My love, no more tears and no regrets

Он снова пьяный не в меру, от него за десять метров разит хорошими крепкими сигаретами и виски. И ещё чьими-то духами. Не её, не его. Посторонними. Дорогой аромат, при этом тошнотворный лишь потому, что другая посягнула на чужую территорию. Разум давно проиграл самому себе, ещё когда решился впервые. Впервые соблазнился и попробовал то, на что так демонстративно фукал в детстве, полагая, что измена и убийство это худшие деяния, на какие только способен пойти человек. Можно бесконечно долго игнорировать элементарные факты, однако рыжеволосый переступил черту и там, и там. При этом в его грязные делишки лезть стало опасно, вот Разумовская и предпочла сохранить голову у себя на плечах и не задавать лишних вопросов. Пределы северной столицы пришлось покинуть во имя благополучия соцсети, и город грехов поглотил Разумовского, червоточина разрасталась медленно но верно и разрослась до таких размеров, что стала больше его необъятной души. Раньше в ней было место любви, а вот теперь... В Москве все живые мертвецы: только трахаются и продают друг друга. Не против этого ли мужчина сам так рьяно выступал? Он в первый раз очень тупо и палевно оправдывался, и это типичное "это не то, что ты подумала". Словно засосы на шее могут иметь альтернативное происхождение. Потом не оправдывался и вовсе. Что ж, на перфоманс было не очень похоже, больше на то, что он по пьяни на их же постели засадил какой-то клубной бляди по самое не балуй. Раньше он казался ей эталоном человечности и альтруизма, теперь же вряд ли можно припомнить более жестокого и холодного человека. Пускай это и глупо, но всё же преступное поведение в сторону чужих девушка допустить могла. Вот только сейчас Разумовский разрушает их обоих на каждодневной основе, методично и мучительно долго, вплоть до агонии. Это было не похоже на него, он же даже не курил раньше. Выпивал, но не курил, потому что это, во-первых, мерзко, как он считал, во-вторых же это ему не к лицу. С сигаретой в зубах застенчивый неженка смотрелся нелепо, чересчур девственно-невинно, не в пример всем этим богачам из его окружения. И пахло от него всегда элитным парыюмом, что подарила супруга на какой-то праздник, терпким, и от этого безумно притягательным. И сам он в её глазах теперь ублюдок, но при этом очаровательный. В их квартире камеры везде, это в целях безопасности, а не фетишей ради, да вот только практически через день они фиксируют доказательства супружеской неверности. Ладно бы быть неверным только в плане секса, это ещё как-то можно принять- даже любимое тело может поднадоесть со временем. Два года - пустяк какой-то, если со стороны, и бездна, если их прожить с ним. Поначалу Сергей был робким, даже боялся лишний раз коснуться её, никогда не давил ни по какому поводу, никого не нанимал в помощницы, дабы не провоцировать приступы ревности, на которые, к слову, брюнетка вообще была не способна. А после медового месяца в Европе его как подменили: чувственный и нежный секс перерос в дешёвую порнуху, которой любой мальчишка насмотрится ещё в подростковом возрасте. После этих игрищ на её бледном теле исправно оставались багровые следы от укусов и засосов, полосы от шлепков и ещё синяки на коленях. Как будто она никогда и не знала мужа, будто их двое, делящих одно тело. Она могла бы поспорить, что в глазах у Разумовского было нечто ненормальное, больное, но мужчина не позволял держать зрительный контакт. От этого появляется ощущение грязи и порченности, будто тебя просто использовали, чтобы утолить голод. Впрочем, так и было. Прежде заботливый Серёжа стал похотливым и вечно голодным. Уйти? Это стало невозможным: Сергей лишил её финансовой и социальной независимости, лишил индивидуальности. Теперь Разумовская не могла отказаться ни от его толстого члена, ни от ещё более толстого кошелька. И по итогу всё обратилось в порочный круг: он один идёт на светский вечер, берёт то, что хочет, а его жена молчит. Временами в Серёже просыпалась былая нежность и неторопливость, ласка и страсть, не имевшая ничего общего с грубостью и жёсткостью. Тогда в каждом плавном толчке читалось лишь желание доставить удовольствие, а не подчинить себе без остатка. Часто мы цепляемся за то хорошее, что было когда-то, но теперь превратилось лишь в чёрный пепел воспоминаний. Наивно было полагать, что Разумовский никогда не изменится, хотя, возможно, он