Шанс на новую жизнь

- Доктор, что с ним? Все физические показатели ведь в норме. - Подумай. - Послеродовой синдром? - Неверно. - Но почему тогда он… То есть, я понимаю, всегда тяжело терять любимого человека, но у него ведь есть, ради чего жить. - Эх, студент, ты ведь ещё не встретил свою истинную пару, так что и понять не сможешь. Его нынешнее состояние куда хуже смерти. И если он сам не захочет, никто ему помочь не сможет. Лайонел плавал на волнах чужих голосов, не особо пытаясь вникнуть в смысл. Перед ним стоял выбор: продолжать слушать этот бессмысленный диалог, или же закрыть глаза и, он это точно знал, увидеть что-то безумно приятное и родное. Разумеется, он выбрал второе. - Доктор, он опять отключается! - Пускай. Сейчас мы можем позаботиться лишь о его физическом состоянии. - Мне кажется, такая милашка не должна выставлять напоказ столь аппетитную попку. Лайонел ползает на коленях, собирая рассыпанные книги. Даже не поднимая головы он может сказать, что говорящий – сильный альфа. Намного сильнее всех тех, кто дёрнулся было помочь омеге, но вынужден был отступить, признавая чужое превосходство. Несмотря на хамские слова, в голосе явно проскальзывает неловкость и смущение. - А мне кажется, что приличные альфы не должны прикидываться ублюдками, чтобы познакомиться. Юноша улыбается, чувствуя незнакомую прежде дрожь во всём теле. - Я тоже так думаю, но обычно таким красивым омегам нравятся нахальные личности. - Значит я – исключение, - Лайонел улыбается и, поднимая голову, моментально тонет в смеющихся изумрудных глазах. Незнакомец присаживается рядом и берёт в руки «Портрет Дориана Грея». - Уверен, вы дадите фору этому красавчику. - Но не по характеру, надеюсь. - Я тоже на это надеюсь. Иначе у меня возникнет ряд трудностей, а я не из тех, кто легко сдаётся. Так что страдать от меня придётся также и вам. - А вы весьма самонадеянный, - фыркает юноша, поднимаясь и смотря на альфу сверху вниз. Его тень падает на лицо мужчины, сделав его глаза совсем тёмными. – Может вы не в моём вкусе. Вместо слов альфа просто ловит тонкие пальцы омеги и легко целует кончики, не отпуская его взгляд. - Тогда мне просто придётся сделать всё, что в моих силах, что бы переубедить тебя. Его зовут Винсент. Так же быстро, как он перешёл на «ты», он завоёвывает и Лайонела. Невероятно красивый, омега привык, что за ним ухаживают самые сильные, самые завидные альфы, поэтому поначалу он капризничает и, вопреки своему характеру, отчаянно кокетничает и флиртует, пряча за этой мишурой истинные чувства. Он почти сразу осознаёт, что Винс – его истинная пара, но вместо радости испытывает лишь ужас. Он ещё очень молод, только-только окончил десятый класс, он хочет гулять с друзьями, поступить в университет и строить карьеру. А встреча с истинным альфой неминуемо означает скорый брак и рождение ребёнка. Он не готов к такому! Но Винсент терпелив. Он быстро понимает мысли любимого, стоит лишь увидеть штабеля тематических книг и собственных наработок по программированию. Он мягко, ненавязчиво даёт понять, что не будет мешать его планам, его стремлениям. - Родишь, когда будешь готов. И я не из тех деспотичных самцов, которые запирают своих мужей в четырёх стенах, не позволяя самореализоваться. Единственное, что я прошу – свадьба. Я хочу владеть тобой, хочу, что бы все знали, что ты - мой, а я – твой. Что между нами та самая священная связь, которую иные ищут всю жизнь. Родители на стороне Винсента. Они счастливы, что их сыну так везёт, а мама даже разрешает ему оставаться на ночь в их доме. Секса у них всё ещё не было, но Винсент не торопит. Он знает, что будет первым у Лая, и потому терпит. А юноше очень льстит, когда альфа, не сдержавшись, приглушенно рычит сквозь зубы во время объятий. Омеге очень интересно, сможет ли