***
Армейское тестирование показало, что Наполеон Соло низкоуровневый эмпат и возможно Проводник. Ему было восемнадцать, но даже долгое время спустя способности никак не проявлялись. Две дополнительные проверки показали потенциал не выше четвертого уровня, поэтому его исключили из списков на обучение. Никто не понял настоящей силы Соло, а он изящно и непринуждённо проворачивал кражи и авантюры. Для армии Проводник ниже третьего уровня не представлял интереса, потому что ни один Страж не сможет с таким работать даже на самом простом уровне связи. Никто не заподозрил, что шарм, убедительность, воровская удача, могли быть связаны с эмпатией. Наполеон не конфликтовал со встречаемыми Стражами, но умудрялся отвлечь и заболтать любого. Он был профессионалом и получал что хотел, до тех пор, пока не наткнулся, как на стену, на пару второго уровня, чьи возможности были куда выше. Соло работал на ЦРУ успешней, чем взращённые системой агенты, попутно стаскивая в личную уютную нору всё, что не прибито гвоздями. Про незаконные операции знали, но ни разу не поймали за руку. Доказательств Соло не оставлял. Ни один Страж не увидел в нём Проводника, ни один боевой расчёт не всмотрелся пристальней. Поскольку повторные тесты показали, что уровень Соло слишком низок для использования крупиц дара, начальники и штатные психологи были уверены, что он не может влиять на окружающих. А Соло полностью устраивало, что его полёт проходит ниже линии радаров. Прочные щиты спасали от обнаружения и прикрывали при работе. Не всем же быть Проводниками, думал Соло. Наполеон ничего не почувствовал, когда его поставили в пару к взрывоопасному русскому суперсолдату, способному оторвать багажник машины во время погони и чуть не придушить в берлинском туалете. Тесная физическая близость, смертельно опасные драки… ничего. Тёмный огонь в глазах Курякина, стоическое выражение лица, едва скрывавшее гнев от вынужденного сотрудничества с ненавистным американцем — кажется Илья считал Наполеона настолько же непривлекательным, насколько сам Соло не желал Красную Угрозу. Самообман, — скажет он себе позже. — Одна большая ложь.***
Конечно, Соло прочитал досье и узнал историю о Страже первого — Альфа — класса, который обжигал любого кандидата в Проводники, кто бы ни предлагал сотрудничество. Наполеон был очарован. Именно поэтому он попытался с ходу спровоцировать: чтобы увидеть ярость, стать свидетелем срыва. Словно ураган прошёлся по земле, оставляя позади себя только разрушение. Да, сильный. Полностью под контролем, пока не нажат спусковой крючок. Семья. Отец. Мать. Страж с такими возможностями и психотическими эпизодами, которые его не сломали, не вывели за грань, не вызвали диссоциативного расстройства. Да, Наполеон был впечатлен. И продолжил проверять на прочность взрывоопасное, нестабильное самообладание. Используя для этого каждый шанс от начала до конца. Это было забавно. Красная Угроза был интересным. Гораздо интереснее всего, что ему попадалось в жизни. И вызывающим. Ещё прекрасно смотрелся во всём чёрном. Рим стал для Наполеона поворотной точкой. Они слаженно работали вместе. Со взлётами и падениями, конечно, но, несмотря на препятствия, им удалось выполнить работу. Самым трудным был момент, когда Соло привязали к электрическому стулу и начали поджаривать мозги. Защита содрогалась. Он терял контроль и даже не понимал этого. По многолетним щитам пошли трещины, Соло стал комком страдания и боли. Он начал ловить эмоции сумасшедшего нациста Руди, но было слишком плохо, чтобы отделить чувства габиного дяди от всего остального. Начались галлюцинации. Наполеон увидел, как нечто призрачное бежит по комнате. Оно огрызалось и рычало, хотя не имело формы. Наполеон был уверен, что сегодня умрет, но Курякин спас его. — Ты в порядке, Ковбой? Вопрос был обычным, тон расслабленным, но подтекст куда более глубоким. Горячий отблеск огня промелькнул за привычно ледяным взором, сдержанный нечеловеческой волей и решимостью. Яростный почти до нереальности. Воплощенная тьма внутри требовала выхода, но ни разу не нашла правильного пути, одно лишь разрушение, выливалась в уничтожение и смерть. Нечто тварное, звериное, тёмное и смертельное, запертое за фасадом человеческого лица, всеми когтями вцепившиеся в душу. Отпусти такое однажды и уже не загонишь обратно. Соло раньше раз или два видел, как нечто подступает, по резкой дрожи пальцев около бедра, но никогда не было так явно, ничем не сдерживаемо, хотя и не направлено на него лично. Как будто сверхъестественное создание ростом метр девяносто пять пришло прямо из ада, чтобы наброситься на Руди и проглотить заживо. Наполеон подавил дрожь и инстинктивное желание отшатнуться, когда понял, что