Да наступит оттепель.

Он боялся. Боялся приятного тепла, которое как назло каждый раз разливалось в области грудной клетки при виде человека в смольно-черной мантии. Боялся признать свои уже далеко не дружеские чувства, оправдывая их самой банальной ложью, которую можно было придумать. Боялся, что после этого глупого поступка отношения между ними подорвутся, а общение сойдёт на нет и полностью исчезнет, будто бы его и никогда не было. Боялся, что его не так поймут, осудят и будут вследствие всячески глумиться и насмехаться. Боялся, что его хрупкое, ещё толком не окрепшее чувство сломают, растопчут в порошок, и выбросят как никому не нужный мусор. Он не хотел этого, поэтому принял решение смолчать до более подходящего момента. Но он не успел.

...

Он плакал. Нет, рыдал навзрыд, в неконтролируемой истерике царапая ногтями лицо, шею и руки до ярко-красных полос, где местами уже проявились бусинки чуть подспекщейся крови. Спустя какое-то время рыдания превратились в судорожную икоту. Тело ослабло, обмякло, прежде прямые пряди волос образовали огромный комок, который нужно будет убирать ни меньше получаса. Как же мерзко. Его тошнило от собственной слабости и нерешительности. Прижав ноги к животу, он начал качаться из стороны в сторону, будто баюкая себя. Слёз уже давно не было, они просто закончились. Просидел так он ещё долго.

…

С тех пор прошло много времени. Он скучал. Скучал по приятному холодку рук на шее, от которых постоянно невольно вздрагивал. Скучал по смеху, обычно тихому и приглушённому, но всегда такому искреннему, без всякой фальши. Скучал по хитро прищуренным глазам, полным доверия и понимания. Скучал по нескольким тёплым ноткам в голосе, с энтузиазмом рассказывающем о чем-то непонятном, но важном для него. Скучал по несуразным вьющимся волосам, которые, казалась, находились всегда в полном беспорядке. Но это никогда не портило его. Он слабо улыбнулся, с горечью смотря на заснеженное, уже покосившиеся надгробие. Теперь светлые воспоминания – практически единственное, что осталось у Вельвета от него.

…

- Ну что, ты узнал, где мы сейчас? - спросил маг-чернокнижник, сидевший на берегу озера и державший в руке чашку с отваром, в котором плескались мелконарезанные листья лечебных трав. - К сожалению, нет, - с досадой ответил мечник, прорезая холодным взглядом темноту комнаты. Он был будто вбреду, разговаривая с человеком у себя в голове, - Ты не пробовал перекинуть своё сознание на другое место? - Хех, нет... Да и зачем? Я чувствую себя вполне комфортно. Здесь спокойно и безопасно, не нужно волноваться ни о чём, - пояснил позже маг, ехидно улыбнувшись. Тихо вздохнув, его собеседник лишь коротко ответил: "Хорошо".

…

Мечник с лёгкой улыбкой окинул взглядом падающий снег за окном. Казалось, что зима что-то недоговаривает. Может это всего лишь очередной его кошмар и всё вовсе нереально? Бархат вздохнул и лёг на кровать. Небо вновь затянули тяжёлые облака, и лунный свет, который ранее просачивался сквозь плохо закрытые шторы, исчез. Стало темно. Скоро в комнате послышался немного скрипучий, пропитанный лекарством голос мага, из-за которого Вельвет нервно подскочил и обернулся. Но в помещении никого не было. И он это прекрасно знал. К чему эти нелепые надежды… - Не уснуть? - Нет, не уснуть. Тяжёлый вздох. Молчание. С каждым разом их разговоры всё короче и короче. Это заставляет нервничать.

...

Так и не сумев заснуть, Бархат встал с постели и подошёл к окну, приоткрыв штору. Деревья, покрытые тонкими ледяными иглами, стояли чёрными пятнами, небрежно разбросанные тут и там. Сумерки. Они словно сливались с ночными тенями, в которых начинали маячить редкие огоньки. Было холодно. Уже давно не было так холодно. Мечнику казалось, что с приходом зимы он просто тает от собственной слабости, но он давно уже привык к холоду. И, к тому же, Красный Бархат острее воспринимал его отсутствие, нежели наличие.