Винсент сдержаться, если вдруг почувствует его течный запах. Да, ему интересно, но он совсем не ожидает, что течка таки начнётся во время их очередного свидания. Запах истинного альфы приблизил сроки. Но и тут Винс удивил его. Сцепив зубы, он подхватывает Лая на руки и бегом несётся к нему домой. А вручив юношу в руки родителям, кубарем скатывается вниз по лестнице, выбегая на улицу. И вот тогда юноша понимает, что нашёл не только истинную пару, но и просто человека, который всегда будет воспринимать его, как равного, в отличие от многих альф, которые, встретив свою омегу, почти сразу начинают склонять партнёра к близости. Чтобы утвердить свои права. Сразу после течки Лайонел даёт волю своему истинному характеру, раскрываясь перед альфой. И тот счастлив. Он держит его за руку, нежно перебирает пряди светлых, практически пепельных волос, целует тонкие пальцы, как тогда, в их первую встречу. Он поёт ему песни под гитару, носит на руках, кружит под дождём, сцеловывая прозрачные капли с нежной кожи. Он постоянно рядом, даря заботу, ощущение защиты и опоры. Абсолютного счастья. В шестнадцать лет он принимает предложение Винсента, к огромной радости родителей. Сам альфа сирота, и Лайонел твёрдо решает, что воздаст ему за все годы, лишенные семейного счастья. И получает похожее обещание в каждом движении, взгляде и прикосновении любимого. Лаю завидуют все друзья-омеги, Винсенту – все товарищи-альфы. Они – пример идеальности во всём: в любви, в отношениях, во взаимопонимании. Особо завистливые омеги даже язвят, что они просто притворяются. Но Лаю нет до них дела. Он купается в той сказке, в которую превратилась его жизнь, и врут все те, кто говорят про невыносимость предсвадебных хлопот. Ему истинное удовольствие доставляет подбор цветов для оформления зала, выбор музыки, приглашений, составление списка гостей и конкурсов. Каждый вечер он возвращается домой уставший, но счастливый, падая в нежные объятия будущего мужа. У Винсента тоже полно хлопот. Он на семь лет старше Лая и вынужден много работать, чтобы обеспечить их семейную жизнь. Сейчас они живут в собственном доме на пять комнат, с отличным ремонтом, и всё это лишь благодаря альфе. У самого омеги семья хоть и дружная, но не особо обеспеченная, что тоже в своё время послужило поводом для сплетен. В день свадьбы ярко светит солнце, а небо радует синевой, с редкой примесью пушистых барашков-облаков. Лайонел навсегда запомнит выражение лица теперь уже мужа, когда он склонялся к его шее, что бы оставить отметку – трепет и невыразимая нежность, и невероятный блеск в глазах. Остаток дня Винс практически не выпускает мужа из рук. У него будто возникла потребность постоянно прикасаться к нему, но Лайонел и не возражает, отвечая ему улыбками и поцелуями. Оба еле дожидаются конца торжества, и раздеваться начинают уже возле входной двери, рискуя устроить соседям бесплатное шоу. Секс у них был уже во вторую течку Лая и нельзя сказать, что они «изголодались» друг по другу, но почему-то именно в эту ночь всё ощущается острее, чем раньше. - Мой, мой, - исступленно шепчет Винс, покрывая кожу мужа горячими, влажными поцелуями, и Лай вторит ему: «Твой». Как Винсент и обещал, он не препятствует Лайонелу в поступлении, и уже через год после свадьбы юноша изучает любимые ещё со школы предметы так, как давно мечтал, готовит доклады, пишет программы и подрабатывает ремонтом компьютеров. Жизнь идёт по идеально-ровной дороге. Но именно в этом состоит «прелесть» нашей жизни. Стоит привыкнуть к тому, что всё хорошо и поверить, что так будет всегда, как на этой чудо-дороге появляется ухаб. В их семье таким «ухабом» стала внезапная смерть отца Лайонела. После очередного тяжелого трудового дня он пришёл с работы, поужинал, поговорил с сыном по телефону, обнял