Кривое зеркало

— Мда, Андрюша, умеешь же ты наломать дров, — Малиновский задумчиво потягивал из стакана виски, то ли с жалостью, то ли с осуждением поглядывая на друга. — Да уж, дело нехитрое, — фыркнул Жданов, осушив очередной бокал. Чувствовал он себя как ребенок, который остался дома один. Такого опустошения и нервного стресса он не испытывал, казалось, со времен залога компании Никамоде. Что ему было сейчас делать? Ехать в Ростов и разыскивать Ясю с ребенком, либо сделать вид, что ничего не произошло, забыть об этом интересном факте и продолжить жить жизнью, жениться на Ларисе и… Черт, мысли сумбурно роились, мешая прийти к конструктивному решению. — Ну, ничего, Жданчик! Жизнь удалась, когда каждый ребенок во дворе может назвать тебя папой! Ты поднимаешь демографию, в конце концов! — Малиновский прыснул, а Андрей гневно оскалился, оставаясь в молчаливой внутренней борьбе. — Малиновский, заткнись лучше! Без твоих шуточек тошно! — Ладно, давай размышлять здраво. Представь, допустим, это твой ребенок… — Это мой ребенок! — Да не перебивай ты! — осадил его Роман на этот раз совершенно серьезно. — Я сказал допустим! И вот Ярослава берет, уезжает и рожает ребенка совершенно инкогнито. Да это не Ярослава, это какая-то Пушкарёва получается. Это Катенька сбегала от тебя к черту на кулички, гонимая гордостью, но Яся же не такая! Она своего никогда не упустит, ты сам говорил! — Говорил! — огрызнулся Андрей, крепко закурив. — Так вот, был бы это твой ребенок, Яся бы вытрясла из тебя все деньги. Да она бы тебя на такие алименты поставила, что жила бы себе на Рублёвке, а не в спальном районе Ростова на родовое пособие! — Это всё логично, но я, Малиновский, умею считать, а еще знаю, откуда берутся дети. Я почти уверен, что этот мальчик — мой сын! — Жданов, у меня вообще-то двое! Ты думаешь, я не знаю, откуда это всё берется, но где гарантия, что Яся спала только с тобой? Воспитывать всю жизнь чужого отпрыска это такое себе удовольствие. — Я не знаю, не могу объяснить, но я чувствую связь с этим ребёнком! — Андрей даже голос понизил, добавив в него нотку пьяной таинственности, но Рома оставался непреклонным. — Где ж была та ваша связь, пока Урядов не растрепал про их с Ясей недавнюю встречу? Ты строил свою жизнь с красоткой Ларисой, даже не вспоминая о своей интрижке с секретаршей! — У меня был сложный период, депрессия, развод с Катей. Мне тогда хватило. Я злился на Ясю, даже ненавидел, но сейчас… Я безумно хочу её увидеть! Я скучаю, черт возьми. Я скучаю по этой сумасбродной женщине. И да, мне нравился наш с ней роман. Я никогда не испытывал такого вулкана внутри. А Лариса… она своей покорностью меня душит. Смотрит как на икону, как на божество какое-то, а я человек, Малиновский! Иногда я веду себя, как говно последнее! — С этим не поспоришь, — без доли улыбки кивнул Рома, чем вызвал у обоих приступ доброго хохота. — Ты тот еще мудак, Жданов, но что же ты наступаешь опять на те же грабли? С Ларой у тебя всё на мази, а ты готов это всё разрушить, только чтобы угодить своей Дездемоне? Тоже мне, посмотрите на нее! Мадонна с младенцем на руках! Послушай меня, Андрюха, лети в Италию, как и собирался! Делай Ларе предложение, а потом, если желание останется, поедешь в Ростов, отыщешь эту свою сбежавшую подругу и обязательно сделаешь анализ ДНК. Ну, а там видно будет. Может, удастся договориться. — О чем договориться?! — взорал на весь бар Андрей. — Да ты в своем уме?! Да ты рассуждаешь, как циник! — А вы все рассуждаете, как сборище сопляков! Потому и страдаете. А у меня, Жданов, всё хорошо в жизни, потому что я всегда умом думаю и поступаю, как мне выгодно, потому у меня всё есть: и дело любимое, и крепкая семья. Жена — это тыл. Наташка меня под дулом пистолета не бросит, потому что любит. А Яся твоя один раз тебя пыталась под монастырь подвести и подведет еще! Бросив на барную стойку две пятитысячные, Роман ободряюще похлопал друга по плечу и поспешил ретироваться, оставив того наедине со своими мыслями. В тот вечер Жданов крепко пил, молчал и думал. Он отключил телефон, не желая ни с кем разговаривать, особенно с Ларисой. Ее блаженного голоса он сейчас бы просто не вынес. В словах Малиновского безусловно была доля истины. Андрей был уже не мальчик, он понимал, что женщины могут быть коварными и жестокими, а обиженная женщина коварна вдвойне, но оставить всё, как есть, он не мог, просто не имел права прохлаждаться на отдыхе, в то время как его ребенок жил без поддержки и его участия. В том, что это именно его сын, Андрей не сомневался ни на йоту. На часах стрелки стремились к десяти, нужно было ехать домой и что-то объяснять Ларе. Делать этого не хотелось до скрежета в зубах, но ситуация того требовала безукоризненно.

