***
Конечно же, никто не может пропустить мимо ушей слова Гарри. На следующий день новость о том, что Мальчик-Который-Выжил стал геем из-за Пожирателя Смерти пестрит во всех заголовках газет и всевозможных дурацких шоу. Шесть лет назад он сказал, что осознал свою ориентацию на пятом курсе, но он никогда не говорил как, ограничиваясь лишь какими-то фразами вроде «я не чувствовал сексуального влечения к женщинам». Гарри был готов провалиться сквозь землю, потому что на Снейпа снова полилась грязь, кто-то говорил, что он защищал его после войны не потому, что профессор был героем, а из-за чувств. Кто-то писал, что у него просто психологическая травма из-за влюблённости в Чжоу, поэтому он стал геем и прочий бред. К нему снова начали летать толпы писем с просьбой пройти на интервью и шоу, и Поттер готов был даже возненавидеть Гермиону, которая и была той, кто принёс в магический мир маггловские приспособления вроде телевизоров, телефонов и микроволновок, потому что ей было без всего это некомфортно. Она сделала это своей работой и сейчас даже пыталась выбить финансирование на полёт в космос, но общество пока было против, клеймя её чуть ли не сумасшедшей. А она просто была слишком умной. Гарри вот после Хогвартса и окончания войны понял только то, что он совершенно бездарен и совершенно глуп. Чёрт с ней с магией, коей в нём оказалось буквально дохрена даже без бузинной палочки, пользоваться он ей всё равно мог едва-едва. Да, Кингсли, после того, как пришёл к власти, став Министром, предлагал ему пойти в мракоборцы без всяких экзаменов, и Рон пришёл в восторг от предложения, но вот Гарри понимал, что это дерьмовое предложение. Как он будет учиться, если не знает чего-то элементарного? Ему не нравилась идея просто просидеть штаны или работать в тридцать раз больше других, чтобы никого не подставлять. Он был не такого высокого мнения о своих способностях, чтобы вообразить, что он сможет пахать лошадью. К тому же, Гермиона посоветовала ему сходить к психологу, после того, как Снейп попросил его оставить себя в покое, и вдруг выяснилось, что у него буквально ноль психологического здоровья. Первое время, всё, о чём он говорил, сводилось к профессору. Он не мог о нём не думать. У него были истерики, где он рыдал, говоря о том, что единственный человек, который видит его настоящим из-за этого к нему равнодушен. До него вообще не сразу дошло, что дело не в том, что он плох такой какой есть. Через год всяких лекарств и терапий, ему стало лучше. Он начал понемногу выбираться из того вакуума дерьма, в который был заперт из-за своего детства и обстоятельств. Задумавшись о том, чего он хочет, хочет ли он действительно семейного тепла, как в новогодней рекламе, он вдруг отчётливо понял, что нет. А казалось, что это было целью его жизни, он так отчаянно хотел, чтобы хоть кто-то его любил, что да, был готов повиснуть на любом, кто бы «видел именно его». Сейчас он может подумать об этом с иронией, но тогда казалось таким открытием, что никакого внешнего и внутреннего образа нет, что есть только ты и всё. Конечно, если ты не относился к каким-то мультимедийным личностям, чья работа — сцена или политика. Гарри ни к тому, ни к другому не относился, хоть и был этакой знаменитостью, и тяги к этому не чувствовал. В тот год, кажется, он перестал всё-таки чувствовать вину за несоответствие чужим ожиданиям. Он сделал каминг-аут в конце концов, начав нейтральное взаимодействие с прессой. И когда встал вопрос о том, чему он хочет научиться, он решил, что возьмётся за иностранные языки. Станет просто переводчиком, чтобы как можно больше путешествовать. Сейчас он был всего на третьем курсе, потратив ещё год на подготовку к экзаменам, потратив просто какие-то космические деньги на репетиторов, так и не найдя в себе таланта учиться самостоятельно. Снейп даже иногда отвешивал ему комплименты в их редкие встречи, и видит бог, это всё ещё мотивировало Гарри больше всего на свете. Рон даже на всякий