их пушистую любимицу – кошку Маркизу, и уснул. А сердце просто остановилось. Для мамы это оказалось слишком сильным ударом, приведшим к инсульту. К счастью, она выжила, и даже частый в таких случаях паралич обошел её стороной. Но всё же, это уже не та жизнерадостная женщина, в расцвете зрелой красоты. Глаза потухли, она чаще сидит дома. Лайонел и Винсент ничего не могут сделать, кроме как навещать её чаще. Они даже предложили ей переехать к ним, но она решительно отказалась. Даже в этой ситуации Винс берёт на себя почти все заботы. Он свято соблюдает свой обет «хранить и оберегать». Лаю только исполнилось двадцать и, несмотря на то, что он изо всех сил пытается быть самостоятельным, во многом ему нужна помощь и советы, забота. Винс даёт ему её в избытке. Спустя два года происходит непредвиденное – Лай беременеет. Как и когда это произошло, не может сказать ни один из них. Но, вопреки своим ожиданиям, Лай не чувствует недовольства или разочарования. В первые месяцы он успеет получить диплом магистра, а работу можно и отложить на пару лет. Да и для мамы эта новость – словно спасение. Её глаза снова блестят, она носится по магазинам, скупая специальную литературу. Ведь у омег мужского пола всё протекает несколько иначе, чем в своё время у неё. Винсент тоже буквально летает. Каждый день он приносит мужу нежно-фиолетовые гортензии и забавных шоколадных медвежат. Он помогает ему с дипломом, привозит и забирает, срываясь с работы. Даже готовку берёт на себя, стараясь уберечь любимого от очередного приступа токсикоза. Узи показывает, что у них будет мальчик, но видовую принадлежность пока определить невозможно. Хотя Лайонелу это и не нужно, он и так чувствует, что это омежка, чем приводит мужа в восторг. - Теперь у меня будут два сказочных ангела, с пепельными волосами и лазурными глазами. И кожей, подобной лепестку розы. - Молчи уже, поэт, - хихикает Лай. – Я хочу, чтобы у него были твои глаза – цвета летней зелени. - Это неважно. Главное, что он будет у нас, и что мы будем у него. Лайонел, ты не представляешь, какое счастье ты мне подарил. Винс прижимает мужа к себе, зарываясь лицом в мягкие волосы и вдыхая аромат яблочного шампуня. Последний месяц Лай проводит в больнице, на сохранении. До родов, по расчётам, ещё несколько недель остаётся, когда неожиданно отходят воды и юношу скручивает адская боль. Он мало что помнит из того, что было дальше. Помнит испуганные глаза матери, хмурые лица врачей и бестолковое кудахтанье медсестры. А ещё он чувствует толчки внутри своего тела, становящиеся то сильнее, то слабее. - Винсент, не дай мне потерять малыша, - бессвязно шепчет он, и, когда боль становится совсем невыносимой, когда он уже готов сдаться и уплыть в темноту, знакомые сильные ладони обхватывают его пальцы, а перед глазами появляется любимое лицо. - Давай, ангел мой, ты справишься. Ты должен. Это же наш малыш, плод нашей любви, наше продолжение. - Да, я знаю, но мне так больно, - пот заливает лицо, вперемешку со слезами, издалека доносятся голоса докторов, но он не может сосредоточиться и понять, что они хотят от него. - Потерпи, ты же сильный, - Винс улыбается и вытирает ему лицо. – Давай, ДАВАЙ! Крик малыша звучит неожиданно громко, на фоне остальных приглушенных звуков. Лай счастливо улыбается, ощущая, как боль толчками уходит из тела. Винсент целует его и почему-то плачет. - Спасибо, родной, - шепчет он. – И прости, что нарушил слово. - Ты почему не надел халат и маску, чудовище? – он пытается приподняться, но перед глазами всё плывёт, а лицо Винсента отдаляется, растворяясь в свете ламп. Мягкая темнота поглощает его, баюкая на волнах покоя. Он хочет остаться так навсегда, но вспоминает, что он теперь отец, а значит, он должен хотя бы увидеть малыша. И Винса. Когда он открывает