в то же время хочет подойти и успокоить неконтролируемую ярость, снизить до приемлемого уровня. Это было ненормально. Для него. Для Ильи. И могло плохо закончиться. Глаза цвета озёрного льда поймали всё ещё рассредоточенный взгляд, закрепили в настоящем, вернули, попутно всего за секунду откинув в сторону воспоминания о боли и страхе. Наполеон смотрел в глаза Ильи и видел не только неукротимую кипящую энергию. В первый раз за время совместной работы их ничего не разделяло. Только голая правда, бурлящие эмоции Ильи, и тогда Наполеон почувствовал, как что-то внутри рванулось наружу, в желании прикоснуться, обхватить и назвать своим. Илья тихо выдохнул, а ощущение вскоре пропало. Уверенные руки освободили из дьявольских крепежей, помогли подняться и прислонили к стене. Мышцы сводило судорогами, голова раскалывалась, и Соло мог только наблюдать за развитием событий. Он пытался собрать щиты обратно, безуспешно стараясь мыслить ясно, и вернуть привычную маску. Илья увидел его в самом тяжёлом и уязвимом положении, скорее всего, различил облегчение во взгляде, надежду и просьбу о помощи. Наполеон был настолько дезориентирован, что, пока его вынимали из кресла, прислонился к более высокому напарнику. Тьма волнами расходилась от Стража, но опасности не таила. Не для него. Тёмный голодный вихрь пустоты, готовый наброситься на подошедшего слишком близко, приветствовал словно старого друга, желанного гостя, потянулся, будто Наполеон своим телом и человеческим теплом стал якорем для измотанного разума. Волны ярости проносились через сознание как раскалённые ножи, но вместо того, чтобы вонзаться в американского агента, они летели только в сторону Руди. Готовность убить. Разорвать на части. Но всё же Курякин успокоился, выслушал, последовал совету. Он говорил и контролировал себя. Это что-то значило, но Соло не хотел слишком много думать. Он вздрогнул от довольного выражения лица Угрозы, когда Руди погиб от собственного изобретения. Щиты разодраны почти в клочья... Вдруг русский быстро повернул голову, прищурился, а ноздри расширились. Две пары глаз встретились, одни арктически холодные и обжигающие, вторые всё ещё слишком открытые и уязвимые. Соло первым отвёл взгляд. Он собрал воедино остатки достоинства, гордости и щитов, оттолкнулся и пошёл наружу. Им надо было найти ядерную бомбу. Нет времени на глубокий анализ когда на кону судьба мира. Внутри скрутился тугой комок из тепла и влечения, желания приблизиться к Стражу, коснуться силы. Наполеон Соло умел привлекать, хотя обычно использовал обаяние на неподозревающей подвоха цели или партнере на ночь. Он никогда не ожидал ничего, кроме короткой разрядки. Чувство к Илье было другим, как и сам Илья, но весовые категории были слишком неравными. От понимания было больнее, чем от неудачной попытки очаровать Викторию Винчегуерра.***
Наполеон впервые думал о русском напарнике в подобном аспекте. Обычно Соло не придавал значение полу, хотя чаще звал в кровать женщин, чем мужчин. По работе он мог переспать с кем угодно, но на отдыхе предпочитал обходиться без скандалов в гостиницах. Илья… Угроза не был простым удовольствием. Он был сложным, а под маской ослиного упрямства скрывалось гораздо больше, чем холодная вежливость и демонстративное отвращение. Наполеон осознал, что хочет подойти ближе, узнать больше, снова увидеть и почувствовать то, что коснулось его в комнате пыток. Каждый раз, когда подобное приходило в голову, он отшатывался и заталкивал эту мысль в дальний уголок сознания. Поддаться влечению было смертельно опасно, ведь он желал могущественного Стража. А Наполеон был никем и совершенно точно не был Проводником. «Нет, — повторял он себе, дроча в душе, представляя высокого блондина с широкими плечами и пронизывающими голубыми глазами. — Нет, нет и нет!» Оргазм накрыл взрывной волной, а если за шумом воды Соло и прошептал имя Ильи, то никто не услышал. Соло устало складывал вещи. Сказывались последствия бессонных ночей, выматывающих кошмаров на границе восприятия. Каждый раз, когда удавалось задремать, в сон приходила бесформенная тень и шла следом как любопытный щенок. Хотя это был не щеночек, а кто-то опасный, с клыками и когтями. Мышцы болели от электрошока, Соло двигался медленней, чем обычно. Хотелось проспать неделю, забраться на явочную квартиру, закрыться, снять щиты и залить пустоту крепким алкоголем. Ему давно не бывало так плохо, напряжение не отпускало с момента, как они разгромили туалет в Берлине на пару с высоченным агентом КГБ. Могущественным сосредоточием энергии, готовым взорваться от малейшей провокации. Соло был уверен, что Илья что-то почуял в застенках Руди, но с тех пор Угроза с ним почти не общался и