Комплекс неполноценности

Чуя с утра чувствовал себя, словно выжатый лимон — в нём не было вообще никаких сил. Просыпаться не хотелось, хотелось весь день отлеживаться в кровати после того, что с ним сделал Дазай — по ощущения по Накахаре словно катком вчера проехали. Они использовали почти всю пачку презервативов, Осаму настолько увлекся его шеей, что, кажется, на ней больше нет свободного места, а таз у Чуи и вовсе отваливается — то ли от плохой подготовки для такой позы, то ли потому что Дазай слишком сильно сжимал его своими пальцами, Накахара не знает. Но когда он переваливается на другую часть кровати, то чувствует каждую свою конечность — легкая тянущая боль отдается внизу спины, и Чуя тихо воет. Рядом Осаму не было, и Накахара сперва расстраивается, а потом злится.  И только ему стоит подняться, чтобы сесть на край кровати, как его поясницу простреливает еще сильнее. Первое же желание оторвать Дазаю член и яйца за это, но он тут же вспоминает, как вчера ему было хорошо — Осаму буквально вытрахал из него всю душу, Чуя засыпал без единой мысли этим вечером. Он попросту не мог ни о чем больше думать, кроме чувств и ощущений, что ему дарил Дазай в тот вечер — его руки или член, что приносили такое удовольствие, были единственным о чем Накахара думал. Все было очень необычно — Чуя буквально занялся сексом с парнем. Прежде это казалось каким-то табу: чем-то невозможным и даже страшным, очень маловероятным, но вчера это случилось, и Накахара сейчас испытывал еще более дикую тягу к Осаму, как к своему парню, которого он любит, хочет, о котором заботится, от которого получает столько любви и нежности каждый день. Их отношения устраивали его на все сто процентов — а с тем, как Дазай может трахнуть его, может, даже на все двести.  Чуя поднимает с пола чью-то рубашку, не глядя. Также находит свое белье и надевает его, а после в одной рубашке, которая оказалась ему велика — видимо, подобрал не свою — он встает с места и медленно ковыляет в сторону кухни. Накахара намеревался хорошенько пожаловаться, хотя понимал, что Осаму вовсе не виноват. Он наоборот был чертовски нежен в этот вечер, до боли ласков, внимателен, и, все же, сорвался в какой-то момент. — У меня болит все тело, — тут же жалуется Чуя, выходя на кухню, замечая голую спину Дазая, на которой было несколько царапин и парочку уже пропадающих следов. Видимо, вчера рыжий тоже неплохо постарался, и это было стыдно — Накахара опускает взгляд на свои ногти, думая, возможно ли ими вообще такое сделать. Осаму поворачивается к Чуе, отрываясь от готовки завтрака, тут же пожелав доброго утра жестами, на что Накахара слегка скептично отвечает ему тем же, стараясь не думать о вчерашнем. Исключительно из вредности Чуя слегка злится, но абсолютно не серьезно, скорее сказывалось неожиданное последствие первой ночи, о котором Накахара не догадывался. Чуя подходит к тумбе, чтобы посмотреть, что делает Дазай — на сковородке уже дожаривался омлет. Осаму выключает плиту, берет полотенце и вытирает руки. А они у Дазая были прямо-таки золотые — и рисует красиво, и готовит, и кофе делает, и ночью сжимает его хрупкое тельце с особой жадностью, из-за чего пальцы и ладони Осаму становятся еще более желанными. Накахаре аж на секунду становится стыдно, что он не обладает такими талантами. Но его мысли перебивает грузное тело, что прижимается сзади, пока Чуя пытался дотянуться до кружки на верхней полке. — А? — он поворачивает голову назад, но чувствует новый поцелуй в шею — и это немного его выбивает из равновесия, Дазай снова пристает, еще и на кухне? — Дазай, перестань. В этот раз простые слова на Осаму не работают — Накахара не понимает почему, но догадывается. Возможно, этот придурок с утра еще не надел слуховые аппараты, и Чуя тяжело вздыхает — теперь ему ждать и мучаться с ним. Однако чужие руки, сжимающие его грудь и бедра вновь возвращают Накахару на землю — они этой ночью трахались чуть ли не до самого утра, а ему все мало? Просто поразительно, Дазаю нельзя давать никакую власть. Но Чуя не против. Осаму сжимает его ляшку у паха, забираясь под рубашку, и Накахара напрягается. Дазай часто делал это с особой грубостью, но это не обижало, скорее Осаму не мог сдержать рядом с