Лента

Вообще-то обычай требует открывать подарки уже после торжества. В теплой уютной комнате, вечером или ранним утром, в обнимку со своей уже супругой – перебирая все эти цветастые конверты с кучей аляпистых открыток внутри них. Саша, в общем-то, так и собирался сделать, а этот вечер провести с пустой головой и без мыслей о том, что будет дальше. Выпить немного, потанцевать с Аней и уж потом заняться этой горой даров, когда все разбредутся подхмеленные, но стоящие на ногах. Однако сейчас, держа в руках небольшой бархатный футляр цвета маджента, Большунов посылал к чертовой матери все существующие правила этикета, а еще посылал далеко и надолго того, кто являлся дарителем этого недоразумения. Среди нагромождения коробок – разнообразных, ярких, усеянных буквами – она выделялась сильнее всего. И откровенно говоря, в последний раз разошлись они не на самой приятной ноте, поэтому появление его основного соперника на банкете жизни не ожидалось. Если только совсем немного, где-то в глубине души, в самых ее задворках, отвергаемые всеми правдами и неправдами, плавящие чувства выходили на передний план, забывая о существовании разума, репутации, чего-то еще. Ах да. Ани. Достаточно того, что лицо Клэбо весь вечер то и дело попадалось ему в толпе и въедалось куда-то внутрь, раздирая все изнутри. Они не виделись с конца марта и слишком много вопросов осталось без ответов. Мужчина прикусывает кончик языка, чтобы не выдать яркую смесь эмоций на лице и не привлечь излишнего внимания. Хватает того, что это яркое нечто сейчас у него в руках, а не в куче надаренного барахла. И хорошо, что это увидел лишь он. В конце концов, предназначалось это точно именно ему. Озирается по сторонам, стараясь незаметно увидеть нужную макушку в толпе людей, но видит лишь блестящие лысины гостей и утяжеленные лаком волосы своей невесты, которая стоит в компании и над чем-то звонко смеется. Она действительно выглядит счастливой, потому что находится здесь. Хоть кто-то из них двоих должен. Йоханнес находится за углом в коридоре для персонала, опирающийся плечом в подоконник огромного окна с видом на город. Задумчивый взгляд куда-то вдаль, съехавший черный пиджак, изначально опрятный, но сейчас немного мятый, и рука, привычно не вынимающаяся из кармана. Он находится не в этом мире и Сашу раздражает и одновременно радует тот факт, что он вживую видит этот пустой взгляд перед собой, а не на фотках в инстаграме. Пока Большунов пытается унять учащенное сердцебиение и тремор рук, ему кажется на секунду, что он не идет – бежит к норвежцу, забывая о том, что кто-то не вовремя может пройти мимо и заприметить весьма нелицеприятный диалог. Руки хватают за воротник, выводя Клэбо из задумчивости, и с силой сжимают, встряхивая того как тряпичную куклу. Промелькнувшее удивление Йоханнеса сменяется возбуждением: пустой взгляд темнеет и переливающиеся звездочки в глазах гипнотизируют, заставляют откинуть на задний план секундную мысль о том, чтобы устроить ему взбучку. Он смотрит на Александра осознанно и улыбается мягко, виновато, словно нашкодивший котенок. От внезапного столкновения раннее незамеченный фужер с игристым плескается и выливается на белый подоконник, медленно пузырясь на шершавом пластике. – Зачем? – Саше хочется оставаться холодным и естественным, но лишь одно присутствие Клэбо вызывает сильный трепет в груди и смешивает гамму эмоций в сотни разных оттенков, размазывая их по полотну души хаотичными мазками. В этом конечном грязном серо-буро-малиновом цвете он мысленно признает горькие оттенки тоски. От Йоханнеса разит алкоголем, непринужденностью и слишком наигранным спокойствием. Он медленно выдыхает, стараясь привести себя в норму, но запинается взглядом за бушующие глаза русского. От них так по-привычному жарко и Клэбо улыбается впервые за весь вечер, пытаясь расслабиться в чужих руках. Даже если его так