Бинты и перекись

      Парень, ёжась от холодного мартовского воздуха, выскользнул из своего подъезда, тут же тушуясь ещё сильнее от презрительных взглядов. Ему казалось, что все: и хмурое серое небо, и полуголые деревья, уже примеряющие свои наряды, и мокрый асфальт, меняющий свой цвет на глазах — все были против него. С неба капал мелкий дождик, и, хотя подросток и обожал такую погоду, сейчас она казалось отвратительно-противной. Дождь заставлял парня лишь в очередной раз вести хрупкими плечами и морщиться, как котёнок, когда капли попадали на нос.       Антон выбежал из дома в той же одежде, в какой и был, разве что успел нацепить безразмерное серое потёртое худи, прикрывающие его худые бёдра. Шлёпки на босых ногах противно хлюпали, уже пропитавшись водой «от» и «до», и хотелось просто скинуть их, дабы не было лишнего груза, что мешал ходьбе.       Парень хромал, как подбитая собака, правая нога в области колена была неумело перебинтована некогда белым бинтом, который уже успел сползти от дискомфорта и влажности. Антон и сам не понимал, для чего нацепил его, ведь он даже не знал о том, что именно было там — вывих, растяжение, перелом… просто это спасало от лишних вопросов уже целую неделю. Широкие чёрные шорты то и дело липли к коже, доставляя дикую боль парню, который буквально морщился при каждом шаге, а ляжки противно жгло. Всё — начиная от погоды и заканчивая своим же разумом — говорило о том, что это бесполезная задумка и следует вернуться домой, но из этого вытекало следующее — его не ждали дома.       Парень, привычным движением убрав мокрую чёлку от лица и кое-как распутав волосы, что зацепились за длинные пальцы и украшениях на них, наконец поднялся по ступенькам и зашёл под козырёк, переводя дух. Правая нога категорически отказывалась полностью выпрямляться, что Антону решительно не нравилось, как и идея идти к травматологу; слишком это было рискованно, а он не хотел бы маяться в психушке до конца дней своих.       Парень в очередной раз потряс головой, стряхивая навязчивые капли и подтверждая своё неимоверное сходство с котёнком, и положил отчего-то дрожащую ладонь на холодную ручку. Подросток невольно вздрогнул, когда где-то над головой уже привычно забренчали висюльки, оповещая продавцов о том, что пришёл посетителей. Недоверчиво скосившись на это устройство, Антон повёл носом, вдыхая знакомый запах медикаментов и странной скованности.              Оглядев просторное светлое помещение, он с радостью подметил, что за последнюю неделю здесь ничего не изменилось — разве что стало лишь более родным для парня. Он любил эту круглосуточную аптеку, в которой он мог хоть немного отдохнуть от окружающего мира, любил консультантку Окс, которая, поверив в какую-то байку Антона о его матери (он специально всю ночь шарил по сайтам различных болезней и, найдя ту, которая была ему нужна, заучил некоторые научные термины, услышав которые девушка не могла усомниться в правдивости), общалась с ним на отстранённые темы, боясь задеть подростка. Парень любил эту умиротворённую обстановку, любил сидеть за столиком, где меряли давление, и пить приторно-сладкий шиповник, категорически отказываясь от еды.       Любил, и ни за что бы не пришёл сюда в смену, когда не работала Окс, если бы так не соизволила судьба. Сейчас Антон как никогда нуждался в тёплых, как плед, словах девушки, которая выражала свои соболезнования воображаемого другу Антона с многочисленными проблемами. Девушка была для него лекарством, лучшим антидепрессантом, и парень ни на секунду не сомневался в правильности её решения пойти работать в аптеку. Она умела делать то, чего не умели другие — общаться с покупателем на темы его личной жизни, не переступая грань продавец/покупатель. Она была тем, в ком сейчас нуждался Антон.       Кое-как дохромав до кассы, подросток опёрся руками о прилавок, куда обычно пожилые дамы ставили свои сумки, и, переместив вес всего тела на левую ногу, устремил взгляд на мужчину за стеклянной отгородкой кассы. — Добрый вечер, можно мне, пожалуйста, перекись, бинты и какую-нибудь быстро заживляющую мазь? — поинтересовался парень, прекрасно зная, что ему дадут всё, что он пожелает и ещё сверху, лишь бы поскорее заработать. Никого сейчас не волнует то, что лекарства никогда не сулят ничего хорошего. Для них главное — бизнес, а состояние больных — не их дело. И вот кого-кого, а Антона не могло это не радовать. — Добрый вечерок, хотя погода и оставляет желать лучшего, — тут же послышался приглушённый баритон из-за той стороны перегородки, и подросток невольно цыкнул, закатив глаза. Не любил он этих консультантов, уходящих от темы, ведь это могло сулить завязавшийся диалог, потому он предпочёл проигнорировать приятный голос, надеясь, что от него отвяжутся. — Для чего тебе такой странный набор, поранился?       