случай где-то раздобыл адрес профессора, сказав, что, если он впадёт в депрессию, он притащит того к нему за шкирку для поднятия серотонина в крови. Они посмеялись, конечно, но он знал, что Рон действительно это сделает, если что-то пойдет не так. За последние годы он ещё и подрос, став чуть ли не метра два ростом, подкачался в аврорате, стал виртуозно владеть палочкой, так что для него это едва бы стало проблемой. Так что Гарри очень не хотел доставлять хоть какие-то проблемы Снейпу. Если бы не он, чёрт знает, что вообще было бы с его жизнью. И он готов был оправдываться на коленях, когда Снейп придёт с обвинениями или хотя бы отправит кричалку о том, как ему надоел за всю жизнь Поттер, но ничего не было. Даже какой-то маленькой записки со словом «мерзавец» или письма с восклицательными знаками. Как будто никто и не мусолил имя бывшего профессора везде, где только возможно, а медиа не жаловались постоянно на то, что Снейп отказывается от каких-либо комментариев.***
Спустя неделю, слухи всë ещë не утихли, и если честно, Гарри лез на стенку от того, что Снейп даже не пытался с ним связаться. Какого-то чёрта он всë равно ждал этого. Сначала с ужасом, потом, подготовив речь, уже с нетерпением, а сейчас уже с какой-то непонятной злостью и досадой. Утром Гарри поднялся с мыслью, что ему плевать. Если бы Снейпа беспокоила эта шумиха, он бы ему написал или связался иным способом. К своему неудовольствию, Гарри вдруг осознал, что чертовски расстроен этой тишиной, что в действительности он жаждал внимания бывшего профессора (они не виделись уже полгода!). Это заставило его словно бы прийти в себя и как-то успокоиться. Осознать, что в действительности всё в порядке, и вся эта паника была скорее навязана ему извне, СМИ и обществом, чем действительно им испытывалась. С этими выводами он заставил себя выйти из дома и прогуляться, чтобы расслабиться. Однако, когда вечером он зашëл в Фортескью и увидел у окна Снейпа, ковыряющего большой ложкой мороженое какого-то жёлтого цвета, он замер как идиот посреди прохода, просто пялясь на эту нелепую, в его понимании, картину. Он не знал, стоит ли ему подойти поздороваться, как он сделал бы это раньше, перекинувшись парочкой ничего не значащих фраз, или стоит сделать вид, что он не заметил бывшего профессора или… или что? Так что он стоял как идиот и пялился, думая о том, что Снейп всë ещë красивый. Ни капли не изменился ещë с его школьных лет, а ведь на первом курсе он считал его ужасно взрослым и страшным, чуть ли не главным злодеем всей его жизни. Может поэтому он так глупо и влюбился в свои пятнадцать. Он всё ещё испытывал смешанные чувства, когда видел его, хоть влюблённость и закончилась. — Мистер Поттер, я вас очень понимаю, но присядьте, хорошо? Пожалуйста, — вдруг слышит он сбоку и вздрагивает, оборачиваясь и видя мистера Фортескью, весело смотрящего на него. — Нет, я просто… — он мучительно краснеет, на что владелец лишь улыбается с мальчишеским озорством, хлопая его по плечу свободной от подноса рукой. — Я всë понимаю, мистер Поттер, когда-то я тоже влюблялся впервые. Но вы не должны чувствовать себя неловко или стыдиться того, что когда-то любили кого-то. Чья-то искренняя любовь — вообще лучший комплимент, который может предложить человек на мой взгляд. Так что идите и присядьте к нему. Всë будет хорошо. — Это не будет странно? — Ни в коем случае. Тем более для такого человека, как Северус. Думаю, он в большей степени польщён вашими чувствами, чем зол на вас за шумиху. — Бывшими чувствами, — поправляет Гарри. — И почему его вы зовёте по имени, а ко мне до сих пор обращаетесь по фамилии? — Привычка, — смеётся владелец. — А теперь вперëд, прекратите оттягивать неизбежное, к тому же из-за вас у меня тает чужое мороженое. Он протискивается мимо, подмигивая напоследок. — Я принесу вам ваше малиновое мороженое за счëт заведения, если ваша беседа будет неудачной. Сказать, что совсем не стоит, ведь Гарри получает пожизненные