грубо держат, он действительно рад встрече. – Ты о чем? – норвежец честно старается произносить каждое слово небрежно и незаинтересованно, но кислотная коробочка, торчащая из глубин пиджака и не ушедшая от внимания ни одного из них, наводит на определенные выводы и тот лишь усмехается, бегло пробегаясь по всему торсу подошедшего нарушителя спокойствия. У него подрагивают пальцы от предвкушения и еще немного – от волнения, когда шершавый материал снова оказывается в его ладони, а вторая рука медленно и ласково поглаживает чужие костяшки кулака, все еще продолжавшего сжимать его одежду. Саша дергается, ощущая разряд тока, проходящий по его запястью, но не сопротивляется, продолжая буравить взглядом соперника. Йоханнес легким движением пальца отщелкивает коробочку и нечитаемым лицом разглядывает содержимое так, словно не он еще прошлым вечером так бережно раскладывал и разглаживал подарок. – Это провокация, – цедит сквозь зубы русский и натыкается на широкую улыбку мужчины. Тот аккуратно проводит подушечками пальцев по нежной ткани красных атласных лент и нащупывает затяжки, оставленные его же ногтями. Безумно приятное ощущение мягкости. – Думаешь ей не понравится? – в этой хитрой, почти лисьей морде Саша видит мелькающий пьяный отблеск и некоторую игривость, смешанную с пылью едкости. – Всяко лучше ремня, у нее руки нежные, а он бы натирал, – короткая усмешка. – Ты ведь не пытаешься сейчас сказать, что тебе все равно? Большунов, чувствуя, как ткань в его руках натягивается еще сильнее, пускает молнию в лицо напротив. Клэбо его удар принимает с грустной улыбкой на лице и с тихим «Извини» опускает взгляд в окно, провожая отъезжающую с парковки машину. У Саши болит голова и все, что сейчас он хочет – убраться в темную комнату и поорать в пустоту. Пошвырять вещи, поломать пару стульев, а потом с головой упасть в снег и больше никогда не вылезать из него. Атласная лента в руках Клэбо болезненно маячит перед глазами, и мужчина осознает, что действительно мог не заботится так о запястьях Ани и нацепить на них ремень, но руки Йоханнеса… их нужно было беречь. Их нужно было обвязывать как дорогой подарок и любоваться, любоваться, любоваться. Только ему и никому больше. Мимо пробегающая официантка не смотрит по сторонам и это им обоим на руку. Как ошпаренные водой, они отталкивают друг друга, вспоминая заученные машинальные позы непримиримых соперников на лыжне и приятелей вне. Йоханнес поправляет воротник и с задумчивой улыбкой тянется к оставшемуся шампанскому в фужере, параллельно потирая большим пальцем гладкую красную ткань. На душе у него скребут кошки и даже собственный подарок, вымазанный в грязи их недомолвок с любовником уже не приносит того приятного ощущения как раньше. – Зачем приехал? – тихий голос прерывает их молчание, в котором они уходят каждый в свои мысли. – Почему не отменил приглашение? – отвечает вопросом на вопрос, и они снова встречаются взглядами, уже заранее зная ответы друг друга. Странные ощущения. Они не виделись уже месяц, а по ощущениям лишь пару дней. Клэбо мысленно отмечает, что находиться на свадьбе того, к кому привязан, он планировал в последнюю очередь. И все же прямо здесь и прямо сейчас под хохот ехидной судьбы ему приходится делать вид, что того ужасного обручального кольца не существует. Оно как лишний элемент в нарисовавшейся картине. Ужасное. Ненужное. Если потребуется, он оторвет это кольцо вместе с пальцем, лишь бы не видеть его. Саша чувствует треск возведенных между ними башен, разделяющих их двоих на километры, видит перед глазами разрушение больших сооружений, которые каждый из них старательно строил, видит, как легко их можно снести и ощущает нарастающее отвращение к себе. На своей собственной свадьбе он стоит рядом с любовником и последнее, о чем ему хочется думать – его невеста. Он слишком соскучился чтобы думать о чем-то