interstitial

После того, как пламя чрезмерно насыщенных событий чуть поутих, Цзян Чэн обнаружил Цзинь Лина в саду – одном из тех, что окружали подножье Башни Золотого Карпа; Цзинь Лин с посеревшим лицом скорчился на уступе рядом с прудом. Лезвие его меча, брошенного в траву, к его ногам, всё ещё влажно переливалось алым в свете луны. Цзян Чэн уходил под нескончаемые крики людей о возвращении Старейшины Илина. Цзян Чэн не извинялся и не объяснял причину – лишь зло смотрел на всех, кто пытался стоять на его пути, и двигался вперёд. Выражение его лица, должно быть, было особенно впечатляющим, свирепым; столкнувшиеся с ним не смели даже прямо смотреть на него. Сейчас Цзян Чэн собрал каждый росточек своей злобы в одном месте, чтобы, затолкав поглубже внутрь, подумать обо всём позже. Его шаги не были бесшумными: гравий на бесконечных дорожках громко хрустел под его ногами, – однако Цзинь Лин не поднял глаз, более того он не сделал этого даже тогда, когда Цзян Чэн положил руку на его плечо. – А-Лин, – позвал он, сжимая пальцы. Цзинь Лин не спешил распрямлять непривычно сгорбленные плечи под его ладонью. Горло Цзян Чэна горело болью, разочарованием, и ему пришлось резко, почти ожесточённо сглотнуть, чтобы не отталкивать племянника проклятиями, предназначавшимися Вэй Усяню. «Почему я всегда оказываюсь тем, кто разбирается с беспорядком, что ты оставляешь за собой?» – яростно билось где-то у его виска вместе с учащённым пульсом. Цзян Яньли точно знала бы, что делать в такой ситуации, что сказать Цзинь Лину, чтобы тот вновь поднял взгляд. Однако Цзян Чэн не был своей сестрой. Потому он сделал то, что делал всегда, когда что-то шло наперекосяк: действовал так, чтобы скорей расправиться с образовавшейся проблемой. – Очисти свой меч от крови, – его голос звучал строго, однако злобы в нём вовсе не было. Когда Цзинь Лин вновь ослушался, Цзян Чэн нагнулся, поднял Суйхуа и прижал рукоять к его неподвижной руке. – Это меч твоего отца, – его тон окрасился более резким оттенком, когда Цзинь Лин вновь не отреагировал. – Прояви уважение к нему. И это, наконец, сработало. Цзинь Лин взглянул на Суйхуа и вздрогнул, чтобы тут же полезть внутрь своего ханьфу за тряпкой и протереть его. Потом он уставился на красные пятна на белой ткани и расплакался. По крайней мере как справиться с этим, Цзян Чэн знал. Он забрал меч у Цзинь Лина, отложил его в сторону. Затем он потянул своего племянника к себе и обнял его. Цзинь Лин вздрагивал от всхлипываний. Цзян Чэн прижался щекой к макушке племянника, дышал мягким знакомым запахом. Этот запах напоминал ему о длинных ночах из Цзиньлинового детства, которые он часто проводил гуляя по тропинкам, что плотно опутывали Пристань Лотоса, пока его племянник выматывал себяоглушительным плачем, чтобы вскоре уснуть. Цзинь Лин всегда был плаксой и любил покричать. Рыдания Цзинь Лина угасли не сразу. Цзян Чэн крепко держал его до самого конца – пока плач не стал икотой, потом всхлипываниями, а затем и вовсе стих. Наконец, Цзинь Лин остранился. – Извини, – сказал он, с остервенением вытирая свои щёки рукавами, чтобы спустя мгновение бросить быстрый смущённый взгляд на влажное пятно на груди Цзян Чэна. – Ивини меня. – Не за что извиняться, – уверенно проговорил Цзян Чэн. Он потянулся и аккуратно убрал пряди волос, что прилипли к мокрым щекам Цзинь Лина, а затем разгладил лацканы его одежд. – Это нормальная реакция. Цзинь Лин взглянул на него. – Что? – Плач или рвота. После сражения. – Это не было сражением, – губы Цзинь Лина задрожали. – Я просто ударил его. Без предупреждения. – Что ж, надеюсь, так оно и было. Цзинь Лин непонимающе нахмурил брови. – А? – Если предупреждать людей, что собираешься ударить их, то сделать это становится намного сложней. Цзинь Лин нахохлился как обиженная птица. – Цзюцзю. Тень улыбки мелькнула в уголках губ Цзян Чэна. Он легонько стукнул Цзинь Лина под подбородком костяшками пальцев. – Вот