был таким с самого начала, просто она предпочла не замечать: он был щедр на подарки и комплименты, нежен в их первый раз и учтив каждый раз, когда его невеста ловила приступ необоснованной тревоги. Да, у мужчины случались моменты, в которые он был агрессивнее привычного, но девушка списывала на усталость и стресс от предстоящих публичных выступлений. В обычной жизни и в свете руку Разум никогда не поднимал, считал, что это не по-мужски, но грубость словесная стала нечто привычным и даже обыденным и рутинным. Вот и сейчас он еле стоит на ногах, давит из себя мерзкую улыбку и пытается не уронить на пол бутылку с остатками шампанского. Если бы он приглушил её в одиночку, то уже без чувств валялся бы на диване - Сергей совершенно не умеет пить, и хотя бы в этом Разумовские сходятся. В доме больше никого нет, но были, стоит только взглянуть на его белую рубашку в алых следах от губной помады. Весь взъерошенный, смотреть жалко. Пока девушка раздумывает, какие подобрать слова, режеволосый перехватывает инициативу. - Явилась,блять..а ну иди сюда..- делает шаг, пошатывается, не в силах удержать равновесие, плюхается на их кровать. Свет включать совсем не хочется - и так достаточно компромата, который он даже не пытается скрыть. На полу валяются обёртки от презервативов, хотя Разумовские ими даже не пользуются. А зря. Девушка сейчас задумалась, сколько всего можно нацеплять от этих его разовых марафонов. - Какой же ты мерзкий, Серёж.. - Серёж..мм..какой ещё Серёжа? Не думал, что ты настолько слепошарая. В отблеске лунного света стали заметны янтарные отсветы, это не глаза её возлюбленного. Это нечто совершенно другое. Она резко оборачивается, пытаясь зажмуриться. Это всего лишь сон, не так ли? Дурацкий кошмар, но пробуждения не наступает. Хотела было ущипнуть себя, но он опередил. Как ни в чём не бывало подобрался сзади и положил руку на шею. Табу. Серёжа знает об этом, но знает ли.. - Какая же ты сучка..- прижимает к себе, собственнически исследует её хрупкое тело своими крепкими руками. От пьяного тремора и следа нет. Точно не Разумовский. Как можно было этого не замечать... - Отпусти..- сжимает руку на горле.- Я сказала..Сер.. - Птица. Никакого Серёжи нет, есть только я и эта тряпка. Ох, как долго он меня сдерживал...но наш птенчик совсем слетает с катушек, когда пьёт. Он же такой неженка и размазня, думаешь, он бы стал трахать кого-то, кроме тебя? - Верни мне его..отпусти его.. - Неет, неужели не хочешь поиграть со мной? Сжимает сильнее левой рукой, перекрыв доступ к кислороду, а правой забирается под короткое вечернее платье и оттягивает тесьму кружевного белья. Ныряет пальцами глубже и чувствует её жар. Девушке стыдно за своё возбуждение, потому что это не её муж. Его тело, но не его намерения. Но длительное отсутствие секса играет злую шутку, ей хочется до невозможности. Будто осознание того, что это не её нежный Серёжа, развязало ей руки и позволило отпустить себя. Крепкая хватка на шеё ослабевает, и брюнетка делает глубокий вдох, который обрывается и сбивается в тот момент, когда пальцы мужчины касаются горячей промежности и чувствуют смазку. Птица ухмыляется. - Нравится..не знал, что ты такая.. - Какая?.. - Всё, расслабься. Думать будешь потом.. Массирует клитор, задевает чувствительную головку, от чего Разумовская вскрикивает. Запретно и слишком приятно, до боли. Закусывает губу и упирается руками в столешницу, чтобы не терять баланс. Шире расставляет ноги и подаётся навстречу длинным пальцам. Птица проникает сразу двумя внутрь и быстро двигает ими, надавливает на шероховатую переднюю стенку, растягивает под свою толщину. Его всегда возбуждало это зрелище: принять легко в себя такой размер для неё проблематично и немного больно, от этого у рыжеволосого создавалось впечатление, что он занимается сексом с девственницей, а ему было с чем сравнить. Сейчас девушка слегка шипит, когда он рнзко вводит три пальца. Обилие смазки позволяет не испытывать дискомфорта - только болезненное удовольствие. Сейчас он совсем не груб, скорее, наоборот. Пожалуй, им всё это время руководила не только похоть, просто он не умел иначе. Не умел прислушиваться к её ощущениям и от этого терял всё больше. - Боже... - Тшш...