еще. Расплывчатыми воспоминаниями проносится их последний марафон, молчание и никакого обсуждения происходящего между ними, большой хрустальный глобус, поздравление от команды, ноль сообщений в мессенджерах от Клэбо, мелькающая туда-сюда Аня, полная хлопот с предстоящей свадьбой. Где-то отдельно видится красивая выгнутая спина соперника и перевязанные атласными лентами сильные руки у подлокотника постели, которые он царапает, заглушая звонкие стоны в подушку. Саша громко выдыхает и забирает фужер у мужчины, залпом допивая содержимое: – Кислятина. – Согласен. Она выбирала? – Да. Громкая музыка из основного зала не дает погрузиться в полнейшее безмолвие, спрятаться в собственных размышлениях. Это совсем не время и не место, нужно думать о другом, нужно сейчас сказать пару ласковых Клэбо и уйти в зал к супруге, потому что сегодня их праздник, сегодня день их свадьбы, они счастливы. Правда ведь счастливы? Йоханнес нервно теребит измученный подарок в руках, закручивая в пальцах толстую ленту и вытягивая вперед. Все что ему хочется сейчас – схватить русского за руку и сбежать с этого цирка, спрятаться в лесу и больше никогда не выходить. В этот злополучный вечер, наблюдая за молодоженами, он осознает, насколько злит его расположение расставленных фигур на доске жизни. Злит Жеребятьева, ее белое платье, ее счастливая улыбка, его улыбка. Это неправильно собранный паззл, который он намерен пересобрать, выдвигая свету новую картину. – И чем она оказалась лучше? – Она женщина. – То есть ты готов жениться на любой, у кого между ног не член? – Йоханнес… – Ты не любишь ее. Не вопрос, лишь констатация факта, который они оба знают. Говорить слово «люблю» у них не принято, потому что любовь – это поражение, лишь в отношении Анны допускалось исключение из правил. Просто потому что Йоханнес понимает, что эта женщина – его личный проигрыш перед судьбой. Потому что она мешает. Потому что Саша не привязан к ней так, как к нему. Потому что иногда позволительно внутри себя признать желание находиться на ее месте. Их кошки-мышки вышли на следующий уровень, когда выброс эндорфинов превратился в болезненную зависимость друг от друга. Шлейф ощущений их близости сгущал краски эмоциональных взаимоотношений. И сложно было отрицать это, когда начался новый виток с пропащими потом простынями, зажимками по углам, скрытой ревностью и выяснением отношений. И даже это изменение не дало толчка в намерении разорвать намечавшуюся церемонию еще тогда, год назад. Клэбо это злило и расстраивало одновременно. Разве он недостаточно старается? Как они все оказались сегодня здесь? – Вспомни кому принадлежишь, Большунов. Ткань не надрывается даже когда ее резко вырывают из чужих рук и сжимают с невероятной силой. Кому он принадлежит? С чего кто-то вообще решает за него подобное? Он принадлежит себе и лыжне. Никому больше. Наверное, ему хотелось в это верить. – Пришел позлить меня? Свисающий с кисти конец полоски снова оказывается намотан на длинные пальцы норвежца и тот проводит дурацкую аналогию с переплетениями красных нитей судьбы. Так по-детски глупо и мило и, кажется, совсем не про них. Иронично именно им так стоять, накрутив на ладони друг другу одну чертову ленту. – Пришел забрать тебя. Саша жмурится так сильно как может, до боли и цветастых ярких кругов перед глазами, глубоко вздыхает, поднимая взгляд на мужчину. Ни одна мышца лица Йоханнеса не дергается, губы не расползаются в издевательской улыбке и с них не срывается уничижительная шутка. Синие глаза предательски полыхают огнем готовности и нарастающей надежды, нужно только согласиться, попасться на эту хитрую удочку, стать самым желанным трофеем прошедшего сезона. Лицо Александра покрывается испариной, и он неловко поправляет спавшую набок галстук-бабочку, чувствуя впервые за все время подтягивающийся дурацкий румянец на щеках. Забрать. Украсть со свадьбы. Как