едва глядел в его сторону. Они нашли Винчигуерру, спасли Габи и обезвредили бомбу. Конечно, Наполеону досталось за все усилия: его побили и чуть было не прикончили. Спас вовремя упавший с неба мотоцикл. Курякин был удивительно крепким человеком, отстранённо размышлял Соло. А ещё надоедливым, грубым и беспощадным. Но он спас Наполеону жизнь, когда сначала обрушил на Винчигуерру груду железа, а потом убил ножом. Соло одновременно с ужасом наблюдал за расправой и вспышкой гнева, и хотел успокоить Илью, дать опору в буре эмоций, помочь держать тьму под контролем. Он потянулся вовне. Сейчас, обдумывая случившиеся, Наполеон был уверен, так и было. Непроизвольно. Глупо. Чёрт побери! У него получилось, пусть только на секунду, а потом он вернулся, сказал Илье, что всё в порядке, просто нужна передышка, подталкивая позаботиться о Габи. В любом случае кем был Наполеон Соло? Слабым эмпатом, слишком незначительным, чтобы заинтересовать даже обычного Стража. Хотя он был талантлив в определённой сфере и умел в ней работать, просто не афишировал. Илья был супершпионом, Стражем с двигателем внутреннего сгорания на топливе ярости без внешнего контроллера. Он владел всеми чувствами и не нуждался в помощи. Во время общей работы, Наполеон пытался понять, как Илье удаётся держать щиты и не переходить грань. Соло смотрел, каталогизировал реакции, наблюдал несколько случаев, когда потеря контроля была возможна и близка. Всегда были признаки приближающейся вспышки. Чёткие отметки внутренней борьбы или успокоения. Наблюдение завораживало. Наполеон смотрел как мотылёк на пламя, сознавая смертельную, в том числе для него, опасность и привлекательность. И всё равно не бежал. Обычного человека с такими приступами назвали бы психом, но это был Страж первого класса без противовеса. Человек, держащий себя в руках, пока гнев не дойдёт до определённой точки. Потом следовал щелчок, крышку срывало жаром вулкана, а после короткого, яростного взрыва, усмирённый огонь снова запирали на замок. Кто мог так жить? Наполеон даже заподозрил в Габи Проводника. Ей удавалось придержать русского товарища, но никогда не получалось унять. Всё же сначала Илья подошёл к Наполеону и спросил как он. Возможно потому, что Наполеон был временным союзником и парой умных рук, способных держать пистолет, ничем больше. Но… Соло не мог наплевать на чувства, которые вызывал Илья. Лицо в грязи, ледяной огонь взгляда, слишком сильный, чтобы принадлежать простому человеку, сила, которой не повредило падение. Он позволил себе бухнуться на колени и смотрел, как Илья успокаивал Габи после аварии и убийства Винчигуерры. Соло не ревновал за симпатию к коллеге-агенту. Она была сильной, напористой и привлекательной женщиной. Если Угрозе она нравилась, пусть так, хоть она и не Проводник. Нет, Наполеон не ревновал и не был расстроен, просто чувствовал пустоту. Впервые в жизни он встретил что-то, что не мог ни взять, ни украсть, ни игнорировать, ни оставить. От мастурбации легче не стало. Как и от затаскивания в постель двух готовых на всё красоток.***
Наполеон стоял напротив Стража и знал, что у обоих одинаковые приказы, и чувствовал глубокую усталость. Соло нравился этот парень. В самом деле. В комплекте с угрюмостью и сдержанностью. Они, конечно, трудно притирались, но у них получилось действовать слаженно несмотря на различия, работать вместе, делать невозможное. Выжить. Он видел как внутри Стража идёт борьба, настоящая схватка между человеческими эмоциями и инструкциями. Соло тоже было больно, когда он почувствовал касание, скользящие по щитам вглубь разума. Тогда Наполеон бросил Угрозе найденные часы и наблюдал, как выражение лица русского меняется от спокойствия до полного изумления. Словно нажали на переключатель и вернули хищника в клетку. Наполеон почти почувствовал радость Ильи от возвращения единственной значимой вещи. Эмоции были тёплыми и сильными, совсем непохожими на обычно излучаемый агентом КГБ набор. И Соло захотел повторить, но с усилием одёрнул себя. Если он продолжит, то будет только больнее. Решись всё же Илья выстрелить, Наполеон, возможно, даже не сопротивлялся бы. Частью сознания Соло пытался дотянуться хотя бы на секунду, прикоснуться к стальному шару разума, ощутить хаотичные языки пламени, создать подобие контакта между смертельно опасным, прошедшим военную подготовку Стражем и тенью Проводника, вором и агентом ЦРУ. Искушение. На одно мгновение он ощутил искушение. Хотел не только физического контакта. Но нет… Наполеон сдержал инстинкт и просто улыбнулся. — Ненавижу работать с тобой, Угроза. — Ты ужасный шпион, Ковбой. А два часа спустя новый шеф уже благословил свежеиспечённых оперативников АНКЛ на дорогу в Стамбул.