так лучше. Цзинь Лин вновь медленно опустился на землю, его образные перья вновь легли в привычное состояние. Цзян Чэну почти подумалось, что они обойдутся шуткой, а до разговора о том, что случилось, так и не дойдут, однако Цзинь Лин внимательно посмотрел на него и сказал: – Это… это и правда был Вэй Ин. Да? Цзян Чэн замер, ощутив, как все сдерживаемые так долго эмоции прорывались наружу, как желчь или кровь, сочившаяся из успевшей чуть подсохнуть раны. Вэй Усянь. Он плотно закрыл глаза, зажмурился. Тринадцать лет он ждал, что Вэй Усянь вернётся, одако это всё равно оказалось для него ударом. Несколько недель он практически не спал с тех самых пор, когда понял это. Он до сих пор не знал, что делать. Он так устал. Когда он вновь открыл глаза, то Цзинь Лин всё ещё терпеливо ожидал его ответа. Потому он сказал: – Да. Лицо Цзинь Лина исказилось от вспышки глубокой боли. – Я не могу поверить. Он нравился мне. – Слова будто рвались из него сами собой. – Мне казалось, что он… что он хороший; он был странным, но при этом был забавным, и он учил нас тому, чему не учил никто другой… и я знал, видел, что он какой-то другой, когда он ушёл из Ланьлина, но я не думал, что так было потому, что это был Вэй Усянь… он убил моих родителей! – он крепко зажмурил глаза, и слёзы вновь потекли по его щекам. – Ты думаешь, он просто притворялся всё это время? Может, он пытался… Я не знаю, это было чем-то вроде… гениального плана?.. Рваный смех вырвался из груди Цзян Чэна, обрывая Цзинь Лина на полуслове. – Вэй Усянь не строит гениальных планов, – его губы вдруг горько скривились. – Это всегда было его проблемой… он уверенно и не скрываясь идёт в самую гущу событий, совершенно не задумываясь о последствиях. Цзинь Лин насупился. – Тогда зачем?... – Почему ты думаешь, что я могу разгадать причины поступков Вэй Усяня? – огрызнулся Цзян Чэн. Ответом Цзинь Лина была печальная тишина. Цзян Чэн вздохнул, с трудом усмиряя свой гнев. Было бесполезно срываться на Цзинь Лине, которому уже было больно. С неохотой он сказал: – Не думаю, что он… собирался сделать тебе что-то плохое. – Ранее тем днём он зажал Цзинь Лина в углу и тщательно допросил его об их приключениях с «Мо Сюаньюем». Цзинь Лин предусмотрительно… справедливо опасался, что Цзян Чэн расстроится из-за того, как он продолжал бросаться с головой в неприятности, как будто хочет скорей умереть, мелкий глупый засранец… однако из того, что ему удалось вытащить из Цзинь Лина, он понял, что у Вэй Усяня было много возможностей навредить ему, если это было в его планах. И он не сделал этого. Более того, вместо этого он спас ему жизнь. Затем он добавил, сам того не желая: – Он заботился о твоей матери. – Даже сейчас, после всего, что случилось, он не смел ставить это под сомнение. Вэй Усянь мог наплевать на что-то связанное с Юньмэн Цзян и на самого Цзян Чэна, но Цзян Яньли… и соответственно её сын… – Но её смерть ведь его вина, – голос Цзинь Лина дрожал. – Она оттолкнула его, закрыла собой от меча. В Безночном городе. И меч пронзил её грудь, – было трудно подбирать слова. И он понятия не имел, зачем выгораживал Вэй Усяня. Это совершенно точно была его вина. Если бы только он не вмешался, не сунулся туда, где совершенно точно была ловушка!.. Цзинь Лин издал тихий, полный боли звук, его глаза расширились. – Я не знал. Ты никогда не рассказывал мне об этом. Нет, Цзян Чэн не хотел обременять его. Было гораздо проще найти виновного. Цзинь Лин тем временем продолжил: – Но он ведь предал орден Цзян. Он убил моего отца… её мужа! Зачем ей нужно было делать это? Пой той же причине Цзян Чэн с пламенем Пристани Лотоса, обратившейся в пепел, на месте души оказался перед группой псов Вэнь полжизни назад. Цзян Чэн глубоко вдохнул, чувствуя, как к гневу примешивается уже привычная усталость. – Потому что в конце концов она всё ещё заботилась о нём. Взгляд Цзинь Лина вмиг сделался каким-то оскорблено-испуганным, и Цзян