ним свое желание обладать Чуей полностью, и Накахаре это невероятно льстило. Потому что Дазай прижимается сзади, давая прочувствовать свое возбуждение внизу, оставляет укус на шее и Накахара плавится — его слабое место и скрытый фетиш, который Осаму, видимо, раскусил с первого раза. Его ладонь скользит к белью рыжего, и Чуя самую малость напрягается. Блять, они же на кухне — если сейчас внезапно вернётся Йосано, а они здесь занимаются таким? Дазай, видимо, совершенно не думает об этом — и Накахара сперва цокает, закатывая глаза, но когда пальцы Осаму касаются его снизу, плавно проникая внутрь, ему приходится стиснуть зубы и вытянуться на месте. Второй рукой Дазай шарит под рубашкой Чуи, порой сжимая его грудь, после опускаясь на живот, в конце все же пробираясь под белье, чтобы коснуться члена. Пальцы Осаму были пиздецки сексуальными — длинные и изящные, с выделяющимися костяшками и венками на тыльной стороне, скрывающимися под бинтами до локтей. Он элегантно обхватывал ими ствол карандаша, очень легко и непосредственно общался жестами, из-за чего Накахара часто залипал на их с Йосано разговоры, ибо руки Дазая были его отдельным фетишем. Его широкая ладонь легко могла закрыть грудь Чуи, и когда Осаму проникает внутрь, он чувствует каждую фалангу, костяшки сгибаются, и Накахара млеет на месте, когда Дазай вставляет до конца.  Чуя цепляется за локоть Осаму, пока он медленно двигает пальцами внутри, мягко растягивая и оглаживая чувствительные стеночки: это не выглядит, как растяжка перед самым интересным, Дазай просто трахает его пальцами, порой сгибая их и нажимая каждый раз на бугорок простаты в теле парня. — Ха-х, — Накахара тихо скулит, ноги вновь подкашиваются, а лицо Осаму оказывается слишком близко к нему, когда он вновь целует Чую в шею, плечо или ухо. Он шумно выдыхает, продолжая сжимать его тело и двигать пальцами внутри, дразня и вызывая в внутри сильные волны удовольствия — пальцы Дазая длинные и ловкие, Накахара ломается из-за него, в груди что-то замирает, и когда Осаму начинает двигать ладонью более резко, Чуя хмурится, упираясь ладонями в тумбу перед собой, — боже… Он закрывает глаза, порой двигаясь навстречу бедрами, из груди вырываются тихие стоны, Осаму слишком хорошо управляет своими пальцами, намеренно нажимая на нужную точку в теле Накахары так топорно и настойчиво, из-за чего Чуя готов кончить моментально лишь от этого. И, судя по всему, Дазай не собирается вставлять ему, он хочет довести его только своими рукам и пальцами, совмещая это с поцелуями и укусами в шею. — Ах, Осаму, ещё, — Накахара был сейчас так близко, он сильнее хватается за локоть Осаму, громко вздыхая. Да, Дазай его сейчас не слышит, но ощущает как чувствительно тело парня, поэтому начинает двигать пальцами быстрее, и Чуя снова громко дышит. Он возбужден до предела, сжимается внутри, сжимает пальцы Осаму и громко кончает, удерживаясь ладонями о тумбу перед собой. Ему так хорошо сейчас, Дазай сделал это с ним — довел до оргазма одними только пальцами, и это было особенно горячо и удивительно. Осаму все же все же покидает его тело, и Чуе становится на секунду стыдно.  — Уйди, — Накахара пихает его локтем, заставляя отпустить себя. Между ног влажно, и они по-прежнему дрожат, а уши красные — ощущения не спадают еще последние несколько секунд, пока Чуя не устраняется в ванную, чтобы привести себя в порядок. И возвращается только через несколько минут. Накахара присаживается на стул возле стола, пока Дазай ставит напротив него завтрак из омлета и кружки кофе с молоком, как Чуя любил. Осаму тут же наклоняется к Накахаре, чтобы чмокнуть его в губы и ласково погладить по голове, и тут же садится рядом, жестами спрашивая как парень себя чувствует и хорошо ли он спал? Чуя снова не может не покраснеть от собственных мыслей и воспоминаний о ночи. — Если бы ты своим хозяйством тыкал в меня менее амплитудно, возможно, было бы получше, — Накахара вредничает и жалуется лишь из привычки, да и чтобы скрыть неловкость, — у меня болит все тело, если ты мне не сделаешь массаж в качестве извинений, это будет наша последняя ночь. Дазай слушает его жалобы внимательно, делая вид, что это действительно серьезно, хотя Чуя знает — Осаму просто умиляется