Wine with rose petals

      Я подумала, что заходить в комнату Ирацибеты, пока самой её нет, будет неприлично, и потому решила постоять возле двери.       Сначала я приличненько и очень чинненько стояла рядом с дверью, вытянувшись по струнке, но потом моя спина устала быть ровной и несутулой, и я, сгорбившись, опёрлась спиной о холодную стену, скрестив руки на груди и вздохнув.       Ирацибета, наверное, в свою очередь подумала, что я, ко всем моим недостаткам, ещё и ем долго, и потому тоже решила ужинать подольше, чтобы не ждать меня.       «Как мило с её стороны» — без сарказма и очень искренне подумала я, снова вздыхая.       У меня плохо с определением времени без часов, и поэтому я не поняла, через сколько именно времени ко мне, немного смущаясь, подошёл Мышар.       — Ещё раз добрый вечер, — скромно сказал он, опуская взгляд.       Мне очень-очень хотелось сказать в ответ, что я диспетчер… или ляпнуть, чтоб он, вечер этот, длился бесконечно… но я не сделала этого, потому что мне нужно было сохранять репутацию грозного или какого-то там кровавого, но очень красивого, просто обворожительного, что в новинку, палача.       — Привет, — сказала я очень просто и отлипла от стены. — Какими судьбами? Тоже Её Высочество ждёшь? — ляпнула я, тут же пугаясь того, что в этот момент из-за угла может выйти своей собственной персоной она и снова подумать, что я дурочка, и поэтому меня нужно поскорее уволить, потому что я веду себя престранно.       «Интересно, когда я закончу позориться и говорить ерунду?» — подумала я, хмурясь. «Не знаю» — честно ответила я самой себе.       — Нет, — ответил Мышар и протянул мне какой-то свёрток.       Я подозрительно оглядела Мышара, а потом свёрток, но взяла эту странную штуку.       — Что это? — тут же спросила я, но не решилась пока посмотреть, что замотано в эту кружевную салфетку. Что-то объёмное, это точно.       — Сухарики и орешки, — пожал плечами он. — Вы же не ели.       Моё лицо посерьёзнело.       Меня очень удивила и приятно поразила эта его заботливость, но ещё я боялась подвоха.       — Сухарики и орешки? — переспросила я.       — Да, их иногда дают слугам, когда у тех по какой-то причине не было возможности поесть вместе со всеми, — объяснил он, внимательно разглядывая меня.       «Как снэки» — добавила я в ответ к его словам мысленно.       — Я-я-ясно, — протянула я озадаченно. — А я от них, случайно, не уменьшусь, не увеличусь? Ничего со мной не будет? — уточнила я, подозрительно щурясь. Потому что нужно быть поосторожнее с этой подземской едой, мало ли… Да ещё и учитывая то, как меня сейчас все невзлюбят и, возможно, захотят отравить.       А вообще, может и не отравят. Может, им будет плевать на меня… Да скорее всего. Просто не захотят связываться.       — Вы что, — улыбнулся Мышар, ласково взглянув на меня. — Конечно, нет. Это обычная еда.       — Да? — мои брови подскочили вверх.       Я раскрыла свёрток.       На салфетке лежали самые что ни на есть обыкновенно выглядящие орешки и сухарики. Сухарики были маленькие, размером с ноготь на большом пальце, а орешки походили на миндаль.       — Дай руку, — строго сказала я Мышару.       Тот послушно сложил руки «ковшиком».       Я выцепила один орешек и один сухарик из кучки и дала ему.       — Съешь, — сказала я и в ожидании замерла.       — Вы не верите мне? — расстроился Мышар.       — Не то что бы, но… — я вздохнула. — Ешь давай, короче, — сказала я умоляющим тоном. — Я просто перестраховщица, — добавила я.       Про перестраховщицу звучало смешно, особенно из уст человека, который четырнадцать лет стремился попасть в кишащее опасностями Подземье, а теперь этот человек попал, но боится есть тут сухарики и орешки, опасаясь чего-то там. Что ж, оправдано.       — Ладно, — с грустью сказал Мышар, закинул в рот сразу и орешек, и сухарь.       — Жуй и глотай, — как мама малышу сказала я и искусственно пожевала воздух, показывая, как надо делать.       Он разгрыз снэки и проглотил. Я видела, как двигается комочек по его горлу вниз.       — Хорошо, — согласилась я и завернула снэки обратно в салфетку, тут же пряча своё съедобное сокровище себе в передник.       — Вы довольны? — с надеждой спросил он.       — Да, я потом съем, сейчас я просто принцессу жду, и будет некрасиво, если она придёт, а я тут ем, — пояснила я.       — Вы правы, — согласился Мышар.       — Спасибо тебе, — от души поблагодарила я, но не слишком от души. — Ты очень милый.       Он покраснел, а я просто улыбнулась.       — У Вас есть комната? — спросил он, когда перестал краснеть.       Я покачала головой.       — Не думаю. Никто ещё не говорил мне что-либо о моей комнате.       — Понял, — кивнул он. — Тогда я решу это и позже отдам Вам ключ, когда Вы освободитесь. И скажу, конечно, где комната находится.       Четвёртый раз за день будем уже видеться, по-моему…       — Ты же официант, — удивилась я. — Это не твои заботы.       — Мне не в тягость, — заверил Мышар. — Тем более, Вы во дворце новенькая. К Вам нужно с трепетом, Вы ещё не привыкли.       Я поморщилась.       — Я, конечно, ценю всё это, но не нужно относиться ко мне так, будто я маленькая и не могу о себе позаботиться.       Его, кажется, задели мои слова, хоть он пока и не реагировал.       — Но мне приятно, — поспешно добавила я.       Раздался очень мне знакомый стук каблуков, всё приближающийся.       Кажется, я знала, кто идёт.       — Ну ладно, мне пора, — засуетился он, забегав взглядом, тоже, видимо, всё понимая. — Ещё встретимся сегодня, я ключ отдам. До свидания, — бросил он и поспешно удалился.             Я даже попрощаться с ним не успела.       Когда Ирацибета подошла ко мне, Мышар уже убежал, но, по-моему, она слышала последнюю его фразу.       — Что за ключ? — тут же поинтересовалась она, облизнувшись.       Да, точно слышала.       — От моей будущей комнаты, Ваше Высочество, — не солгав, ответила я и приветственно улыбнулась Ирацибете.       — И давно тут стоишь? — снова задала вопрос Ирацибета, внимательно вглядываясь мне в лицо.       Я отвела взгляд и стала качаться на пятках, чтобы как-то не так стыдно было врать.       — Нет, Ваше Высочество, недавно пришла, — я не хотела говорить, что я не ужинала, а вместо этого устроила такой концерт в обеденном зале.       Я, конечно, понимала, что ей обязательно понравилось бы то, как я её защищала там, но также мне грозило это увольнением, потому что вдруг кто-нибудь, кому знать не надо, узнает о моих выкрутасах, а мне было довольно страшно думать об этом.       Ещё я не знала всешних законов тут, поэтому не сильно пушила хвост. Пушила, конечно, но не прям пушила, чтобы за это пушение меня не турнули.       Вообще, честно, не знаю, о чём я думала, когда так вела себя в обеденном зале.       Наверное, ни о чём, как и всегда.       Я вообще никогда ни о чём не думаю, а если и думаю, то явно не перед тем, как сделать, а только после того, как уже напортачила.       Что ж, в этом вся моя суть, осталось лишь пожинать плоды своей глупости и самоуверенности.       — Не ври мне, — тут же сказала она холодно.       Во мне что-то разбилось, потом ухнуло, щёлкнуло и прозвенело.       Как-то стало не по себе.       — Зайди в комнату, — приказала Ирацибета и открыла дверь.       Я зашла, неловко ссутулившись, и застыла посреди комнаты.       Ирацибета тоже зашла, закрыла дверь и, придержав платье, села на банкетку у кровати.       — И зажги свет, — зевнула Ирацибета, прикрыв рот ладонью. — Ненавижу, когда темно.       Когда я, с непривычки помучившись с кресалом и кремнем, но зажгла всевозможные свечи в комнате, Ирацибета с облегчением выдохнула.       — Хотя бы это ты можешь сделать… — проговорила она и удобно расположилась на крохотной мягкой скамейке полулёжа, оперевшись локтями об изножье кровати.       Я виновато пожала плечами.       — Что ты устроила? — устало спросила она, воззрившись на меня.       Её глаза поблёскивали в полутьме комнаты, а лицо то озарялось вспышкой огонька свечи неподалёку от неё, то меркло, когда пламя становилось меньше.       — Яневиноватаонипервыеначаливообщеяпростозаступиласьзавасвотивсё! — выпалила я, набрав полные лёгкие воздуха. Я хотела продолжить, но Ирацибета остановила мой словесный поток жестом руки.       — Мне сказали, ты стала угрожать всем тем, что убьёшь их, — спокойно сказала Ирацибета. — Это так?       — Ну… — я на секунду смутилась. — Да! Но не совсем!       — А как было? — продолжила допрос она, не повышая тон, что удивительно.       — Они начали говорить мне гадости про Вас, якобы мне не повезло, что я устроилась к Вам, и что Вы некрасивая, и что у Вас такая… в общем, мне это очень не понравилось, потому что я Вас люблю и не потерплю такого отношения к Вам. Тогда я взяла со стола нож для собственной безопасности, если на меня вдруг нападут, и стала говорить им в ответ, что если я услышу, как они продолжат подобным образом выражаться в Ваш адрес, то я не буду на них доносить, потому что это долго, и наказания вечно не дождёшься, а просто сама их всех убью, — честно сказала я, вжав голову в плечи.       Ирацибета встала с банкетки и подошла ко мне.       Её лицо ничего не выражало.       Я зажмурила правый глаз.       — Простите, пожалуйста, я больше не буду так, если что, — пробормотала я, нервничая, и потому не в силах смотреть на Ирацибету.       Я, конечно, надеялась на лучшее, но допускала и такую возможность, что она мне скажет сейчас, что я уволена, или вообще ударит, и потому приготовилась ко всему, затаив дыхание.       — Молодец, — сказала она, усмехнувшись. Ирацибета положила мне руку на плечо и чуть сжала. — Я ценю такое.       Я с осторожностью взглянула на неё, приоткрыв зажмуренный глаз.       Она слегка улыбалась. Взгляд был почти ласков.       — Вы не злитесь? — с щенячьей надеждой спросила я, и когда я встретилась с ней взглядом, то невольно отвела глаза, потому что стеснялась немножко.       — Нет. Если, всё же, твоя речь показалась им недостаточно убедительной, можешь прирезать кого-нибудь из них. Я разрешаю, — она кивнула.       Я просияла.       — А мне не достанется от кого-нибудь? — уже с опаской спросила я.       — На государственном уровне — нет. Конкретно за это наказания, выговоров, увольнения не будет. Но могу ручаться только за это.       — Почему за это не будет?       Она убрала руку с моего плеча. Я утешила себя тем, что ей, наверное, просто надоело так стоять.       — Я всё улажу, — коротко ответила она. — Почему ты не интересуешься тем, откуда я знаю про скандал?       — Откуда Вы знаете про скандал? — послушно поинтересовалась я.       Она снова усмехнулась.       — Я ужинала с семьёй, и вдруг посреди ужина к Миране заявились две её служанки, блондинки такие, наверное, ты видела их, что-то нашептали ей и тут же обратно убежали. Они любят так делать. Как оказалось, на тебя доносили. Не знаю, что они сказали Миране, но сестра моя подала всё это так, будто ты неуравновешенная маньячка.       — Ну, так-то это правда, — согласилась я.       — Продолжай в том же духе, и скоро тебя из моей служанки переквалифицируют в меня номер два, и ненавидеть станут так же, — съязвила она и окинула меня насмешливым взглядом, после этого закатив глаза.       — Я не против, — я пожала плечами.       — Твои наивность и самоуверенность умилительны тем, что граничат с глупостью, — она улыбнулась, и у меня на душе потеплело, а её слова меня совершенно не задели.       Я не возражала, даже если бы она однажды стала причиной моей смерти.       — Будь осторожна, иначе это может и стать глупостью. Думаешь, жить и знать, что тебе все желают смерти — так просто? Как бы не так, — продолжила она и села за туалетный столик.       Я подошла к ней и стала медленно вынимать из её прически шпильки одну за другой, складывая на стол.       — Я часто поступаю так или иначе, совершенно не думая перед этим. А ещё чаще говорю что-либо, не подумав о словах, Ваше Высочество, — ответила я уклончиво, надеясь, что отвечу этой фразой на все её предупреждения.       Когда я посмотрела в зеркало, оказалось, что Ирацибета разглядывает не себя, а меня.       Я смутилась, но виду не подала.       — Зачем ты здесь? — спросила она. — Могла бы спокойно жить в родительском доме.       — Мне девятнадцать, — сказала я, не помня толком, говорила ли я ей об этом или нет. — Мне рано или поздно всё равно нужно было бы устраиваться на работу, Ваше Высочество.       Она поджала губы.       — Из какой ты семьи? Ты крестьянка?       