Брюнет, чей бейджик настойчиво оповещал всех о имени фармацевта — Арсений –, недоверчиво обвёл взглядом лицо парня, отметив, что тот выглядел крайне странно. Взъерошенные кудрявые волосы, которые от чрезвычайной влажности стали лишь сильнее виться, придавали его поистине детскому лицу взрослую нотку, которую тут же поддерживали глаза, создавая целую мелодию. Каре-зелёные глаза, оттенок которых больше смахивал на болотный цвет. Арсений отчего-то был уверен, что некогда это были ярко-зелёные изумруды, которые сверкали на солнце, отливаясь разными оттенками, но жизнь значительно потрепала их.       Антон смотрел просто, в этом и заключалась его изюминка — он не придумывал себе ничего, не волновался и не думал о чём-то, он просто смотрел, трезво размышляя и ничем не выдавая своего состояния. Ресницы слиплись то ли от дождя, то ли он от того, что парень недавно плакал, и сейчас лишь затрудняли любое движение век. Идеально прямой нос и небольшие морщинки рядом, оповещающие о том, что парень часто светил, как солнце, своей улыбкой, обнажая ряд идеально ровных зубов и верхнюю десну. Небольшие розовые губы, которые парень терзал зубами, даже сейчас прикусывая нижнюю, резко выделялись от нездорово-бледного оттенка кожи.       Арсений знал этого парня всего — с ног до головы, слышал каждое его слово, видел каждое движение, но он не знал его. Он не знал, какая погода в душе у парня, что творится у него в голове, что он прячет за этим простым взглядом. Он был парнем-загадкой, квестом, кроссвордом, и мужчина уже сгрыз кончик карандаша и свой мозг своими мыслями, пытаясь разгадать его. — Извините, конечно, но это не ваше дело, просто продайте мне то, что я прошу, — с раздражением бросил Антон, не отводя взгляда от мужчины, хотя толком и не рассматривая его. Он — не Окс. Все они — не Окс. И он не собирался так быстро находить ей замену. — Тебе восемнадцати нет, а ты после десяти вечера один ходишь в магазин… — парировал Арсений, а парень лишь рвано вздохнул, пытаясь прийти в себя и не выплеснуть волну своего раздражения, пока не разразился шторм. — Мне есть восемнадцать, — железным голосом ответил он, сверля взглядом консультанта. — Продайте мне то, что я прошу. Пожалуйста, Арс, — добавил он, скользнув взглядом по его бейджику и невольно сократив форму имени, не успев даже взвесить все «за» и «против».       Мужчина посмотрел себе на руки, пытаясь придумать, как задержать этого таинственного паренька. — Если вы не хотите мне это продавать, то я пойду в другую аптеку, — вновь подал возмущённый голос Антон, применяя коммерческий ход — вряд ли продавцу захочется упустить шанс заработать лишние два косаря. — Они закрыты, — на автомате выдал Арсений, и тут же, опомнившись и подумав, что парень на самом деле может уйти, помассировав глаза ладоням, устало взглянул на Антона. — Так что тебе там нужно? — Бинты, перекись, ранозаживляющая мазь, — с нажимом повторил подросток, и Арсений сдержано кивнул. — Я сяду, — скорее сказал, чем спросил Антон, и, под пристальным вниманием мужчины, доковылял до стула рядом со столиком и приземлил на него свою тушку, на секунду прикрывая глаза. Он заебался. Хотелось сдохнуть.       Парень вызволил из бездонных карманов шорт беспроводные белые наушники и свой слегка побитый временем и хозяином телефон. Вытащив один наушник, дабы заряд не уходил со скоростью времени на контрольной, Антон зашёл в скачанные треки, включил любимый альбом и, заблокировав телефон, небрежно положил его на стол. Он устало прикрыл глаза и, слегка покачиваясь в такт музыке и отбивая здоровой ногой такт, погрузился в мир музыки и vspaka.       Странно, раньше подросток и подумать не мог, что доведёт себя до такого. Раньше он не уходил из дома затемно, тем более в таком виде, раньше он боялся заговорить с продавцами, боясь, что те поймут его намерения. Раньше, в тринадцать лет, он боялся резать запястья, потому что это могла увидеть его мать… Сейчас он не боялся ничего. Обычные посиделки матери с подружками потихоньку превратились в пьянки, которые напрочь выбили разбитую невзаимной любовью женщину из привычного образа жизни.       