с его непосредственности и таких комичных жалоб. Накахара готов закатить глаза от обиды, что над ним издеваются — сперва ночью, теперь утром, но Дазай сперва ласково гладит его по щеке, несмотря на недовольный взгляд Чуи, а после говорит, что он обязательно сделает ему массаж, только сперва они должны позавтракать. Осаму встает с места и вновь подходит к плите и кофемашине, чтобы сделать завтрак и для себя. Накахара сперва рассматривает его тело, руки, вновь вспоминая, как классно Дазай может сжимать ими и доводить — ох, ему надо перестать вспоминать это, если Чуя не хочет снова возбудиться на ровном месте. Зато Накахара четко понимает, что он выбрал себе самого лучшего парня, и другого бы явно не могло быть на его месте. Осаму красивый, умный, у него приятное тело, он очень внимательный и заботливый, порой у него бывают свои заскоки с дерьмовым характером или бесящими шутками, но у Чуи всегда находится что ответить. И он наконец принимается за еду, потому что действительно голоден. Вновь слышатся чьи-то шаги на лестнице, и Накахара оборачивается, замечая Йосано. — Добрый день, — тут же говорит девушка. Она выглядит достаточно уставшей, но когда переводит взгляд на Чую, то сразу узнает на нём рубашку Осаму — да и Дазай без футболки говорит о многом. Обычные друзья так не делают. Как бы ей не хотелось скинуть вчерашний инцидент на случайность, мол, «послышалось», но игнорировать очевидное просто невозможно. Они трахались, — как вы здесь без меня? — теперь ее голос звучит более спокойно и медленно. — Доброе, — Накахара сильнее кутается в чужую рубашку, даже не подумав о том, как глупо они сейчас, наверное, выглядят — да и он без штанов, черт возьми. Это же так палевно, Чуя надеется, что Акико не подумает о них лишнего. Осаму тут же здоровается с Йосано, что-то спрашивает, но та лишь мотает головой и сообщает, что устала и пойдёт к себе в комнату. Накахара не уверен, догадалась ли она о чём-то, но надеется, что ничего плохого не подумала — по крайней мере, их отношения это явно не то, что нужно афишировать, даже если Акико сама всячески способствовала их сближению и призналась, что она не против того, чтобы они встречались. После завтрака Чуя вновь отправляется в ванну. Смотрит на свою шею, которая была целиком в засосах, да таких ярких, словно Дазай вампир и пытался съесть его. Накахара надеется, что сможет скрыть это чем-нибудь, а после вновь вздыхает — он так устал, что сейчас больше всего хочется вернуться обратно в постель и получить свой обещанный массаж. Спустя полчаса Чуя уже лежал на кровати Осаму, порой недовольно шипя или ойкая под его руками, когда тот давил слишком сильно из вредности или сжимал его плечи, Накахара угрожал, что сломает Дазаю пальцы, если он не успокоится и не будет более осторожным. Осаму же после просто сел на Чую, придавив к кровати, из-за чего у Накахары вообще не было никакой возможности ударить его или выбраться.  Когда Йосано выходит в коридор, ее взгляд так или иначе падает на закрытую дверь в комнату Дазая — обычно её брат редко запирался, бывало, конечно, и всем нужно личное пространство, но когда два парня запираются в комнате и весь день хихикают, это крайне странно даже для нее. Невольно Акико вспоминает вчерашний вечер, и ей снова становится не по себе. Лучше бы и не вспоминала.  С тихим «я тебя ненавижу…» Чуя утыкается в подушку, и только после этого Дазай прекращает издеваться. Накахара искренне получает удовольствие от всего, что они делают вместе — он не думает о ссоре с родителями, о том, что ему уезжать завтра вечером, что их с Осаму встречи такие редкие и короткие, что он снова будет скучать по нему все это время. По его мягким теплым губам, ласковым рукам, вихристым волосам на челке, по этой хитрой Дазаевской улыбке. И все было бы намного лучше, если бы не их постоянные ссоры и разборки с родителями. Чуя вспоминает, как сильно Осаму переживал из-за преподавателя и как боялся в первый раз. С тем, что он преодолел травму только чтобы отомстить за Чую, Накахара смирился не сразу. Дазай способен на удивительные поступки ради своих близких и своей семьи, Чуе так повезло с ним. Когда Осаму заканчивает, Накахара чувствует себя самую малость лучше. Он поднимается на месте и садится на кровать, слегка потянувшись. Да, ночка выдалась долгая, ее последствия будут с ним еще несколько дней, но сейчас он чувствует себя чуть легче, чем этим утром. Чуя слегка потягивается, чтобы стало легче, а после смотрит на Дазая. Все оказалось не так страшно, как он себе фантазировал — честно говоря, конкретных опасений не было, возможно, только страх, что он затупит от волнения и неловкости, будет вести себя глупо, сделает что-то не так, что Осаму в постели окажется полным профаном и сделает ему больно или сам затупит в момент, но все прошло более чем идеально.  — Осаму, — Накахара не часто звал его по имени, называть его «Дазай» стало уже более привычным, однако, Чуя касается ладонью чужой щеки, играя с его волосами,— ты недавно говорил, что врачи дали добро на проведение операции… — парень заходит издалека, понимая, что, возможно, ему не стоит лезть куда не следует, ибо Осаму очень не любил говорить о своем здоровье, перспективах на будущее и своем голосе, но Накахара хотел обсудить это, — ты не сильно переживаешь из-за этого? Дазай не выглядит расстроенным или взволнованным, скорее напротив. Осаму спокойно отвечает, что это уже не первое его обследование, не первая госпитализация, так что он уже привык, а операций не боится. Чуя подпирает голову кулаком, упираясь локтем в колено и слегка улыбаясь. — Думаешь, твоя жизнь сильно изменится после этого? Сперва Дазай пожимает плечами, а после откидывается назад, опираясь спиной о подоконник над кроватью. Осаму говорит, что он и так слышит, но если он сможет избавиться от слуховых аппаратов — он просто почувствует себя свободнее. Накахара все же решается спросить о главном, чего прежде не спрашивал, помня реакцию Осаму на других. — Ты все еще не хочешь учиться говорить? Я не настаиваю, просто прежде твой страх перед логопедами был из-за того мудака… — Чуя делает паузу, опуская взгляд куда-то в пол. Ему сложно представить себя на месте Осаму, но Накахара искренне пытается понять его чувства. Дазай отвечает, что придет к этому со временем. И, возможно, после операции он займется этим. В любом случае, Осаму никогда не любил загадывать на будущее. Словно вообще не был уверен, что оно когда-то наступит. Чуя жмётся щекой к его щеке, потираясь о чужое лицо, целуя его в уголок губ, а после просто опирается головой о плечо Дазая, сев рядом. Они не вылезают из постели уже целый день, и это, наверное, ужасно подозрительно. Но им так плевать, пока они могут сидеть в компании друг друга и быть вместе.

***

Чуя едет в университет из дома Дазая, собираясь вечером к Верлену. К сожалению, он действительно стал реже видеться не только с Осаму, но и с друзьями — Хигучи сейчас активно занималась поступлением, Ацуши же часто интересовался когда Накахара может приехать и встретиться, потом даже сам предложил, как и Осаму, остаться на пару дней у него только чтобы увидеться. И Чуя был не против. Они виделись с Накаджимой каждый раз в университете, но прогуляться после уже времени не было, приходилось бежать на поезд, чтобы успеть вовремя сделать домашку и подготовиться к следующему дню. Да, жить так не очень удобно, ибо каждый день по три часа жизни уходит только на то, чтобы дойти до поезда, доехать до другого города, прийти домой — сэкономленное время обычно он уделял более важным вещам, а теперь его нужно было уделять разве что сну, чтобы выдержать такой график. О примирении с родителями речи и не было. В этот день Накахара приехал к Ацуши. Все еще самую малость неловко, что Чуя должен скитаться по друзьям, словно у него нет своего дома, а все из-за своих идиотских предков. Накахара закрывал на их поведение глаза, а сейчас оно стало очевидным для всех, утаивать динозавра в гостиной стало невозможно. Чуя помнит, что все это время на вопросы «что случилось?» отнекивался, отвечал равнодушно или агрессивно, чтобы не обсуждать это и не рассказывать о том, что творится на душе. Только сейчас, когда они сами опозорили его, у Накахары больше нет никакого желания скрывать это и говорить, что все в порядке. Все было не в порядке.  