выплаты от министерства как какой-нибудь генерал на пенсии, да и есть что-то бесплатно выглядит как-то не очень уважительно к их дружбе, он не успевает, и забывает об этом в тот же миг, потому что встречается со Снейпом взглядом. Бывший профессор кивает ему, и Гарри тут же как завороженный делает пару шагов в его сторону, врезаясь в пустой стул, едва не переворачиваясь через голову и приземляясь на четвереньки — Извините, я… — стол оказывается пустым, извиняться за беспокойство не перед кем, но он всë равно весь заливается краской, понимая, что привлёк всеобщее внимание. — Вы как всегда, мистер Поттер, — слышит Гарри легко узнаваемый голос, а потом видит узкую белую ладонь перед своим носом, тут же хватаясь за неë. Северус Снейп спешит на помощь Гарри Поттеру, расступись мир, пока никто не пострадал. Эта мысль вызывает у него нервный смешок. — И вам здравствуйте, профессор, — поднимаясь, произносит Гарри. — Спешу вам напомнить, что я уже не профессор. — Мне всë равно странно называть вас «мистер», так что уж потерпите как-нибудь. — Я говорил вам, что вы можете ограничиться и именем, у нас достаточно высокие отношения для этого, — когда он говорит это, его бровь чуть выгибается, и Гарри готов проклясть Снейпа за то, как ярко его мимика транслирует окружающим его отношение. Он снова чувствовал себя неловко. — Привычка, — произносит Гарри то же, что говорил ему минуту назад Фортескью. — Давайте уже присядем и не будем загораживать проход для официантов и посетителей, а то те вызовут журналистов, чтобы нас прогнать. — Не думаю, эти люди всë ещë боятся проклятий от человека, бывшего пожирателем, но идёмте, иначе мой щербет успеет растаять. Когда они садятся, Гарри чувствует себя лучше, хоть ему всё ещё и хочется стать невидимкой для всех. Фортескью приносит ему мороженое и даже отвешивает пару шуток, стараясь разбить тишину между ними или хотя бы заставить Гарри поднять взгляд на Снейпа, но ничего не выходит. — Флореан, оставь мистера Поттера в покое, мы поговорим, не стоит беспокоиться, — внезапно прерывает его бывший профессор, и тот покорно уходит. — Значит, всë-таки будете со мной разговаривать? — опуская ложечку в мороженое, спрашивает Гарри. — Конечно, вы ведь просто были когда-то влюблены в меня, а не взорвали Тауэр и не истребили королевскую семью. — Буду иметь в виду, если захочу стать внезапно вашим врагом. — Даже в этом случае я буду не тем, кто будет вас осуждать, — почему-то хмыкает Снейп. — Что? — удивляется Гарри, и это, наконец, заставляет его поднять на него взгляд. — Кажется, на мгновение я почувствовал себя Волдемортом, его вы любили так же. — Совсем нет, ему я был так же предан, пока он не вздумал убивать младенцев. Они оба смеются этому.Боже, Гарри обожает это. Так тонко и двусмысленно может пошутить с ним только Снейп. Остальные пытались заботиться о его чувствах и чувствах всех остальных, не желая понимать, что Гарри это было совсем не нужно. Как и Снейпу. Всë это дерьмо было в прошлом, и они оба хотели, чтобы это перестало иметь хоть какое-то значение, совсем обесценилось, превратившись в простые воспоминания, которые можно рассказать со смехом. Некоторое время они молчат, медленно поедая мороженое, и что странно, эти паузы часто возникают в их беседах, но никто не чувствует себя неловко или беспокойно. — Вас очень сильно беспокоили журналисты? — спрашивает Гарри, спустя шесть ложек мороженого. — Да, — коротко соглашается Снейп. — Я совсем не знал, что им сказать, потому что был обескуражен их глупостью. Кто бы мог подумать, что меня обвинят в том, что вы нечаянно вдруг потеряли в школе гетеросексуальность. — Ну, в Хогвартсе не преподают биологию, — со смешком жмёт плечами Гарри. — Я тоже только от Гермионы узнал, что оказывается половое влечение зависит от генов или чего-то подобного. — Мисс Грейнджер остаётся всё такой же потрясающей. — Скажите ей об этом как-нибудь в глаза, — улыбается Гарри. — Она всë ещë уверена, что вы считаете