Я сразу хотела ответить, что нет, но в этот раз захотелось подумать над ответом.       — Можно я подумаю немножко? — попросила я робко.       — Ты же не думаешь, — поддразнила она меня, ухмыляясь.       Я тоже улыбнулась, но вышло не очень ловко и искренне.       — Сейчас я хочу подумать, если Вы не против, конечно, — негромко сказала я, закончив со шпильками и вытащив подкладку-подушку. Теперь я взялась за расчёску.       Я очень осторожно и бережно старалась расчёсывать Ирацибете волосы, а не так, как своей младшей сестре дома, которой я была не прочь лишний раз вырвать пару клочков её блондинистых дурацких волос. Сейчас у меня даже руки подрагивали от волнения, хотя, может, я ещё просто немного устала.       — Ты не знаешь, крестьянка ты или нет? — подколола меня Ирацибета.       Наверное, я покраснела, потому что почувствовала, как у меня потеплело лицо.       Я затруднялась ответить конкретно на этот вопрос, потому что не знала, если у моего отца свой бизнес, и жила я до Подземья в Надземье в огромном двухэтажном доме с огромным участком, каталась с мамой на её личном кроссовере, нефиговенько так одевалась и каждый год каталась минимум по два раза по олл-инклюзивам — могу ли я считаться аристократкой тут? Не знаю, кто я, но точно не крестьянка, раз уж люди работают на моего папу, а не мой папа на кого-то.       — Я точно не крестьянка, — с уверенностью сказала я.       — Хорошо, — согласилась Ирацибета. — Тогда кто ты?       — Я аристократка, — уже менее уверенно произнесла я.       — Нет, не аристократка. Иначе бы я тебя знала, — отрезала она. — Ты мне врёшь или действительно понятия не имеешь, кто ты?       — Я действительно понятия не имею, — вздохнула я.       — Как интересно. Все знают, а ты не знаешь, — с недоверием буркнула Ирацибета. — Хорошо, — снова сказала она. — Кто твой отец, кем работает он? Хоть это ты, я надеюсь, знаешь?       — Мой папа создаёт товары с помощью своих рабочих, у него есть свой небольшой завод, потом он эти товары продаёт, — попробовала объяснить я.       — Он владелец ремесленной мастерской?       — Почти, только он сам не работает. У него люди другие работают, а он занимается обеспечением сырья и продажей.       Мне кажется, что мне не кажется, что изъяснялась я сейчас крайне глупо, а тем, что я научилась читать раньше, чем говорить, начала писать книги в тринадцать лет и прилежно училась в колледже на издательском деле — даже не пахло. Сейчас я выглядела чисто неграмотной колхозницей, раз уж и двух слов связать не могу.       — Я примерно поняла. А мать твоя кем работает? — не отступала Ирацибета.       — Никем, она дома готовит и убирает, — просто ответила я.       — Поэтому они тебя и отправили сюда… — заключила она.       — Нет, не отправили, я сама пришла.       — Они знают? — Ирацибета вопросительно приподняла одну бровь.       — Нет.       — Тебе не кажется, что нужно было их оповестить?       — Ну, я им с пяти лет говорила, что рано или поздно уйду к Вам, они не особо верили, но и не спорили.       — Ты вся странная. Начиная от твоего внешнего вида и характера, заканчивая историей, — прокомментировала она.       — Извините, можно спросить?       — Спрашивай.       — А что с моим внешним видом? — слегка боязливо спросила я.       «Всё же хорошо» — подумала я.       — Ты как сегодня пришла ко двору? В каком-то сорочке. И твои волосы. Кто тебя так стрижёт?       Она будто отчитывала меня, хоть я и понимала, что это не так.       Я действительно странно смотрелась в сеттинге девятнадцатого века, но в этом была моя изюминка. Для двадцать первого я была слишком старомодна, а для девятнадцатого слишком… в новинку.       Не знаю, как тут, но в Надземье мне точно было не место. А здесь я приживусь. Как своя буду… когда-нибудь.       — Я сама, мне так нравится. И это удобно. Но, честно, Ваши волосы мне нравятся больше. Они такие… красивые, — почти шёпотом сказала я и отложила расчёску.       — Конечно, — без улыбки согласилась она.       — Я всегда мечтала о таких. Я потому и крашусь в… — вырвалось у меня неосознанно.       — Красишься в…? — уточнила Ирацибета и блеснула глазами, моргнув.       — Я крашу волосы. Когда я только покрашу, они цвета бургунди, а потом, когда цвет смоется, я становлюсь тёмно-рыжей, — закончила я, вздыхая.       — А на самом деле, я полагаю, ты не рыжая, — как-то печально сказала Ирацибета.       Эх, ей так, наверное, хотелось, чтобы я была похожей на неё, а я всё испортила. Когда же я уже поумнею?       — Нет, — вздохнула я. — Я коричневая. Как шоколад, только на пару тонов светлее.       Я не знала, есть ли у них в Подземье молочный шоколад, и потому пришлось так коряво объяснить.       Слово «русая» я терпеть не могла, ну просто до невозможности. Даже слово «бухгалтер» я не настолько ненавидела, как «русая».       Поэтому, знайте же, я не русая, я молочно-шоколадная.       Одна свеча перед Ирацибетой потухла. Мы оказались в некоторой тьме.       Я отошла от Ирацибеты и заменила свечу.       — Мутная ты, Марианна. Я не понимаю тебя, — на выдохе сказала она, наблюдая за моими действиями. — Может, скоро пойму.       — Я надеюсь, Ваше Высочество.       Я правда надеялась.       Ах, что бы сказала Ирацибета, узнав, что я не из Подземья!.. Ладно, пока не буду её шокировать.       — Скоро будет бал в честь дня рождения Белой Герцогини, — резко переменила тему Ирацибета, я даже не поняла сначала. — Ты придёшь.       — Это вопрос? — продолжала не понимать я, насторожившись.       — Это не вопрос, — отчеканила она. — Ты будешь на балу в качестве моей сопровождающей.       Мне хотелось начать орать, визжать и прыгать, но я сдержалась от всего этого безобразия только потому, что со всей силы вцепилась в спинку стула, на котором сидела Ирацибета.       Она неожиданно положила свои руки поверх моих.       Я замерла, не дыша.       — Что, настолько не хочешь идти? — поинтересовалась она и обернулась ко мне.       Я, ужасно стесняясь, попробовала убрать свои руки из-под её ладоней, но она была против этого, по-моему, раз уж прижала мои руки к спинке стула.       — Слишком хочу, — пробормотала я, отвернув голову и зажмурясь.       — Замечательно, — одобрила Ирацибета, но руки не убрала.       — А когда бал?       — Через два дня.       — А платье мне? — подсказала я. — Мне, наверное, нужен какой-то особый наряд в таком случае? Или нет? Извините, я просто не знаю, как оно должно быть.       Ирацибета улыбнулась.       — Завтра тебя вызовут на замеры. Конечно, платье будет не как у меня, не такое красивое, это понятно, но я позабочусь о том, чтобы ты не выглядела оборванкой. Люди, представляющие меня, должны выглядеть хорошо, обязаны дополнять мой образ, а не портить мне имидж, — заявила она. — Ты это понимаешь?       — Конечно! — воскликнула я громче, чем нужно было.       — Да ты что! — притворно восхитилась Ирацибета. — Судя по тому, как ты пришла сегодня, не скажешь, — не без сарказма ответила она.       — Так получилось, — замялась я. — В этом нет моей вины. А так я очень люблю наряжаться. Меня даже дома все обвиняли в излишней торжественности, честно! Я вечно выйду в магазин, и как на парад. Мама мне ещё говорила, что я выгляжу так, будто собралась на карнавал, — слегка пожаловалась я. — А я обожаю длинные красивые платья с кринолинами, воланами, рюшами! Я так всё это люблю, Вы себе представить не можете! Я всегда мечтала побывать на балу!       Сейчас я почувствовала себя какой-то дурацкой Золушкой, и это чувство мне не понравилось.       — Ну-ну. Посмотрим. Уже знаешь, какое платье себе хочешь?       — Точно не знаю, — призналась я. — Не знаю же, из чего выбирать, Ваше Высочество.       — Там цвет можно будет выбрать, — вкрадчиво сказала она.       Мне кажется, я уже знала, к чему она меня подводила.       — Какого цвета хочешь себе платье? — спросила Ирацибета наконец.       Я знала, что она спросит это, я знала!       А ещё я так же уже давно всё знала насчёт платья, давно всё представила, так испредставлялась за эти годы, что едва ли не тонула во всех своих многочисленных грёзах.       — Только не белое. Если белое, можешь сразу идти жить к Миране, — предупредила она.       Я медленно покачала головой, одновременно широко улыбаясь.       — Что, это то, что я думаю? — сдерживая улыбку, спросила она.       — Если позволите, конечно.