И все это понимали. Чуя договорился встретиться на следующий день с Осаму, расписав свой график на будущую неделю — честно говоря, мотаться каждый день из Йокогамы в Токио затратно не только по времени, но и по деньгам, поэтому Накахара старался чаще оставаться в Йокогаме. И уже сидя у Ацуши, Чуя вспоминает — он не хотел никому рассказывать о том, как протекают их с Дазаем отношения, он был крайне скрытным человеком в этом план и не хотел рассказывать лишнего ни друзьям, ни посторонним, ни брату, ни, тем более, родителям, и надеялся, что его право на конфиденциальность уважают все. Накаджима был единственным человеком, от кого ничего нельзя скрыть. И он тщательно расспрашивал Накахару о том, что они делали у Дазая дома. И Чуя только от раздражения написал ему «ебались» лишь бы он отстал, но кто же знал, что так Ацуши станет еще более активно допытывать. Накахара не редко был у него дома — они часто оставались друг у друга, и Чуя уже выучил и его дом, и его комнату, поэтому Накахара заранее чувствовал себя, как дома. Бросая рюкзак с вещами куда-то на пол у стола, Накахара падает на кровать спиной, громко вздохнув. Да уж, его спина прошла не так давно, и какой же это кайф — иметь возможность спокойно выгнуться в спине без громких мучительных стонов. — Я так устал, черт, а мне завтра еще на работу, — Чуя громко вздыхает, ибо теперь он и вовсе не отдыхает. Каждый выходной проводит либо в дороге, либо на учебе. Накахара жалуется лишь из привычки, и Ацуши тихо смеется. Присаживается рядом, заглядывая в лицо другу и тут же вспомнив их недавний диалог. — Я хочу, чтобы ты мне рассказал, — начинает Накаджима, — вы правда уже или ты пошутил..? Чуя тут же распахивает глаза, моментально покрываясь румянцем. И сразу же садится ровно. — Эм, это не твое дело, — возможно, от усталости голос Накахары звучит грубо и даже агрессивно, но он правда не очень понимал к чему такой интерес. — Не обижайся, мне просто интересно услышать про чужой опыт. Я же не прошу тебя рассказывать какие-то личные секреты или подробности… — кажется, Ацуши такой реакцией вовсе не обижен, скорее хочет позадавать какие-то вопросы, и тут настает время Чуи удивляться. Зачем Ацуши это понадобилось? — Зачем тебе? Накаджима лишь сейчас тушуется. — Любопытство… Накахара хитро улыбается, замечая, как он отводит взгляд, сжимая пальцами между ног кровать, волнуется. Напоминает его самого несколько дней назад — как странно знать, что осознаешь себя уже «более опытным геем», чем твой лучший друг. Как он дошел до этого? — Ну, вообще все долго шло к этому. Дазай давал мне намеки давно, просто я не был готов к чему-то… большему. И первый раз это было в Токио, — Чуя все же находит в себе желание поделиться своими впечатлениями, потому что в прошлый раз его разрывало от эмоций, но рассказать подробности он не решился, — Верлен куда-то ушел на ночь, мы причем совершенно не готовились к этому, просто разговаривали, потом дурачились и… Как-то получилось, но мы тогда скорее даже не занимались этим, а… Накахара не знает, какие слова лучше подобрать, и любопытные глаза напротив легче не делают. — А что вы делали? — Ну, не то, чтобы… — Чуя все еще пытается судорожно подобрать слова. — М? — Подрочили, короче, — отрезает он так, чтобы не возникало глупых вопросов и обтекаемых формулировок, — начали с этого. — О, да, это правильно. Это… необычно, — Накаджима отвечает более скомкано, видимо, его самого этот разговор слегка смущает, — а как ты решился? Накахара хлопает ресницами, пытаясь вспомнить. После того вечера он впервые захотел Дазая так сильно, а решился он… Как-то мимо ходом, проводя все свое время в рассуждениях о том, что это абсолютно нормально, и если хочешь другого парня — это нормально. И страх здесь был абсолютно привычной ситуацией, хотя, Чуя не знает точно — может быть, есть парни, для которых это не так страшно и не так волнительно. — Ты как будто сам не знаешь как это происходит. Само как-то получилось, — Накахара бурчит под нос, все равно не понимая, как объяснить это, — если парень адекватный, то и бояться нечего. Стоит говорить обо всем заранее. Ацуши тянет задумчивое «мм», касаясь пальцами подбородка. Пару секунд он просто смотрит на Чую, думая о чем-то своем, пока не задаёт очередной вопрос: — А тебе было больно? — Ацуши! — Чуя снова раздражается — ему не нравятся такие вопросы, хотя обсуждать так