глаза, рядом он видит маму. У неё красные глаза и искусанные в кровь губы. Заметив, что он очнулся, она тут же зовёт медсестру. Лай послушно отвечает на вопросы, нетерпеливо оглядываясь по сторонам. - Где мой ребёнок? – наконец не выдерживает он. - К сожалению, сейчас вы не можете увидеть его. Теперь ему уже ничего не угрожает, но выносить из детского отделения его пока нельзя. У вас были очень тяжелые роды, мы вообще боялись, что случится худшее. Сейчас он под капельницей. Завтра, если вы будете в состоянии, то я отвезу вас посмотреть на него. Лай прикрывает глаза, пытаясь выровнять дыхание. Он ещё тогда понял, что боль, пронзившая тело при отходе вод, была не нормальной, да и сам процесс проходил совсем не так, как было написано в книгах. Но это всё ничего. Главное, что всё закончилось благополучно. - А где Винсент? На работе? Глаза матери вновь наполняются слезами, и она умоляюще смотрит на медсестру. Та быстро наполняет какой-то шприц и вводит в капельницу. - Спи, мой хороший. Всё остальное потом, - это последнее, что он слышит, перед тем, как вновь уплыть в темноту. Это повторялось ещё пару раз. Проснувшись раз в четвёртый, он, наконец, не видит в своей руке капельницы. Мама вновь сидит рядом с ним, напоминая статую. Увидев, что он открыл глаза, она глубоко вдыхает и ровным тоном произносит: - Роды начались слишком неожиданно. Ему сообщили об этом и он сорвался с работы, был дождь, - её голос дрожит и по лицу начинают течь слёзы. - На лестнице было слишком мокро, и он очень спешил… Рыдания прорываются и мама прячет лицо в ладонях, боясь взглянуть на сына. Лай же с недоумением смотрит на неё. - О чём ты, мама? Винс ведь был на родах. Он ещё не надел халат и маску. Мама в испуге смотрит на него, прикусывая губу. - Сынок, он был уже мёртв, когда малыш ещё был внутри. И прости, что нарушил слово. - АААААААААААААААААААААА!!!!!! Бледный юноша мечется по кровати, крича во весь голос и впиваясь ногтями в лицо, раздирая щёки до крови. Медперсонал уже привычно скручивает его, а медсестра вкалывает успокоительное. Лайонел ещё некоторое время дрожит, после чего обмякает и закрывает глаза. - Мне кажется, такая милашка не должна выставлять напоказ столь аппетитную попку. Лайонел ползает на коленях, собирая рассыпанные книги… Со временем приступы прекратились, на смену пришла апатия. Все стажеры и студенты-практиканты бегали смотреть на невероятно красивого омегу, бледного и неподвижного, как мраморная статуя. Он практически не реагировал ни на что, часами уставившись в потолок пустым взглядом. Он не реагировал даже на слёзы матери и своего сына, которого ему приносили в надежде привести в себя. Примерно через два месяца мама пришла и села рядом с ним, привычно беря за руку. - Сынок, сейчас решается всё. Ты слишком долго провёл в таком состоянии. Я хочу, что бы ты кое-что понял. Этот малыш – часть Винсента. В нём живёт вся та любовь, которую вы с ним дарили друг другу. Знаешь, у него изумрудные глаза, совсем как у папы. Цвета летней зелени. - Правда? – женщина резко подняла голову. Лайонел умоляюще смотрел на неё. Прямо, сознательно. Впервые за несколько месяцев. - Да. - Это хорошо, - выдохнул Лай. – Я мечтал об этом. - Но у тебя могут забрать его, - женщина повысила голос, чувствуя, как напряглась рука сына. – Органы опеки намерены отдать его на усыновление, по причине твоей недееспособности. Я тоже не могу особо протестовать, так как перенесла инсульт. Малыш очень красивый, на него уже нашлись желающие. - Нет, - Лай попытался приподняться, но тут же обессилено рухнул обратно. – Нет, это наш ребёнок. Мой и Винсента. Я не позволю забрать его! С того дня он пошёл на поправку. Исправно пил лекарства, проходил психологические тесты. Пару раз ему позволили увидеть сына. Глядя на крошечные