***

Весна в этом году выдалась в Петербурге поздняя. Уж май был на носу, а по ночам до сих пор временами неприветливо морозило. Холодный дождь сменялся снегом, бился в окно, остужая и без того продрогшую Катину душу. В какой-то момент стало так тошно, что захотелось плюнуть на всё и уехать куда-нибудь к солнцу, забыться и отогреться, но такой роскоши она, увы, не могла себе позволить. Этим утром Катю разбудил не будильник, а редкий солнечный луч, пробравшийся в незашторенное окно, отчего настроение приятно поползло вверх. На улице питерская весна брала своё: длинные сосульки стремительно превращались в звонкую капель, смывающую с сияющих мокрых тротуаров всю зимнюю унылость и грязь. Небо первозданной голубизны поднялось высоко, открыв простор весеннему солнцу. Катя наслаждалась, жадно вдыхая в грудь тепло, которое так скупо дарил ей этот город и вот вдруг расщедрился, а, может, это Кира, подобно сказочной фее, принесла с собой это чудо, что так заботливо грело сейчас Катю изнутри. Саша любит её! Он её не забыл! Эта мысль била набатом в висках, вселяя надежду в истерзанное сердце. Оставив машину на дальней парковке, Катерина брела пешком к деловому центру, где располагался их офис. Хотелось максимально отсрочить нахождение в помещении, когда на улице стояла такая погода. Грациозно цокая каблучками по талым лужам, женщина с блаженством вдыхала этот воздух — свежий, с запахом фиалок и душистой вербы, которой торговали старушки на каждом углу. Впервые сегодня она почувствовала жажду перемен. Она ведь не прикована ни к Герману, ни к этому месту, так во имя чего ей было страдать? — Кать, погода какая сегодня! Просто чудо! Градусов пятнадцать, не меньше! Пообедаем вместе? — Полянский встретил её с улыбкой, радостно отметив, что выглядит сегодня она великолепно. Катя и правда была хороша. Весна женщине к лицу, даже если ночь выдалась бессонной. — Когда Томас и его партнер улетают? — спросила Катя, сухо поблагодарив Полянского за комплименты. — Сегодня вечером. В два мы подписываем контракт, и сразу в аэропорт. — Герман, я… Мне нужно поговорить с тобой, — робко произнесла Пушкарёва, потупив взгляд в письменный стол. Полянский знал этот взгляд, и он не предвещал ничего хорошего. — Да, давай поговорим. Это касается работы или нас с тобой? — И того, и другого отчасти… — Катя спешно открыла сумочку и достала лист бумаги. — Вот. Подпиши, пожалуйста… — Что это?! — Полянский нервно сглотнул, ослабил галстук и боязливо подвинул к себе листок. — Заявление? Серьёзно? — на его лице изумление сменилось тревогой, следом за ней пунцовым румянцем проступила обида. — Ты решила уволиться? Катя, ты нужна мне здесь! Ты нужна мне в принципе! Я тебя люблю! Да я всё делаю для тебя! Я готов разбиться в лепёшку, лишь бы тебе было хорошо! Зачем ты это делаешь? Чем я заслужил?! — яростно схватив бумагу, Герман порвал ее на мелкие кусочки, пафосно швырнув над головой. — Нет! Я не позволю! Ты не можешь… — Герман, я свободная женщина и я могу сама выбирать, где мне работать и с кем жить, — Катя заговорила спокойно и медленно, не желая публичных скандалов в офисе. — Я напишу еще одно заявление и… — Его я тоже порву! — Полянский резко обогнул стол и, опустившись перед Катей на колени, отчаянно прижался к ней. — Не уходи, прошу. Я не буду появляться в твоей квартире, хочешь? У нас всё будет медленно. Со временем ты впустишь меня в свое сердце, я знаю! Ты дала мне слишком мало времени… Я люблю тебя давно, Кать. С самого нашего первого знакомства ты запала мне в душу. Ты уже тогда, наверное, грезила Андреем и даже не помнишь, когда нас с тобой впервые представили друг другу. Катя и правда не помнила. В начале ее работы в Зималетто на неё нагромоздили столько, что первое время все партнеры были для неё на одно лицо, в том числе и молодой представитель «7 group». Вероятно, ее мысли отпечатались на задумчивом лице, Полянский всё понял правильно. — Ну, вот… Я прав, ты не помнишь. А я вот запомнил этот день. Вечеринка в «Ай Ти Коллекшн» и ты — совершенно очаровательная… вся, от платья в горошек и маленьких лодочек на каблуках до девственного цветка в волосах. Тогда я впервые в жизни что-то почувствовал при виде девушки. Я даже захотел подойти и познакомиться. На меня это не похоже, я знаю. Что касается дел сердечных, здесь я чрезвычайно робок. Но тогда я был готов, представляешь?! А потом этот упавший стенд с фурнитурой, суматоха и Жданов, скомкано познакомивший нас с тобой. — Я наверное тогда слишком переволновалась, — оправдалась Катя, отводя глаза. — Я и правда не помню при каких обстоятельствах мы узнали друг друга, но я очень благодарна Богу, что в моей жизни есть ты. Герман, ты действительно очень помог мне, ты стал мне очень близок, но я не могу так больше. Я люблю другого человека. — Если ты об Андрее, то он… — с победоносной ухмылкой Герман начал свою пламенную речь, но Катя его прервала взмахом ладони. — Не надо! Нет, это не Андрей. И про помолвку я знаю. — Просто я хочу, чтобы моя сестра была счастлива. Пойми меня. — Я не собираюсь ей в этом мешать, — едва заметно улыбнулась Катерина. — Но и себе я тоже больше не буду мешать быть счастливой. Герман, я зайду после подписания контракта. Прошу тебя, пожалуйста, на этот раз подпиши моё заявление без сцен. Пушкарёва вышла, ограничившись сухим пожеланием хорошего дня, а Полянскому вдруг захотелось бросить всё к чертям и напиться до беспамятства.