открыто секс, тем более с другим парнем, возможно, и не плохо — делиться опытом все же лучше в живую, чем на форумах в интернете. Но Накахара явно не тот человек, который может открыто говорить о своей постели, — Иди к черту! — Извини, мне просто правда интересно, — Накаджима снова выглядит так мило и невинно, а его красные щеки говорили о том, что он правда нуждается и в советах, и в чужом опыте, хоть и говорит, что все это чистое любопытство. Чуя же только тяжело вздыхает, понимая, что бесится только от неловкости. И сам вспоминает, как искал все эти вопросы в интернете и как же было стыдно. А Ацуши оказался таким же, как и он. — Больно не было, — все таки отвечает Накахара. На секунду он вспоминает свои прошлые опасения — было несколько страшно, что Дазай со своим размером сделает неприятно, либо навредит ему, но все прошло нормально, даже несмотря на переживания, — если хорошо подготовишься и возьмешь много смазки, ничего страшного не будет. — Ого… — Да, еще, — Чуя снова неловко краснеет, но все же говорит, — секс — это не про проникновение. Большая его часть — это поцелуи, ласки, объятия, прелюдии даже более приятная часть, чем… чем все остальное, так что лучше сосредоточиться на этом. Ты должен быть достаточно расслаблен в этот момент. — Я… я понял, — кажется, Ацуши и сам уже пожалел о том, что начал этот разговор, поскольку теперь им приходится говорить об очень неловких вещах. И Накаджима желает сменить тему, хотя сделать это резко было бы как-то странно, — я понял тебя. Я на самом деле так рад, что у вас с Осаму все хорошо, он так заботится о тебе, и вы помогаете друг другу. Мне очень нравится наблюдать за вами. Накахара снова испытывает жар на щеках и ушах из-за чужих слов. Он и не думал, что они такие сладкие — а со стороны они, кажется, выглядят слишком милой и скромной парочкой. Знали бы они как Дазай порой достаёт его своими шутками или как Чуя пытается его придушить за них — не стали бы делать таких выводов. Однако, это правда приятно — Осаму правда бережно относится к нему, всегда внимательно реагирует на смену настроения, всегда предлагает помощь, да и Накахара всегда предлагает ему свое плечо и силы, если Дазай нуждается в нем. — А как же… Как же твои «отношения» с Хигучи? — внезапно спрашивает Ацуши, чуть поворачиваясь на бок на кровати, — вы же с ней прикрываете друг друга… Осаму не будет против? — Ну, Осаму ревнует, конечно… — Чуя усмехается, вспоминая реакцию Дазая на его взаимодействия с другими людьми, а тем более с Хигучи. Он правда был очень милым и очаровательным, когда ревновал — так злобно и по-хозяйски смотрел на всех, тихо мстил, жадно сжимал кулаки, явно желая показать всем и обозначить, что Чуя только его — хотя намерено Накахара бы никогда не доводил своего парня до этого, — я пока не знаю, но мы ведь с Дазаем не афишируем, что мы вместе, я не думаю, что это станет проблемой, — Накахара подтягивает к себе колени, начиная теребить край джинс, проводя по нему ногтем, — хотя отец последнее время все чаще стал доставать с разговорами о свадьбе, почему я с ней мало вижусь, звоню ли — ему же все равно, что я учусь, работаю, что ее родители не позволяют ей даже из дома выходить. Им вообще плевать на мои слова и то, что я делаю. А потом он еще звонит и удивляется, что я не хочу с ним разговаривать. Чуя, наверное, впервые так открыто жалуется на родителей. Прежде он не касался этой темы, даже если ему было обидно, больно, невыносимо, даже если злился — кажется, только сейчас Накахара начинает называть вещи своими именами, понимая, что не зависит от родителей, чтобы слушать их мнение. Накаджима замечает этот рост над собой, и Чуя становится в его глазах действительно другим человеком. — Они правда несправедливы к тебе! Не прощай их, пока они не изменятся. — Дазай говорит, что они не изменятся… — он подпирает голову кулаком, отводя задумчивый взгляд в сторону, — и он, походу, прав, потому что… Сколько лет уже это происходит, наши отношения лишь ухудшаются. И ухудшаю их явно не я. — Ты прав. На телефон приходит уведомление, и Накахара отвлекается на него. Первым, что он видит — сообщение от Хигучи: «Привет! Если ты свободен в пятницу в 18 часов, можем встретиться в аэропорту. Я улетаю».