Парень никогда не думал, что его жизнь докатится до такого. Он никогда не думал, что мать сможет без его ведома выскочить замуж и родить детей от мужчины. От того вида людей, которые так часто её предавали. Она забыла сына, ей стало плевать на его состояние. И вот семнадцатилетний парень с порезанными запястьями сидит в холодном светлом помещении и мечтает провести здесь целую ночь, если до него не будут докапываться с вопросами.       Антон спрятал ладони в длинные рукава, невольно дрожа от холода, и откинул голову назад, пытаясь отыскать знакомый силуэт. Его губы едва заметно шевелились, повторяя заученные наизусть строки из песни, и он улыбался.       Фармацевт появился незаметно откуда-то из самых недр своих светлых хором. Парень уже дёрнулся, чтобы встать и подойти к прилавку, как небольшая затворка отворилась, и мужчина направился к нему. Антон закатил глаза и, убавив громкость, уставился прямо перед собой, ожидая, когда в его зоне видимости появится Арсений.       Мужчина присел на корточки напротив него и, скептически оглядев ногу, уставился куда-то в глаза, однако парню казалось, что пронзительный взгляд ковыряется где-то глубоко в его душе, отыскивая нужную информацию, а ненужную откидывая прочь, словно головную боль. Он смотрит оценивающе, будто пытаясь что-то понять. Что-то, что не видят другие, а он увидит. Что-то сокровенное, личное, интимное… — Что у тебя с ногой? — серьёзно и оглушительно громко в данной ситуации интересуется Арсений, отчего парень невольно вздрагивает. Он вновь поднимает на него свои глаза, в которых отражаются блики от ламп, с усмешкой скользит по полам халата, лежащим на грязном полу, и нарочито небрежно пожимает плечами. — Я не знаю, болит просто, ничего серьёзного, — заученно отвечает он. Арсений такой же, как все. Те же вопросы, то же поведение, те же недоверчивые взгляды. Подросток устал от однообразия, устал ото дня Сурка. Ему было плевать на то, вызовет ли это новые мучения для тонкой кожи — он хотел разнообразия. Он видел свою жизнь во сне и, казалось, что будет видеть её и в петле. Антона пугало то, что он не боялся смерти. То, как отчаянно смотрел вниз с крыши, то, что не учащался пульс и не сбивалось дыхание. Смерть стала для него… обычной. — Ты обращался к врачам? — Нет, я же сказал, ничего серьёзного, — раздражённо бросает он и тут же, свешивая правую руку вниз, с силой ведёт ногтями по оголённой ниже колен коже, представляя себе красные ровные дорожки. Антон не понимает себя. Ему нужна забота, но она бесит его. Он перестал понимать себя, ему было тошно от самого себя и своих поступков. Парень ненавидел себя, всё сильнее впиваясь ногтями в зудящую кожу. Хотелось глубже, хотелось больнее, хотелось до крови. — И, вообще, это не ваше дело. Продайте мне наконец то, что я прошу, если не хотите, чтобы я остался здесь на ночь. — Родители волноваться будут, — усмехается фармацевт, однако усмешка спадает с его лица, стоит ему взглянуть на парня, который, гордо подняв подбородок, отрицательно мотает головой. Арсений смотрит на него, пытаясь прочитать что-то по глазам. Что-то, что он всегда упускал, а сейчас просто лежит на поверхности. — Признайся честно: ты просто хочешь этого — провести ночь здесь? — Не хочу, но так надо, — отрезает подросток, считая тут уместным раздражённый тон и закатывание глаз. Слишком много вопросов, на которые даже он не знает ответов. Слишком много в его жизнь лезут те, кого он не просит, а те, кто нужен ему, просто отсутствуют там.       Арсений внимательно изучает серьёзное лицо парня, слегка искривленное в усмешке, следит за его взглядом, лениво ползающим по полкам с медикаментами. Он давно наблюдал за этим парнем, что буквально заставил его взять свой дневник, дабы записывать там все сведения.       Антон — кроссворд.       Антон — загадка, которая не всем по зубам.       Антон — заковыристый молодёжный термин, который сложно употребить в нужном контексте.       Антон — длинное слово, которое не получится написать без ошибок.       Антон — человек, которому хочется помочь, которого хочется разгадать и наконец понять смысл.       Арсений пытается разгадать его, отчего протёр до дыр не только бумагу, но и свой мозг. Арсений пытается подобрать ключ, однако на пальце уже образовалась мозоль, мешающая этому.       Арсений знает Антона, но он не знает о нём ничего, что его интересует. Этот парень действительно умеет говорить много, при этом ни словом не обмолвившись о своей жизни.       