Вселенная

      Небо этой ночью было угрюмым, и лишь полная луна слабо выглядывала из-под серых туч. Но даже так ее сияния хватало, чтобы словно алмаз отражаться на поверхности воды. Прохладный бриз проникал прямо под кожу, невольно заставляя ежится. И в голове не было ни единой мысли, лишь тихое умиротворение.       — А вот знаешь. Кхм. — начал было говорить, но из-за долгого молчание голос прозвучал слишком хрипло, и он запнулся.       — Многие люди ошибочно считают, что турецкое слова yakamoz означает свет луны, что отражается на гляди воды. На самом же деле это не так.       — Вот оно как.       — Да, на самом деле. Если коротко, то Yakamoz — это морской блеск, вызываемый микроорганизмами. И с лунным светом это никак не связано.       Костя об этом не знал. Он даже об этом не задумывался.       А Саша тем временем продолжил свой же монолог, а Костя выгладывался в темную даль, слушая его тихую неторопливую речь. Он искренне любил эту его черту — начинать диалог, кажись, из ниоткуда.       Сам же Уралов не то чтобы не любил или не хотел говорить, нет, зачастую он просто не знал, с чего в целом стоит начать.       Но, благо, с Питером таких проблем не возникало.       — Но есть другое слово, которое как раз и обозначает свет луны в океане. Это, ох…       Он замолкает и хмурится, а Костя было думает, что надо бы, наверное, невзначай отвернуться на пару минут, чтобы Саша мог спокойно, в тихую прогуглить нечастное слово в интернете. Но тот его опережает.       — Точно Mehtap-       Костя в ответ понятливо кивает.       — Но знаешь, что самое ироничное, дорогой?       –Нет, Что?       –Что на самом деле не только иностранцы, но и сами носители языка часто путаются или вовсе не знают значение этих слов.       На это Костя лишь хмыкнул. И вдруг вспомнил.       — Тебе это Стамбул рассказал?       Недавно же они с Московой на встречу туда ехали.       — Анкара, если быть точнее. Как-то между делом это сказал. И Стамбул его и за это упрекнул. Представляешь, — тихо, но возмущено ответил Романов, причем так сердечно, словно это его лично кто-то упрекнул.       Что неудивительно: у Саши с нынешней столицей Турции отношения были весьма неплохими, чего не скажешь о Стамбуле. Не то чтобы у них были конфликты. Скорее тут все дело в их темпераментах. Уж слишком экспрессивным тот бывал. А Питер такое поведение от той же Москвы терпел, скребя зубами. Чего уж тут говорить про других.       –Вас послушай. Он всегда столицу в чем-то упрекает. Удовольствие ему это, что ли, приносит.       — Зато если кто-то другой попытается упрекнуть, то сразу глазами убить пытается! Я же все вижу. Он говорит одно, делает другое, а думает, наверное, вообще о чем-то третьем. Странный он, очень странный.       Костя и на это лишь кивает. Больше сказать ему нечего. Да и Саша, видимо, сказал все, что хотел.       Нависает тишина. Но она совершенно не давит и не ощущается неловко. Наоборот, шум волн и запах моря приятно убаюкивает беспокойный ум, и на душе становится спокойно.       — Я еще хотел сказать…       Голос его на этот раз звучал чище и тише, и глаза он как-то робко отводит. Начал. И только по этим его жестам Екатеринбург сразу понял, что тот хотел сказать. На губах поневоле появилась легкая, едва заметная улыбка.       — Тогда говори       — Спасибо, что приехал со мной сюда. Знаю, не сезон, да и график у тебя в это время загруженный, но я....       — Я тоже рад, что приехал с тобой сюда.       Рука у Сашеньки холодная-холодная. И действительно же, не сезон и не время ездить на море в такое-то время года. Обычно другие в стужу предпочитают ехать туда, где потеплее. Но а Питер наоборот, всегда был «холодным принцем» и предпочитал холод, в котором чувствовал себя наиболее комфортно. Ему было легче укутаться во все теплое и часами прогуливаться по усыпанной листьями или снегом улицам. А жаркое же время года выманить его из дома было сложно.       И Костя знал об этом, как никто другой.       И его это никогда не отталкивало.       — Все равно. Я по тебе скучал. — холодную ладонь он мягко держит в своей, одним лишь касанием желая передать свои чувства, что на языке все никак не оседают.       И в этот момент у Питера в глазах сверкают такие искорки, что покрасивее луны в море. И никакие сравнения здесь не нужны.       И он, наклоняясь, мягко и быстро целует его. Пока промозглая ночь их двоих от чужих глаз укрывает.