еë просто зазнайкой. — Я никогда не считал еë таковой, — улыбается в ответ Снейп, чуть качнув головой. — Скорее просто потрясающей выскочкой. — Звучит… одинаково? — О, поверьте мне, разница огромна, — усмехается Снейп. — В вашем случае даже не сомневаюсь. Но вы ей об этом всë-таки скажите. — Ладно, — Снейп идëт на уступку спустя тридцатисекундные играния в гляделки с бывшим студентом, понимая, что тот и впрямь хочет порадовать подругу детства. Как-то совсем по-дурацки на самом деле, всë ещë остался школьником, хоть и вытянулся ростом. Из-за этих мыслей на языке появляется неприятный, можно сказать, что и трупный, привкус, а где-то глубоко в груди — маленький огонёк старой нежности. Он падший человек, с этим уже ничего нельзя было сделать. — За счёт заведения! — они оба вздрагивают, едва не подпрыгивая, когда на стол с грохотом опускается бутылка вина, и Фортескью хохочет, видя это. — Какие пугливые, я что, разогнал романтику? Мне отчего-то показалось, что вы ругаетесь снова, и я решил немного вам помочь. — Флореан, ради бога, ты мороженщик в конце концов, какого чёрта ты тащишь нам вино? — раздражается Снейп, в то же время как-то устало потирая пальцами глаза. — Такие разговоры обычно бывают нелегкими, — категорически настаивает старый джентльмен. — Вам совсем не стоит беспокоиться, мы с ним никогда не ругаемся, — почти бурчит Гарри, внезапно расстроившись его вмешательством. — Все всегда так думают, смотря со стороны, но мы и впрямь ни разу не ругались с моего восемнадцатилетия. — Никогда не ругаетесь? — он явно удивлён, а затем в его глазах вдруг мелькает какое-то осознание. — Мерлиновы кальсоны, да знал бы я… Я больше не буду вам мешать, обязательно выпейте бутыль до дна, вино поистине хорошее. Он ставит им бокалы, а затем словно ускользает прочь. — Вы заметили, что он иногда бывает странным? — недоумённо поднимает брови Гарри. — Он просто слишком старый, — отмахивается Снейп. — Я вообще не уверен, что он стареет, он был здесь ещë с тех пор, как ребëнком был я. — Кто бы говорил, — почти возмущается Гарри. — Ваше лицо тоже ни на йоту не изменилось с моих школьных лет. — Во-первых, я волшебник, вы тоже перешагнув определённую степень владения магией научитесь выглядеть лучше, а во-вторых, мне всего сорок четыре, мистер Поттер. Обычно для волшебников это расцвет юности. — Юности? — Средняя жизнь мага около трёхсот, плюс-минус, если вы не знали, а мисс Грейнджер не пришлось к слову вам рассказать. — Не пришлось, — качает головой Гарри. И от этого знания мир вдруг как-то резко меняет обороты. Боже, да у него куча времени, твою мать. До этого ему постоянно казалось, что он везде опаздывает, слишком медленно принимает решения и совсем не успевает жить. — Вас удивительно просто впечатлить, — хмыкает Снейп, вставая и открывая бутылку с вином. Гарри кажется, что тёмное стекло смотрится гармонично в руках бывшего профессора, потому что у того бледная, чувствительная к солнцу кожа (какого чёрта его мозг это связывает — неважно). Он откуда-то знал, что она никогда не темнеет, только краснеет и облезает. Наверное Снейп как-то рассказал ему к слову. — Не пейте сразу, дайте ему немного подышать, — слышится совет. — Да, хорошо, — соглашается Гарри. — Откуда я знаю, что вы терпеть не можете загорать? Это кажется чем-то личным, а я никогда даже не подозревал, что знаю о вас что-то личное. — Вы знаете больше, чем просто знакомый, не прибедняйтесь. — Не друзья, не знакомые, оу, — проникается догадкой Гарри. У Снейпа тоже нет названия их отношениям. — Так вот почему вы просто говорите высокие. — Да. Мы знаем друг друга недостаточно, но хорошо. Видимся и нуждаемся в друг друге, но при этом не можем быть врагами, равнодушными или хотя бы игнорировать друг друга. — Нас вполне можно назвать родственниками, — смеётся Гарри и в ту же секунду дёргает плечом из-за пробежавших по спине неприятных мурашек. Мысль об их гипотетическом родстве вызывает непонятное неприятное чувство. — Звучит