ты не кончишь сейчас,- вынимает пальцы, ещё раз проводит ими вдоль половых губ, даёт попробовать себя на вкус. Разворачивает к себе лицом. - Зачем ты.. - Хочу видеть твоё лицо. Разумовская вглядывается в янтарный омут глаз и тонет в нём. Ноги подкашиваются от возбуждения и волнения. Это неправильно, и от этого тянет всё сильнее. Птица придерживает её за талию и помогает устроиться на кровати. Она отводит взгляд, смущается и боится, как в самый первый раз. Боится, что будет больно и что потом пожалеет об этом. - Подними руки, давай,- голос мужчины твёрд и уверен. Тянет ткань платья вверх и сбрасывает его на пол. Она невольно прикрывает грудь ладонями. - Пташка..ты боишься меня? - Я..не знаю..не смотри.. Резко берёт её ладони в свои и осматривает пристально, властно. - И чего ты стесняешься? Ты ведь сама хочешь этого. Или я не прав? - Всё это..так не должно быть. - Ой, успокойся, он ничего не вспомнит,- и правда, он скорее всего забудет. Но не забудет она. Птица скидывает с себя рубашку, обнимает девушку и целует, слишком нежно, не в своей манере. Намеренно дразнит и запутывает в свои сети. Она не сопротивляется, наоборот глухо стонет в поцелуй и тяжело дышит. В спальне темно, при свете она бы сгорела от волны нахлынувших ощущений. Внизу живота начало тянуть, всё сводит, хочется его безумно. Невольно рукой тянется ниже, разводит ноги, но Птица перехватывает тонкое запястье и решает расслабить её сам. Отпускает поддержку, и девушка оказывается лежащей на простынях. Пути назад больше нет. Она чувствует это и у себя, и у него. Птица избавляется от одежды и оказывается перед Разумовской обнажённым: сейчас это тело кажется ей намного желаннее и прекраснее. Девушка приподнимает бёдра, чтобы мужчина избавил её от кружевного белья. Птица уже не может ждать, слишком долго пришлось до этого. Она зажимается и смыкает ноги. Страшно. Столько раз делала это, а страшно. - Так, выдохни!- произнёс грубо, она такого не ожидала, в уголках глаз собрались слёзы. - Успокойся. Всё в порядке. Не надо бояться. Кладёт ладони на худые колени и раздвигает стройные ноги. Она отводит взгляд, но Птица берёт её за подбородок и поворачивает голову. Хочет наблюдать за каждой реакцией. Он становится на колени перед ней, ещё шире разводит её бёдра, не спешит входить. Сейчас она не уверена, кто перед ней, это Серёжа ведь раньше боялся сделать неприятно. Мужчина обхватывает член и водит головкой по половым губам, задевая клитор, чтобы лучше её подготовить. Дыхание у неё сбивается, она тянется к нему, Птица берёт её за руку, успокаивает. - Тихо..я осторожно.. Рыжеволосый входит слегка, растягивает у входа, затем снова выходит. Ждёт. Девушка одобрительно кивает, тогда Птица толкается снова, наполовину. Тугие стенки обхватывают плоть. Внутри тесно и жарко, мужчина шумно выдыхает. Хочется начать её вдалбливать резче, но так ей будет больно. Двигается медленно и аккуратно, на какое-то время глаза обретают синий цвет. Девушка жмурится и просто наслаждается моментом. Это всё безумие. Начинает двигаться в ней быстрее, жёстче. Толчки из просто приятных становятся приятно-болезненными, она рвано дышит и закатывает глаза. Он резко выходит, внутри ощущается пустота. - На колени. - Что.. - На колени! Упрись на локти и прогнись. Ослушаться страшно. Хочется всё прекратить, но хочется продолжить. Выбирает второй вариант. - Вот так, хорошая девочка. Становится сзади, кладёт руки ей на ягодицы и резко входит на всю глубину. Девушка всхлипывает, в этой позе ей всегда было больно с Серёжей, глупо было надеяться, что будет иначе с другим. - Ай... - Потерпи...сейчас привыкнешь. Толкается медленно. Впивается ногтями в нежную кожу. - Умница. Тянется рукой к промежности и теребит клитор, чтобы заглушить распирающую боль. Птица набирает темп, и реальность исчезает. Всё как в тумане. Становится приятно, хоть завтра вряд ли она спокойно сядет. - Серёж.. - Неправильно! - выходит и проникает одним толчком, головка бьёт по шейке матки. Собственник. Она любит Серёжу, а не его, поэтому думает о нём, даже когда готова кончить на члене у другого. Представляет Разумовского, и эта фантазия заводит, приближает оргазм. Она сжимается изнутри, туже обхватывает член, Птица успевает вытащить и изливается на спину. Другой исход он точно не планировал. Разумовская обессиленно падает на кровать, Птица ложится рядом. Она смотрит ему в глаза и видит в них синеву. Начинает тихо плакать. - Любовь моя, никаких слёз и никаких сожалений. Ласково целует в щёку, встаёт и идёт в душ, оставляя жену наедине с произошедшим.