Прогулка по лезвию ножа // Walking Along a Knife's Blade

Натаниэль поскрёб кожу Волкова ножом, оставляя нежно-розовые линии. Он двинулся вверх по голым плечам, вверх по шее, а потом вниз, к груди. Давление ножа было достаточно сильным, чтобы на коже проступала кровяная роса. Он делал это медленно, грациозно, сексуально, что Эндрю никак не ожидал. Веснински медленно кружил вокруг стула, будто змея, что ждёт идеального момента для нападения. Губы были слегка приоткрыты, в глазах прыгали чёртики. Рука, не державшая нож, скользила по ранам, собирая с них кровь. Он гипнотизировал собой. – Дорогой Волков, сколько было детей? – голос Натаниэля был мягким. На складе стояла гнетущая тишина и её не хотелось нарушать. Эндрю даже не слышал дыхание оставшихся наблюдателей. – Я- я не считал их, Веснински, – огрызнулся Волков, пытаясь сохранять спокойствие. – Ты должен отпустить меня! – он попытался вывернуть связанные запястья. – Я ничего не должен делать, – его голос всё ещё был пугающе мягким. Орудие двигалось вниз, пока не дошло до ремня на брюках, который Натаниэль небрежно снял и бросил на пол. – Как их звали? – Натаниэль шептал. – Ты помнишь это, милый? – его пальцы забрались в волосы мужчины, крепко сжали, а потом дёрнули назад со всей силы. Ледяные голубые глаза сверлили надменный взгляд работорговца. – Это не имеет значения! – Волков зарычал, пытаясь скрыть страх в собственных глазах. – Они никто. Не похоже, чтобы их кто-то искал! – он попытался дёрнуться вперёд, но только пережал себе горло верёвкой. Эндрю позволил словам осесть, впитаться в кожу. Такое пренебрежение к человеческой жизни, тем более к маленьким детям, вызывало у Эндрю желание сбежать со склада. Он чувствовал, как в венах и мышцах собирается невыносимая ярость. Это была древняя рана, какая-то изматывающая меланхолия, что привычно сидела в его душе. Он лишил их дней рождения в детстве. Школьных дней и беготни с друзьями на детской площадке. Он лишил их звонкого смеха и дружеских шуток. Он отнял у этих детей счастливое и светлое детство, а у их семей - счастье быть родителями. Волков лишил свободы стольких людей. Всё перед глазами Эндрю было красным. Он подошёл к месту, где стоял Натаниэль, будто в трансе, и положил руку ему на плечо. Ледяные глаза Натаниэля пытались понять, как сильно злится Эндрю. Однако то, что он нашёл в его глазах, явно было достаточно. Веснински отошёл в сторону и предоставил Волкова ему. Эндрю изучал сидящего перед ним человека. Внешне, он был уверен, выглядел безразличным, как и всегда. Выражение лица было спокойным, незаинтересованным, даже расслабленным. Но Эндрю ощущал, как на него волна за волной накатывала ярость, ненависть и боль, что собирались внутри в огромный ком. В памяти вспышками проносились хищные лица и наполненные пошлым голодом глаза. Царапины на лице его обидчика, хриплые мольбы о помощи, нож, разрезающий кожу предплечий. Он помнил кровь, стекающую в слив душа. Он понимал, что Волков не виноват в его детских травмах, что босс русской мафии не виноват за те страдания, что он перенёс. Но он был ответственен за страдания других людей. Он перевёл взгляд ореховых глаз на трёх детей, стоящих рядом с Кевином. Эндрю был несколько удивлён отсутствием ужаса на их лицах. Они стояли втроём, держась на руки, и смотрели на Волкова так злостно, что он был удивлён, как у того в черепе не появилось три дырки. Однако, заметив его взгляд, все трое уставились прямо на Эндрю, и между ними появилось немое понимание. Тот факт, что они были ещё слишком молоды, чтобы причинить хоть каплю тех страданий, которые получили сами, не означал, что они не хотят этого сделать. Эндрю увидел на их лицах эмоции, которые сам испытывал на протяжении своего детства. Беспомощность, чёрная ярость и безграничное отвращение загнали его цикл воспоминаний, что повторялся снова и снова. Эндрю осторожно поднёс нож к