неприятно, — словно соглашается с его мыслями Снейп. — Для меня на самом деле тоже, но я даже не могу объяснить причину, вы ведь хороший человек на самом деле. Гарри боится, что Снейп поймëт это превратно, хоть и знает, что такого не может случиться, поэтому нервничает и не выдерживает минимальные пятнадцать минут и делает из бокала глоток. Снейп задумчиво смотрит на его горло, а потом взбалтывает свой бокал и тоже пьёт. — Вас и мисс Грейнджер единственных забавляет мой характер, — хмыкает он, отставляя бокал. — Думаю, мы не хотим быть друг другу родственниками из-за того, что ни у одного из нас нет желания опекать другого, а в родственных связях это нечто необходимое. — Даже представить себе это не могу, — признаётся Гарри. — В отношении вас это звучит как унижение. — Не многие хотят это понять, — жмёт плечами Снейп. — Поэтому, у меня не так много людей, которых я могу уважать. Опека, жалость, контроль, я не могу терпеть ничего из этого и не могу заставить себя стерпеть, пойдя на компромисс, в отличие от вас. — Это не компромиссы, мне правда нравится, когда мне помогают, потому что я, если честно, успел устать от того, что на меня только полагаются. Это возможность абсолютно ничего не делать. — Я не говорю, что эта позиция плоха. — Я не думаю, что вы считаете меня плохим человеком, — смеётся Гарри. — Вам ведь безумно нравится, что я на вас полагаюсь, вам важно чувствовать себя сильным и могущественным. На лице Снейпа возникает искреннее изумление. — Вы маленький хитрый засранец, мистер Поттер. — И это вы во мне тоже любите, — снова смеëтся Гарри и тут же смущается, вспоминая недельные события. — Не стану отрицать, — неожиданно улыбается бывший профессор, прищуриваясь и делая новый глоток из бокала. И от этого Гарри чувствует, что заливается краской с головы до ног, потому что… Боже это было похоже на флирт! Конечно же, Снейп смеëтся над ним, снова поддевая на тему его невинности и чувствительности, но в конце концов, Гарри всë же удаётся справиться со смущением и перевести тему. Может, у них и правда находится слишком много тем для разговоров, потому что они успевают распить бутылку и даже попрощаться с Флореном, перейдя в кафе через дорогу, чтобы поужинать. Снейп заказал ещë бутылку вина к мясу, и так вышло, что к концу ужина Гарри окончательно размяк и захмелел, решившись всë-таки поговорить о том, что тревожило его многие годы, но о чëм раньше он предпочитал не вспоминать. — На самом деле, — вдавливая глаза ладонями, говорит Гарри. — Я очень хочу поговорить с вами о том, что произошло тогда, — он запинается и молчит несколько секунд, прежде, чем добавить. — В больнице. Снейп не проявляет ни капли беспокойства, когда Гарри нервно опускает руки на стол, беря вилку и пытаясь попробовать какое-то воздушное безумие, которое он заказал себе на десерт. — А что по-вашему произошло? — спокойно спрашивает бывший профессор. В его руках снова бокал, и он тоже выглядит расслабленно. — Вы внезапно возненавидели меня и выгнали, приказав не являться на глаза. Почему? Я был влюблён в вас, и жаждал быть настолько близко, насколько мне было бы позволено, однако вы… вы ведь не были в курсе моей любви, тогда почему?.. — Мне до сих пор неприятно то, что я был к вам довольно жесток, — вздохнув и на мгновение прикрыв глаза, произносит Снейп. — Извините, если это было слишком для вас. Тогда я был слишком эмоционален, чувствуя себя уязвимо из-за… всего. — Я уже не обижаюсь, но я бы хотел знать причины хотя бы позже. Однако, у меня никогда не хватало решимости спросить. Я подозревал о причинах, но услышать — это другое. И мой психотерапевт советовал мне поговорить с вами об этом в своë время. — Хорошо, я думаю, что обязан быть откровенен, ведь действительно прошло довольно много времени, — неожиданно соглашается он, и между ними возникает пауза. Гарри не торопит его, ковыряясь в своëм десерте, но не чувствуя ни капли аппетита. Желудок сжимает от страха услышать что-то