кулачки, сжимающие ногу плюшевого мишки, на грустную морщинку между бровей, он не мог простить себя за то, что так долго бегал от реальности. Что позволил себе забыть об этом маленьком чуде, которое сейчас нуждается в его любви и заботе. Спустя месяц его признали дееспособным, прописали лекарства, которые нужно пить регулярно, и отпустили домой. Он позволил матери проводить его и помочь разложить вещи, но потом настоятельно попросил уйти. - Я хочу побыть один. И к тому же, я должен научиться сам справляться со своими проблемами. Я в порядке. И я смогу позаботится о Нирее. В конце концов, она ушла. Лайонел долго смотрел на спящего в кроватке сына. Детская была готова чуть не к концу первого месяца беременности. Серьёзность и ответственность, с которой Винс подходил к выбору всего, начиная от обоев и заканчивая цветом мишки на полке, весьма смешила Лая. Убедившись, что малыш крепко спит, юноша вышел из комнаты и устало оглянулся. На стенах висели их с Винсом фотографии, флажки, привозимые им из разных стран. Лай пошёл на кухню, ведя пальцами по стенам и заглядывая по дороге во все комнаты. В их спальне всё было почти также, как в тот день, когда он уезжал в роддом. Только на кровати лежала ночная рубашка Винсента, которую он всегда забывал положить в шкаф. Комната пахла любимым одеколоном мужа, и Лай не мог отказать себе в удовольствии постоять немного на пороге, вдыхая любимый запах. Он знал, что кровать тоже будет пропитана этим ароматом. Рабочий кабинет, как всегда, был в «творческом беспорядке»: на полу стопочками лежали бумаги, монитор был увешан стикерами с напоминаниями, датами и событиями, стул привычно откатился к самому окну, потому что Винсент имел привычку вставать из-за стола с размахом, отталкиваясь от него мощным толчком ноги. В кухне на столе идеально ровно стояла вымытая посуда. Блестящая и аккуратная, как любил Винсент, с голубыми недоромашками по краям. Винсент больше не войдёт в эту кухню. Он больше не возьмёт свои любимые тарелки и не проведёт по дну пальцами, наслаждаясь скрипом чистой посуды. Так зачем она нужна? Неожиданно гнев охватил его, и он в ярости смахнул тарелки со стола. Винсента больше нет, так зачем всё это нужно? Эти полотенца, чашки, скатерть! Всё это он выбирал для них, для их семьи. А теперь семьи нет! Юноша швырял на пол посуду, резал ножом скатерти и кружевные салфетки. По лицу катились слезы, а из груди рвался какой-то звериный вой. - Я не хочу быть без тебя, - кричал он, колотя кулаками по шкафам. – Пожалуйста, пусть это всё будет просто сном. Я умоляю. Винсент, я люблю тебя, не оставляй меня, ты же обещал, ну пожалуйстааааа! Опустившись на колени, он рыдал в голос до икоты, бормотал бессвязные просьбы, безумным взглядом обводя комнату. Увидев бутылку водки, он блаженно улыбнулся и пополз к ней, разрезая ладони об осколки. Не утруждая себя поиском кружки, он откупорил бутылку и сделал большой глоток, тут же зашедшись в кашле. Непривычный к алкоголю, его чуть не вырвало, но он подавил приступ и снова сделал глоток. Второй пошёл легче, третий ещё лучше, а дальше он уже не помнил. Проснувшись на следующий день, он застонал от адской головной боли. Добравшись до крана, он несколько минут жадно пил воду. Стало легче, но вернулись другие ощущения. Болели глаза, руки, изрезанные и стянутые кровавой корочкой, горели огнём. Кое-как продезинфицировав и перебинтовав их, он внезапно услышал детский плач. Пошатываясь, он побрёл в детскую. Малыш покраснел и надрывно рыдал. Лайонел машинально поменял ему подгузник и накормил, как учили на курсах будущих мам. И лишь услышав довольное пыхтение сына, он будто пришёл в себя. Подойдя к окну, Лай открыл створки, впуская свежий утренний воздух. Поцеловав Нирея в лобик, юноша глубоко вдохнул и улыбнулся. - Ну что, поехали.