... — Как по мне, разница не так уж и велика. Я вот в детстве думала, что взрослые вокруг такие умные и всезнающие. А потом выросла и поняла, что у многих из них и мозгов-то почти нет. Живот громко заурчал, и Аман смущенно приподнял плечи. Он ожидал, что она опять посмеётся над ним, но на этот раз девушка никак не отреагировала. Вместо этого Севка помогла ему убрать подрумянившуюся рыбу с огня и, будто совсем не боясь обжечься, отломила небольшой кусочек. Сняв пробу и удовлетворённо кивнув, она вернула рыбу Аману. — Ешь аккуратно, горячая. — А вы что... не будете? — удивился мальчик. — Ешь, это тебе, — кивнула Севка. — Но она слишком большая, и... Севка глубоко вдохнула и выдохнула, прикрыв глаза. Кажется, её терпение закончилось в самом неожиданном месте. По крайней мере, настаивать она больше не стала. Только придвинулась к нему ближе, вновь отламывая кусочек от рыбы и отправляя его себе в рот. — Значит, тебе меньше достанется, — пробурчала она. Глядя на то, как она облизывает пальцы, Аман не сдержал смешка. Ели молча. Рыба получилась слишком вкусной, чтобы болтать. Или это ему так казалось, потому что во рту с самого утра не было ни крошки? Наевшись, Аман вернул рыбу девушке и принялся просто поглядывать по сторонам, не зная куда себя деть. Солнце садилось, багровея над морем уже последние минуты. С приближением ночи тишина становилась удивительно громкой. Шум волн, потрескивание углей, стрёкот насекомых сливались в один нескончаемый гул. Мальчик с усилием сморгнул мутное марево с глаз и, с запозданием поймав себя на том, что уже почти устроил голову у Севки на плече, резко выпрямился. На сытый желудок его часто клонило в сон. — Ты как кутёнок, да? Поел, тёплый бочок нашёл и спать? — прожурила девушка, но на этот раз её насмешка прозвучала скорее нежно, чем действительно ехидно. Аман насупился. — Прости, малыш, я бы с радостью дала тебе поспать у себя на плече, но мне пора. — Вы уже уходите? Так быстро? — растерянно спросил он. Севка кивнула. Аман подумал было, что это очень странно — уходить после заката. Но потом он вспомнил, что сегодня ещё не видел в порту кораблей. Приплыть гостье было не на чем. А значит она просто возникла под палящим солнцем из ниоткуда и, наверное, так же сейчас исчезнет в никуда. Детский разум воспринял эту мысль с удивительным спокойствием. — Ладно, — пробормотал Аман, — а мы ещё встретимся? — Встретимся. Но не скоро. Мальчик с сомнением склонил голову набок. Он знал, что взрослые часто так уходили от ответа. “Вырастешь, узнаешь”, “когда станешь старше, поймёшь” — эти и другие всевозможные отговорки, намекающие ему на то, что он ещё слишком мал и глуп, он слышал постоянно. Поэтому сейчас, уже со знанием дела, он спросил: — Когда я стану старше, да? Севка прыснула и сморщила нос, поглядывая в сторону утопающего по ту сторону моря солнца. — Да. Когда ты станешь старше, а я буду младше. — Но ведь так не может быть, — с серьёзным видом нахмурился Аман. — Ну, тогда тебе придётся подрасти, чтобы доказать обратное, — заговорщически подмигнула девушка. Всё это звучало, как сущая чепуха. Однако он ей поверил. Или решил хотя бы попытаться. Севка деловито отряхивала потёртый плащ от песка и улыбалась, но как-то механически. Её серые глаза напряженно сверлили тлеющие угли, а сама улыбка выглядела так, словно кто-то насилу тянул её за уголки губ. Севка накинула плащ на плечи и уже повернулась было, чтобы уйти. Нужно было попрощаться, но Аман упрямо молчал, глядя ей в спину. Чего-то ждал, сам не зная чего. Едва сделав шаг, девушка тихо выругалась себе под нос и со сконфуженным видом повернулась обратно. — Слушай, может быть, ты... обняться хочешь или что-то в этом роде? — предложила она будто нехотя. Аман чуть склонил голову набок, с интересом наблюдая за этой переменой. — Это вы хотите обняться, да? — спросил он и, словно подражая мимике девушки, сморщил нос. — Что? Ч-чушь! — фыркнула Севка. — Не хочешь, так и сказал бы. Что мне, уговаривать тебя ещё? Всё, пока тогда! Но прежде, чем она с досадой отвернулась, мальчик уже протянул руки. — Я давно никого не обнимал. Мне кажется, я не умею. Севка застыла, оторопело глядя на него. У неё было настолько странное выражение лица — не то испуганное, не то взволнованное или, наоборот, преисполненное надеждой, — что впору было засмеяться. Но Аману не было смешно. Оцепенение быстро спало. Всего в пару широких шагов девушка вернулась обратно и, опустившись перед ним на корточки, сгребла в охапку. Аман замер, растерянно, сконфуженно, с всё ещё вытянутыми руками, точно не зная, куда их приладить. Поглаживание затылка, чуть грубоватое и нежное одновременно, — сочетание показалось ему настолько несовместимым, что к горлу невольно подкатил комок. И как мальчик не пытался его проглотить, у него никак не получалось. И он сдался. Всхлипнул и ткнулся носом девушке в плечо, скрестив руки у неё за спиной. — Научишься, — тёплое дыхание опалило ему макушку, — ещё научишься обниматься. Я тебе обещаю. Тебя будут любить, много-много людей. У тебя будут друзья, самые настоящие, которым ты сможешь довериться и для которых... ты всегда будешь Аманом. Но никак не “чудовищем”. Они будут верить в тебя, даже когда ты сам усомнишься в себе. Потому что ты светлый, как само солнце. Ты замечательный, Аман. Даже сам не представляешь насколько. Аман хотел сказать, что это невозможно. Что он слишком взрослый, чтобы верить в такие сказки. Но не смог выдавить из себя ни слова, — вместо слов по щекам потекли слёзы. Горячие, жгучие, почти как соль. От слёз щипало глаза и жаром опаляло лицо. Но они всё текли и текли, словно внутри такого маленького мальчика каким-то чудом уместился настоящий водопад.