скуле Волкова и резанул им. На щеке появилась красная линия. Волков вздрогнул, но старался сохранить самообладание. Он посмотрел на Эндрю и раздражённо скривился от отвращения. Тот, несомненно, хотел поддразнить Эндрю или потребовать освобождения, но терпения слушать такого человека, как он, не было. Миньярд ударил Волкова по лицу с такой силой, что рука запульсировала. Волков выглядел шокированным, но Эндрю не обратил на это внимание. Время отошло на второй план, потому что его пожирала ярость. Он чувствовал, как руки, сами по себе, рвут мягкую ткань, чувствуя, как по рукам стекает кровь. Болезненные всхлипы перешли в болезненные вопли. Эндрю видел только красный. Он перешёл от лица Волкова к его рукам, к бёдрам. Он вонзал нож глубоко в мышцы, сдирал с костей кожу, краем уха услышал, как на пол упал палец. Эндрю чувствовал себя монстром и всё же... И всё же этого было мало. Эндрю чувствовал, чем больше он теряет крови, тем движения Волкова становятся заторможенными. Он слышал, как тот молил о пощаде, но не обращал на это внимание. Так же, как Волков игнорировал мольбы детей. Миньярд выронил нож и стал впиваться ногтями в открытые раны. Он чувствовал кровь под ногтями, пальцами разрывая плоть. Эндрю впутал волосы в жирные волосы и дёрнул за них, с такой силой, что кожа головы начинает кровоточить. Он начал пальцами забираться в глазницы и радоваться тому, что босс мафии находится в агонии. Нож с пола поднялся лишь для того, чтобы отрезать Волкову язык. Эндрю замер на секунду. Он тяжело дышал, смотря на кусок плоти, который фактически ещё был человеком. Волков дрожал, кровь и слёзы на его лице смешались. Куски одежды и кожи усеяли пол. Кровь пропитала верёвку. Эндрю видел только красное. Он посмотрел на Натаниэля и в его груди сжалось что-то другое, не ярость. Должен ли он убить этого человека? Способен он на это? Голубые глаза смотрели прямо в душу Эндрю, замечая каждую эмоция, что мелькнула на лице. Десять лет, но он всё ещё был способен так хорошо читать его. Рыжая голова склонилась вбок и Эндрю принял это за разрешение. Он не знал, почему сомневался в себе - в конце концов, это не первый раз, когда он лишал кого-то жизни. Разница была лишь в том, что на этот раз он должен сделать это собственными руками. Эндрю рванул вперёд с такой силой, что стул опрокинулся назад, а Волков приложился головой об бетонный пол. Руки блондина сжались на шее, впиваясь ногтями глубоко под кожу. И он начал душить. Сжимал так сильно, со всей яростью, что накопилась в нём, от чего Эндрю даже удивился, как не сломал ему шею. На лице мужчины промелькнул гнев, леденящий до кости ужас и, наконец, принятие. Эндрю наблюдал, как глаза Волкова стекленеют, закатываясь наверх. Только когда его лицо стало красным, а сердце перестало бить, Эндрю отпустил его. Перед глазами был только красный. Он медленно встал, заставляя привычную апатию вернуться на место. Затолкал эту бешеную ярость внутрь, вниз, вниз, вниз, туда, где никто не сможет её найти. Эндрю скомкал и убрал её в коробку, засунул в самую глубину его сознания, где даже сам сможет о ней забыть. Только Эндрю никогда и ни о чём не может забыть. Он ощутил знакомое чувство, будто кто-то на него смотрит из-за плеча, словно призрак. Но там был лишь Натаниэль, в глаза которого было признание. Меньшего Эндрю и не ожидал. Чего он не ожидал, так это выражение лица Кевина, когда он наконец-то решил посмотреть на него. Он был испуган, да, а ещё явно чувствовал отвращение. Но при этом на его лице было понимание и сочувствие, немая поддержка. Трое подростков были довольны. Их глаза были наполнены восхищением, в них больше не было жажды мести. Он знал, что они не поблагодарят его, да и он этого не хотел. И не ждал этого. Но он взял щепотку благодарности из их взглядов и спрятал. Он не смог уничтожить своих демонов, но смог уничтожить чужих. Этого ему было достаточно.