неприятное, но он вполне готов с этим мириться. Сейчас их отношения ведь совсем другие. Высокие. — Видите ли, Поттер, у меня тоже были причины… зациклиться на вас. Влюбиться, — отводя взгляд, а затем делая глоток вина, произносит Снейп. — Вы и сами знаете мою историю. И… Я испытывал глубокое отвращение к себе из-за того, что я мог проявить какие-то романтические чувства к ребёнку, который буквально вырос на моих глазах. Это на самом деле отвратительно. После того как я понял это, подумал, что я совершенно падший человек, который совершил абсолютно всё плохое, что он только мог в этой жизни совершить. Гарри поднимает глаза на Снейпа, встречаясь с ним взглядом. Его рот приоткрывается от удивления или даже шока. — И когда вы… — Когда вы начали ходить в мою палату после Победы и отчаянно требовать внимания. И зная то, насколько сильно вы подвержены этому своему комплексу героя, я просто не мог вас видеть. Вы были искренны в этом, но не потому, что хотели этого сами, а потому что эту обязанность вам навязали, и я ненавидел то, как вы ко мне липли, и как отчаянно я желал, чтобы так оставалось навсегда. — Но я ведь был уже не ребёнком, вы не видели меня целый год, и… — Да какая разница, Поттер? — внезапно злится Снейп, дергая рукой с бокалом. — Вы всë ещë были ребëнком, которого я… — А ещё, наша история довольно особенная, — прерывает его Гарри. — Мы могли помочь друг другу. — Теперь вы решили обвинять меня? — кривит губы Снейп. — Конечно же нет, — вздыхает Гарри и трёт лицо. — Может быть всë было бы и наоборот, и мы бы измучили друг друга, доведя до крайности, если бы знали о взаимных чувствах друг друга. Вы бы продолжали винить себя в них, скрываясь, а я бы стал от вас зависим. Мы могли бы даже уничтожить друг друга. — Этот вариант более вероятен, учитывая то, что мы с вами оба были истощены и из-за других факторов. Они смотрят друг другу в глаза секунд тридцать, прежде чем одновременно отвести взгляд. Они оба чувствуют себя расстроенными этим разговором. Внезапно, Гарри думает, что возможно они могли бы попробовать сейчас. Построить отношения, потому что возникновение взаимных чувств между ними вообще возможно, да и вряд ли для них обоих найдëтся кто-то более… понимающий. Поттер думает, что он, наверное, пьян, но не хочет отступать. — Может быть тогда это было и хорошо, что вы выставили меня, что мы отдалились, но может быть сейчас, когда я уже не герой, мы могли бы… попробовать? Вряд ли мы сможем так же сильно привязаться к кому-то ещё, слишком длинная история нас связывает. Бокал падает из рук Снейпа, дернувшегося буквально всем телом, но не долетает до земли, подхваченный магией Поттера и поставленный на стол. — Что? — бывший профессор выглядит не менее шокированным, чем несколько минут назад Гарри. — Я предлагаю вам сходить на свидание, — упрямо повторяет Гарри. — А потом на ещë одно, и на ещë одно и на… множество свиданий! Он заливается краской и начинает тараторить, всплёскивая руками и едва не роняя собственную тарелку. — Вы даже имя моë не можете произнести, о чëм вы вообще? Вы действительно перепили. — Северус, — тут же с запалом произносит Поттер. — Я думаю, что смогу это делать, если буду чувствовать себя к вам ближе, чем кто-либо ещë. Влюблённость и любовь — это ведь разное? Первое прошло, самое время узнать может ли возникнуть второе… — Ладно, — неожиданно прерывает его Снейп, снова взяв бокал со стола и осушив его до дна. — Я не могу просто отказаться от того, что само плывёт мне в руки, ведь так? — Вы не настолько глупый, — соглашается Гарри. Ему тоже хочется осушить какой-нибудь бокал до дна, но он не хочет выглядеть глупо. — Тогда напишите мне завтра. Когда протрезвеете. Если не передумаете. Снейп достаёт из кошелька деньги и кладёт на стол, этим самым говоря, что он уходит. — До встречи, мистер Поттер. Гарри лишь что-то невнятно бормочет в ответ, будучи всë ещë слишком взволнованным, чтобы хотя бы выстраивать логические цепочки в мыслях. Всë, что стучало в его голове, это то, что Снейп сказал ему «да», и что он вообще решился на это. — Я точно не передумаю, — уже смотря в спину Снейпа, произносит Гарри совсем тихо, а потом кричит почти осипшим голосом. — Счëт, пожалуйста!***