Скрытный — слово по горизонтали. — Тош, я ведь всё-таки врач и могу чем-то помочь… Что у тебя с ногой? — наконец выдавливает из себя фармацевт. — Встаньте, пожалуйста, а то складывается ощущение, что вы мне отсосать решили, — вдруг нагло заявляет Антон, слегка приоткрыв губы, будто бы в подтверждение своих слов.       Арсений чувствует, как напрягается его тело, чувствует, как лицо покрывает лёгкий румянец и, надеясь, что этого будет незаметно, прикусывает щёку изнутри. — А так я боюсь врачей, — привычным спокойным тоном продолжает парень, будто бы и не было дерзкой реплики, брошенной до этого. — Пожалуйста, дайте мне то, что я прошу, — он протягивает мужчины двухтысячную голубую купюру, совсем новую, без единого сгиба. Привычным движением убрав волосы ото лба, нервно сглатывает, ощущая себя слепым котёнком, когда сверху тебя поглощает цунами двух глаз. — Если хотите, сдачу оставьте себе.       Арсений смотрит на него, складывая в голове свой пазл. Смотрит не отрываясь, заставляя Антона сначала неприязненно фыркать, а после тяжело дышать, чувствуя, как петля на шее из взгляда перекрывает дыхание. — Блять, как же вы меня заебали… — тяжело вздыхает Антон, опрокидывая голову назад, дабы сдержать поступившие откуда-то из горла слёзы. — Да, сука, у меня огромные проблемы, да, я режусь, потому боюсь врачей. Да, у меня пьёт мать и уже успела потрахаться с рандомным мужиком и выскочить за него замуж, хотя обещала мне не делать этого без моего ведома. Да, у меня есть две сестры, но мне похуй на них, потому что у них есть любящий отец, а мать скоро, я надеюсь, сопьётся и сдохнет. А у меня нет никого и нахуй мне кто-то нужен.       Парень переводит дыхание, виновато тупя глаза от этого крика души. Он больше не может держать в себе то, что поедает его изнутри, как червяки едят яблоко. Он оторвался от ветки, упал и ударился, и сейчас просто лежит, никому не нужный, и гниёт. — Заебись, — шипит он и, бросая телефон в карман, вылетает за дверь, морщась от боли в ноге. Хочется убежать от этого жестокого мира, где его никто не понимает. Хочется просто банального солнца, однако, проблема в том, что он — луна. Неизведанный объект с кучей проблем-вкраплений в душе. Он может убежать из этого города, может начать новую жизнь, как только исполнится восемнадцать, но от себя не убежишь.       Антон стоит на плиточной тропинке, слёзы льются из глаз, сливаясь с дождём. Капли стекают по всему телу, забираясь куда-то в самую душу и вымывая оттуда последние чувства. Парень с детства любил грозу. Ему всё время казалось, что скоро придёт тот волшебник, что включит ему звёзды и возьмёт за руку. Крепко возьмёт и не отпустит. И рука у него будет шершавая, но тёплая, что нежно погладит по щеке и сотрёт слёзы вместе с дождём.       Парень задирает рукава толстовки, подставляя худые истерзанный запястья дождю. Дождь — как язык кота, кажется, способен залечить самые глубокие раны. Подросток недовольно морщится, наблюдая в свете фонаря, как вода багровыми струйками стекает с запястья.       Антон не успевает подумать, как кто-то крепко прижимает его к себе, и он вдыхает неприятный носу резкий запах медикаментов. Подросток зажмуривает глаза и до крови прикусывает губу, пытаясь перебороть желание оттолкнуть мужчину и убежать. Он обещал себе не доверять людям, обещал не привязываться к ним, ведь знал, чем это чревато. Обещал, но сейчас как никогда нуждался в поддержке...       Минутная слабость. Но кто знает, во что она выльется?       Парень несмело приобнимает фармацевта одними локтями, дабы не измазать его халат в собственной крови. Рука ласково ворошит его мокрые волосы, путаясь в них и приятно прижимая к себе за затылок. Подросток сам не понимает, как он стремится прижаться поближе и едва заметно мазнуть губами по мягкой щетине. — Дурачина, пойдём раны обработаем, — шепчет на ухо мягкий голос, но Антон продолжает стоять, не в силах поверить в происходящее. Его не поняли, но приняли.       Арсений не разгадал этот кроссворд, но, быть может, ему помогут подсказки со стороны самого парня? Он не знает, что ему делать. Не знает, что будет дальше и, честно говоря, не хочет знать. Хочется застыть в этом моменте, оставить отпечаток на будущее. Хочется провести губами по ребристой от шрамов руке парня и поцеловать каждый, слыша его лёгкий стон от боли и ласки.       Они оба не знают, что это. Конец? Или начало?