Чэн не найти причину такой его реакции. – Она… и он… они были?.. Он поэтому убил моего отца? – через мгновение, поражённо заикаясь, выдал Цзинь Лин. И у Цзян Чэна перед глазами вспыхнула грязная история, что за доли секунды разыгралась в голове его племянника, – запретный, обречённый роман, который не нашёл бы одобрения даже среди миллиардов звёзд. – Нет, – сухо припечатал он. – Всё было не так. Мы выросли вместе… Она называла его диди. – О. – теперь Цзян Чэн наблюдал за тем, как сознание Цзинь Лина осторожно ощупывает новые подробности, вовсе не сочетающиеся с тем, что он слышал о Старейшине Илина до этого. Посомневавшись ещё немного, Цзинь Лин сказал: – Говорят, вы тоже были с ним близки. – Люди много чего говорят, – кисло ответил Цзян Чэн. В его памяти вдруг эхом пронёсся подбадривающий голос Вэй Усяня: «Мы будем двумя Гордостями Юньмэна». Цзян Чэн тут же почувствовал вспышку фантомного тепла от прикосновения руки на своём плече. Он поёжился. Нужно было сглотнуть вновь некстати образовавшийся ком в горле. – Когда мы были детьми. Да. Но это было очень давно. Глаза Цзинь Лина сузились, и Цзян Чэн видел, как он насупился, пока его разум сосредоточился на чём-то, что до сих пор оставалось для него непонятным. Цзинь Лин был умным ребёнком. Через пару мгновений складочка между его вмиг взметнувшихся бровей разгладилась, и он выпалил: – Тогда в Цинхэ… Ты знал, что это был он. Когда ты схватил его, и потащил на тот постоялый двор, и не пускал никого туда… Ты узнал его, верно? Цзян Чэн резко вскинул голову. Слишком, чертовски умён. – Говори тише, А-Лин. Цзинь Лин воспринял это как подтверждение своим словам. – Почему ты ничего не сказал? – воскликнул он – чуть тише, однако всё ещё достаточно громко для того, чтобы можно было услышать, если за ними следили. На плечи Цзян Чэна и на его голову давило ощущение скрытой слежки, взглядов сторонних наблюдателей. – И сегодня… ты ничего не сделал, когда шушу сказал, что это Вэй Усянь. Ты достал меч, но ты не… – Достаточно, А-Лин, – прервал его Цзян Чэн в откровенно приказном тоне – подлинный гнев и глубокий ужас придали его голосу жестокости. – Подумай, где мы находимся прямо сейчас и какими будут последствия того, что ты говоришь, прежде чем закончить свою мысль. Рот Цзинь Лина тут же закрылся, и он невольно осмотрелся. На первый взгляд, они были одни, и, скорей всего, обитатели и гости Башни Золотого Карпа всё ещё были заняты обсуждениями той безобразной сцены, что разыгралась ранее не без его участия, и, вероятно, никому не было дела до их разговоров, однако они находились в самом сердце ордена Ланьлин Цзинь: им сколько угодно могло казаться, что вокруг никого не было, однако всегда нужно было быть готовым к тому, что кто-то всё же подслушивает. И если среди заклинателей разнесётся молва, что глава ордена Цзян знал, что Старейшина Илина вернулся, и ничего не сделал с этим… … что ж, не только Цзинь Лин знал, насколько Цзян Чэн и Вэй Усянь были когда-то близки. А вокруг всегда были волки, что огрызались у дверей, в поисках чужих слабостей. Цзян Чэн знал, что Цзинь Лин не понимал всех нюансов происходящего. И это отчасти было виной Цзян Чэна: однажды он не объяснил понятней. Однако Цзинь Лин как минимум был достаточно знаком с политикой, чтобы осознавать, почему думать в таком ключе и говорить об этом было плохой идеей. Тем не менее он всё ещё смотрел на Цзян Чэна так, будто тот предал его. Этот взгляд разбил стену пылающей ярости Цзян Чэна порывом обжигающе холодного ветра. Цзян Чэн сделал несколько глубоких вздохов, чтобы чуть успокоить разбушевавшийся ритм сердца, а затем очень тихо заговорил: – Это сложно, А-Лин. Я не знаю, почему он вернулся и что собирался делать. Я всё ещё не знаю. Я не хотел принимать опрометчивых решений. – Хотя слова Цзинь Гуанъяо кое-что таки прояснили: было понятно, как Вэй Усянь воскрес и почему Цзыдянь не отделил его душу от чужого тела. Если он не