То, что они провели целый вечер вместе, становится, естественно, достоянием общественности. Никто не знает, о чëм они говорили, но СМИ делает вывод, что о любви. Что скоро всех ждëт свадьба и прочий бред, что очень мешало назначить свидание, хоть Гарри и отписался тем же утром, что трезв и что не передумал. Парвати Патил тут же снова пригласила его на интервью, но на этот раз он не согласился, решив снова оградиться от прессы. Он не хотел, чтобы что-то мешало им двоим разобраться с тем, кем они могут быть друг другу, когда все душевные проблемы остались в прошлом. Снейпа пресса просто не могла даже поймать, чтобы хотя бы услышать привычное о том, что он не даëт комментариев. Какой-то писака даже предположил, что Поттер таки прикончил бывшего профессора, что тут же вызвало произведение на свет массу анекдотов. Никто не мог поверить в то, что их герой мог превзойти Снейпа. Гарри льстило это, как последнему дураку, так что про себя он решил, что никогда никому об этом не расскажет.***
Спустя полгода, их всë-таки поймали вместе, и кадр получился удивительно… интимным. Что совсем не смутило писак, опубликовавших это аж на первой полосе на всю страницу. Тогда они стояли под деревом, и Гарри прижимался своим лбом к чужому, взяв в руки лицо Снейпа, чтобы тот перестал злиться на него и грозиться сломать шею из-за какой-то мелочи. В понимании Гарри, конечно, мелочи. Поттер краснел каждый раз, как только ему на глаза попадался этот снимок, но предусмотрительно вырезал один и спрятал в книге в гостиной. Кто-то снова назвал Северуса любителем помоложе, отчего на следующий день вся редакция того журнала покрылась сыпью с гноем и получила гневное письмо о том, что со сроком жизни в триста лет минимум — разница в двадцать лет — пыль. Поттер опять всë отрицал, но даже Рон понимал, кто виновник, потому что, несмотря ни на что, Снейп предпочитал более изящные способы мести, да и вряд ли бы он стал заботиться о таких мелочах. Северуса вообще мало беспокоило кто и что думает, пока у них было обоюдное желание оставаться друг с другом. Он не старался ладить с его друзьями, всë ещë отрицал компромиссы и раздражался, когда с ним спорили, но позже остывал и делал что-то для Гарри, за что тот его сразу прощал, даже не злясь изначально. Он не хотел, чтобы Снейп менялся, соответствовал каким-то стереотипам об отношениях, хотелось, чтобы тот просто был рядом и занимался тем, что ему нравится. Откровенно говоря, Гарри думал, что даже если Снейп внезапно решит стать новым Тёмным Лордом, то он будет его Безумной Беллой. (Кто-то написал роман, используя этих персонажей, и настолько хороший, что его поставили на ту же полку, куда ставят Шекспира с его «Ромео и Джульетта».) Устраивать свадьбу они, конечно, не планировали, потому что всë ещë оба не были готовы к этому, несмотря на то, что у них была практически мистическая гармония, но оба признавали, что рано или поздно это случится. Снейп, отвечая на вопрос Грейнджер, признал вслух, а Гарри просто согласился мысленно, не влезая в перепалку. Гермиона была всему рада, но всë равно грозила лишить Снейпа репродуктивности, если они оба станут несчастными. Тот этим восхищался, как и ею самой, так что можно было уже сказать, что она теперь была семейной подругой, а не только подругой Гарри Поттера. Иногда Гарри думал, что на самом деле никогда и не переставал любить Снейпа, хоть и думал некоторое время, что это так. А Северус как-то признался, что его пагубные зависимости всегда длительны, и что Поттер был одной из них, поэтому он всегда был к нему лоялен. То, что изначально должно было вызвать просто катарсис для них обоих стало чем-то намного большим, и они оба надеялись, что всë навсегда останется так же хорошо.