Забота

— Идиотина, и так костяшки в хлам, — бормочет Хью, бери ледяные ладони Джетта в свои, горячие (чуть взмокшие от непонятного волнения). Глаза Джетта совсем близко. Большие — огромные, — темные глаза в обрамлении ресниц, усыпанных совсем мелкими снежинками. Нос и щеки красные, поцелованные холодом, рыжие волосы все в снежинках, блестят и сверкают. Хью слышит его дыхание, ощущает его теплые выдохи, пахнущие сладостью, на своем лице, и ему становится жарко — прямо изнутри. Он смотрит на Джетта, цепляется взглядом за весь его вид — за встрепанные волосы, за взмокшую шею и щеки, к которым мелкими кольцами налипли потемневшие волосы, за губы… Розовые, потрескавшиеся от мороза, пахнущие тошнотворно кислым энергетиком, банка которого стоит тут же на скамье. Ладони Хью уже согрел, странные на ощупь и — теперь уже — теплые, с чуть шершавими от этого же трескучего мороза костяшками, которые даже крем не спасает — Хью уверен, что Джетт даже ничем и не пользуется. Панк сраный. Теперь в голову ударяет другая мысль, шальная, горячая, как горький кофе, которым пахнут его волосы и одежда — в кофейне все пахнет бессонницей и грязной, теплой, но снежной весной. И Хью следует за мыслью, следует за жаром, подается чуть вперед, сделав крохотный шаг по снегу, упирается взглядом в темные, глубокие глаза, отражающие сейчас огненные всполохи света от фонарей, и тихо спрашивает: — Ты хоть ел сегодня?.. И Джетт тут же прикрывает глаза с ярким «ты, блять, серьезно сейчас?», крепче сжимает горячие (взмокшие) ладони Хью и тянется вперед, обжигая Хью жаром своих покусанных губ со вкусом тошнотворного энергетика. Сугроб рядом со скамьей разворочен — они в нем совсем недавно устроили нелепые бои без правил с оружием в виде снежков в целях отстоять честь Джетта, задетую словами Хью о том, что тот должен заботиться о себе. Сейчас же они устали, взмокли, замелись снегом, и тихо целуются, укрытые ночью, светом фонаря и едва слышным запахом энергетика. Вот Хью берет его за руку и тянет в сторону дома, раздраженно на него заматерившись, когда Джетт потянулся, чтобы забрать со скамьи полупустую банку. — Ну я ж за него деньги заплатил!.. — Идем. Я тебя нормальным кофе напою, взбодришься. И накормлю. — И уже чуть грозно, сверкнув глазами: — Ел сегодня, спрашиваю? Джетт не ответил, молча зашагал рядом. Ресницы были сонливо прикрыты. — Так мило, что ты обо мне заботишься. — Я не хочу, чтобы ты помер. Джетт улыбнулся краем губ. Хью покраснел, попутно соображая, что сейчас сможет быстренько сготовить и где у него завалялся крем, способный залатать трещинки на красивых ладонях Джетта. И как ему половчее и без адского смущения попросить Джетта, чтобы тот остался на ночь. Когда Джетт засунул ему руку в карман, сжимая его пальцы, Хью хрупко вздохнул, ощущая себя до одури легко и счастливо. Наверно, Джетт и сам останется, даже просить не надо будет. Хью нервно облизнул губы — и, наверно, Джетт будет не против поцелуев, пахнущих не дешевым, кислым энергетиком, а кофе и ночной шарлоткой, испеченной на скорую руку.