захватывал тело Мо Сюаньюя, если ему, скорей, отдали его, то это означало… что? – Месть? – спросил Цзинь Лин. – Кому? Цзинь Лин моргнул. – Может, Мо Сюаньюй хотел отомстить шушу? – Если Вэй Усянь хотел отомстить твоему дяде, то зачем ждал так долго, чтобы прийти сюда? И что это за запутанная история с телом Чифэн-Цзюня? – Цзян Чэн тряхнул головой. – Как я уже говорил, Вэй Усянь не строит планы. Если он хочет убить кого-то, он просто убивает. – Цзинь Лин запутанно затих. Цзян Чэн продолжил: – Я ведь планировал притащить его в Пристань Лотоса. Чтобы понять, что конкретно происходит, без вмешательства посторонних и их глубоко обеспокоенных мамок. Но кое-кто отпустил его, – он злобно зыркнул сверху вниз; Цзинь Лин снова моргнул и попытался выглядеть настолько невинно, насколько это было возможным, однако по его щекам предательски разлился румянец. – Не думай, что я поверил россказням о том, как он чудесным образом выбрался из пут Цзыдяня, пока никто не видел! Он не смог бы проделать такой трюк, как минимум потому, что, помимо меня, только ты можешь контролировать кнут. – Я не знал, что это был он! И он спас мне жизнь! – запротестовал Цзинь Лин. – И… Все знают, что ты делаешь с теми, кто избрал путь тьмы, кто, по твоему мнению, мог бы оказаться им. Я думал… Ты думал, что спасаешь его от меня. Губы Цзян Чэна скривились, а голос вновь стал жёстким. – Нет. Ты не думал. Что, если бы он оказался по-настоящему опасным? Я не делаю ничего просто так, А-Лин. Или ты думаешь, что мне нравится делать больно людям? – Я… нет. Я так не думаю, – голос Цзинь Лина сделался совсем подавленным. – Извини, цзюцзю. С вновь сгорбленными плечами Цзинь Лин каким-то образом выглядел ещё более несчастным, чем когда Цзян Чэн только нашёл его. Хорошая работа, идиот. Ругаешь своего четырнадцатилетнего племянника. Что сказала бы твоя сестра? – Ты взрослый, А-Чэн, – сказала бы она. – Будь добрым к нему. Цзян Чэн бережно потянулся и схватил Цзинь Лина за плечо, чтобы осторожно встряхнуть. Цзинь Лин потянулся за прикосновением без сомнений и колебаний, и Цзян Чэн понял, по крайней мере, что всё ещё не сделал чего-то непоправимого. – Я знаю, что не всегда говорю тебе всё, – проговорил Цзян Чэн настолько мягко, насколько мог. – Но хотя бы доверяй мне, когда я говорю, что хочу только самого лучшего для тебя. Хорошо? Цзинь Лин кивнул. – Я знаю, цзюцзю. – Хорошо. Они оба молчали какое-то время. Цзян Чэн оставил ладонь на плече Цзинь Лина – кажется, тому это было жизненно необходимо. Спустя минуту Цзинь Лин вздохнул, и в этом его вздохе вновь пронеслось эхо недавних слёз. – Думаешь… Думаешь, я убил его? – спросил он он тихо. О. В сознании Цзян Чэна вспыхнули отпечаток шока на лице Вэй Усяня, когда острие меча вошло в его живот, и бледность его лица; Цзян Чэн вспомнил, как Вэй Усянь, пошатываясь, сделал несколько шагов, как через мгновение закатились его глаза. Вэй Усянь совсем не ожидал удара. Лань Ванцзи бросился к нему, чтобы поймать, когда кровь начала пропитывать его одежду. Вэй Усянь в новом теле был ощутимо слабее, чем раньше; в прошлой жизни Цзян Чэн ударил его примерно в то же место во время их дуэли, и тогда он лишь пожал плечами. Но всё же. – Я сомневаюсь в этом. – Правда? – Цзинь Лин поднял глаза. То, что отпечаталось на его лице, в его взгляде… было не совсем надеждой или облегчением. Но нельзя было сказать, что этих чувств в его выражении не было вовсе. Цзян Чэн спросил: – Ты хотел его убить? – Я… – Цзинь Лин зажмурился. – Это он виноват, что мои родители умерли, – жалобно повторил он, задумчиво сведя брови к переносице. Цзинь Лин не задавал вопрос, на который можно было бы дать однозначный ответ. Он просто констатировал факт. Моя сестра, мои родители… Цзян Чэну было слишком знакомо это чувство. – Знаю, А-Лин. Я знаю. Спустя мгновение он снова притянул А-Лина в свои объятия. У него не было ответов, и такой жест был лучшим из того, что он мог предложить.