невесту. Какая глупость. – Боже, Йоханнес, сам себя слышишь? Ты просто пьян. – Вот именно. Как думаешь, почему я на это решился? Избавь меня от судьбы пить эту дрянь до ночи. – Тебя, вроде, никто не принуждает. Выступающая венка на лбу неприятно дергается и Большунову хочется начать искать скрытые камеры в коридоре и Иверсена, замаскированного под торшер у входа. Все изначально напоминает глупую серию ситкома: встреча с Клэбо на свадьбе, этот дурацкий подарок-провокация, а теперь еще и предложение сбежать с собственной женитьбы. Целый месяц, видимо, этот гений вынашивал план и сейчас с готовностью и алкоголем под рукой предоставил его. Надежный как швейцарские часы. – Ты серьезно хочешь украсть меня со свадьбы? – Не украсть, а забрать. Я тебя отсюда силком выводить не стану. – Надо же. Какое благородство. – Стараюсь. Они стоят, не двигаются, а сердце так и выпрыгивает из груди. Оба смотрят на сжатую в пальцах полоску: та сидит удобно, словно влитая и навевает теплые воспоминания о совместном прошлом и непрожитом настоящем. Голова идет кругом, настолько Клэбо взбудоражен, хоть и пытается всеми силами этого не показывать. Только вот уши у него горят как щеки после пятнадцатикилометровки то ли от выпитой «кислятины» то ли попытки продолжать держать серьезную мину. Как бы Саше не хотелось отвлекаться на привлекательное лицо, он не может отказать себе в этом удовольствии. До определенного момента в жизни он отчетливо верил, что всегда может стоять лицом к лицу с любой правдой. Принять ее и заставить всех вокруг смириться с этим. Первые нотки беспокойства появились, когда он услышал смех Клэбо и пол под ногами стал ощутимо пропадать. Последние внесла мнительная Анна, отличавшаяся в последнее время подозрительной наблюдательностью. Когда ее присутствие в его жизни стало слишком навязчивым, ее непрошенные советы просачивались даже на расстоянии, Саша впервые почувствовал страх. Все вокруг – все эти люди – товарищи по команде, репортеры, вопли фанатов – вдруг показались угрожающими для его относительно спокойной жизни. Их с Йоханессом буквально не примут, он сам все еще не до конца принимал тот факт, что связался с мужчиной. Громкая свадьба с лыжницей правда казалась выходом из сложившейся ситуации для всех троих. С той минуты, когда он надел кольцо на палец своей суженной, мир продолжал стоять на месте. Солнце все так же светило в зените, где-то на улице смеялись дети и шелест книги уносил соседа в воображаемый мир, но его – собственный – мир словно потерпел ужасающие изменения: ощущения неправильности всего происходящего не оставляли в покое ни во сне ни наяву. И ни счастливое лицо Анны, ни радостные родители не заставляли бурлить все изнутри, как заставлял тот смех одного норвежца над какой-то его глупой шуткой парой месяцев назад. Незакрытые гештальты давили. Сам Клэбо отводил свой взгляд вдаль при любом разговоре на тему церемонии и у Саши сжималось сердце, когда он видел потерянный взгляд, который тот пытался скрыть. То, что ему было сложно понять и принять причину опасений было понятно, но, тем не менее, все так же болезненно. – Надеюсь, что ты все же передумаешь и останешься со мной, – бросил он как-то, растягиваясь на кровати и прикрывая глаза. А потом марафон расставил все точки над и. И над ё. И над всеми остальными буквами в придуманном ими алфавите жизни. В тот момент показалось, что они расстались – без лишних слов – без каких-либо вообще слов, просто разошлись. Глядя на розовый оберсдорфский закат, Саша подумал: возможно теперь жить им двоим будет легче. Шампанское не пьянило, лишь оставляло неприятное послевкусие во рту. Это послевкусие распространялось не только на язык, но и все мышцы в теле, заставляя ощущать себя скованным и не в своей тарелке. Мысли роем пролетали в голове и внимание не фиксировалось ни на одной из них. Одной встречи хватило, чтобы он стоял и сомневался во всех раннее сделанных выборах. Эта невыносимая способность Клэбо повелевать им лишь одним движением ресниц ослабляла. Йоханнес знает это. Знает и как хищник выжидает слабость своей жертвы, чтобы в определенный момент схватить за руку и вывести из душного коридора. Что-то щелкает, когда фужер с громким стуком падает на пол и раскалывается на несколько частей. Охнув – смешивая норвежский и русский мат в один звук – мужчины вместе пригибаются, начиная собирать осколки, все еще сжимая в кулаках помятый атлас. Йоханнес складывает стекло быстро и небрежно, не обращая внимание на пару царапин и стараясь не поднимать взгляда на отблескивающее золото на безымянном пальце. – Аккуратнее, – только и успевает произнести Большунов, когда чувствует на губах знакомое и родное тепло. В ушах звенит и приятные покусывания заставляют табун мурашек появиться на всем теле. Господи, как же он соскучился по этому ощущению. Выдыхая горячий воздух в рот, Клэбо наугад сжимает чужую руку в своей, сплетая пальцы друг с другом, наматывает на них ленту и старается перевязать. Разгоряченные тела прижимаются друг к другу и даже через ткань костюмов чувствуется нетерпение. Это его. Эта добыча принадлежит ему и никому больше. Стеклянный взгляд затуманивает разум и становится так все равно на то, где они находятся и то, что их могут заметить в любой момент, и вообще, это все так глупо, неправильно, не так, как нужно. Все их взаимоотношения давно перестали быть правильными, уже тогда, когда они позволили прикоснуться друг к другу не как соперники. Это притяжение как яд. Оно отравляет, не дает двигаться дальше, но и без него ты стоишь и не знаешь, какой шаг сделать дальше. С каждым ответным поцелуем Большунову все больше хочется спустить все на самотек, бросить на произвол судьбы арендованный зал, гостей, огромную кучу подарков, которые он должен разбирать вместе с женой. Оставить золотое кольцо на подоконнике, потому что свое настоящее предложение вступить в брак он еще не сделал. Клэбо слышит, как мысленный капкан захлопывается, и улыбается, шепча в губы что-то на норвежском, что в ближайшее время точно не переведет на английский. Потому что тогда в их импровизированной игре он окончательно выйдет проигравшим. – …Поцарапаешься, – выдыхает Саша, чуть погодя отрываясь от губ и отходя чуточку вбок. Йоханнес на автомате тянется вперед за ним и совершенно не стесняется быть замеченным, обвивает руки вокруг торса Большунова. – Предлагаю обработать мне раны в моем арендованном авто, – мужчина светится и только это рассеивает все тучи, нагнанные за последний месяц хмурыми мыслями. То, что сейчас они находятся в пустом коридоре – огромная удача. Оставалось надеяться, что и до этого он оставался пустым. Александр мотает головой из стороны в сторону и нервно прикусывает щеку, раздумывая. Проводит ладонью по чужой щеке, сжимая несильно острый подбородок, смотрит глаза, чернота которых так и не сошла на нет. Клэбо подмигивает, сгребая разбитый фужер в руки и, выпутываясь из объятий, кажется, чувствует себя действительно счастливым. – Ну ладно, если надумаешь, то я немного подожду тебя, украденный жених. Не забудь выпить, тогда убегать будет проще. – Изначально все это задумал? – Конечно. Ты ведь принадлежишь мне. В зал Александр возвращается задумчивым. Улыбающаяся Аня радостно машет ему рукой, и мужчина отвечает, вяло дергая своим запястьем ей в ответ. В месте, где касался Йоханнес, все еще горячо и это ощущение самое прекрасное из того, что он ощущал за последний месяц. Его невеста подходит ближе и оставляет невесомый поцелуй на щеке, взглядом требуя посмотреть на нее. Совсем не такая, как он. Вообще не такая. Не такая красивая, не такая теплая, не такая притягательная. – Не хочешь выпить? – задает вопрос Саша, гладя ее большие локоны и окончательно разламывая с таким усердием построенные баррикады в голове.