Вечно плачущая.
Возле озера, которое таило в себе множество тайн и ответов на все интересующие Мирай вопросы, сейчас сидела белокурая девушка. Протекающие по телу каналы чакры, сила, которая бурлила в ней, Мирай, сидя на коленях, плакала. Целых два года она пробыла там, в какой-то степени ей было даже тоскливо, она привыкла к тому миру, жила и смеялась там. Теплый ветер, который раздувал листья и её длинные волосы убранные в хвост, поднимал её хаори вверх, проникая под него и касаясь оголенных рук. Кацурэ – Химэ никак не могла успокоиться, девушка сидела и просто плакала. В её руках находилась катана ничирин, поставив её острием на землю, и сделав на неё опору всем корпусом, она повисла на катане и держа руки на рукояти, опустив голову, лила слёзы. Она вернулась домой, и причиной этому стал Мудзан, который и не удивился этому явлению, словно уже давно знаком с таким способом перемещения. Химэ не могла сейчас думать и размышлять на данную тему, у неё ещё будет время подумать обо всем: О клане Наримэ, о Цугикуни и о её матери, которая видимо знает больше, чем она думает. Кулон на шее дергался каждый раз, когда Химэ вздрагивала от нового потока воздуха в перерыве от нескончаемого потока слёз. Форма жгла тело, катана источала жар, а её сердце билось с неистовой силой, словно она только что сражалась с одной из Лун, и смогла взять передышку. Что за странное ощущение? — Кацурэ – Химэ? — голосок Сакуры отвлек Миру от странных ощущений. Харуно смотрела на девушку, словно она была неживой. Эта форма, катана и сама аура Мирай, — Что с ней? — шепотом спросила девушка не понимая, что именно так напрягло её. Словно не от мира сего, словно она была здесь чужой. Всеми фибрами своего тела и души она ощущала это, эти потуги проникали в её тело с каждым разом всё сильнее и быстрее. Она видела её алые глаза, которые лили слёзы, и понимала, что это не та Мирай Кацурэ, которую она когда-то видела и знала. Пусть они и не были так близки, но довольно часто пересекались. Где те нежные руки? Добрая улыбка и излучающие доброту и свет глаза? Сейчас в этих глазах она видела лишь жестокость, борьбу за жизнь, и бесчисленное количество трупов и смертей, которые увидели эти глаза. Словно сон, словно туманное воспоминание, которое рассеивалось так же быстро. Сейчас перед ними совершенно иной человек, который пропал почти на два месяца на сложном задании. — О, это же Химэ клана Кацурэ... Но... — Наруто Узумаки, который яро пытался проникнуть на территорию клана Кацурэ, замер, смотря на Мирай, которая плакала, сидя на коленях. Он более ярко ощущал злобу людей, и именно сейчас он видел как темнота сгущалась над Мирай, но Наруто многого не знал. Сжирающая и поглощающая её темнота была её же оберегом, которая не позволяла никому и тронуть пальцем Миру. Она отличалась от них всех, и именно сейчас Наруто очень хорошо почувствовал это, словно на ином уровне, словно прибывала в другом месте. Изменилась и стала другим человеком, — Но что-то не так с Мирай... — Ты тоже заметил, — Сакура хотела всё-таки пройти на территорию клана Кацурэ, но вовремя остановилась, ведь к Мирай бежала её мать – Керрианн Кацурэ. Женщина упала на колени перед дочерью и тут же заключила её в объятья, она мельком осмотрела её и убедившись, что на её теле не было видных ран, она на мгновение успокоилась. Ощутив родную кровь и эту силу, которая всё так же исходила от Мирай, Керрианн тут же выбежала из дома, чтоб рвануть к озеру. Длинное и безумно красивое кимоно сейчас казалось Керрианн бесполезной вещью, ведь она торопилась к плачущему ребенку и вновь её сердце разрывалось на части от её слез и скулежа. Не пожалев ткани, она просто опустилась на колени перед девочкой и, обхватив её голову своими руками, тут же прижала её к своей груди. Её сердце билось быстрее обычного, она была так рада видеть Миру живой и невредимой, но, в тот же момент она была совершенно против такой быстрой встречи. Она ещё не нашла способов и моментов для рассказа о её прошлом. О том, кем на самом деле являлась Мирай. Сердце и душа Керрианн билось об стенки собственных ошибок и прошлого. Она не могла вечно утаивать от Мирай о её отце, о своем прошлом и её предназначении. Рианна понятия не имела сколько Мирай узнала за два года и к каким доводам пришла, а к каким её подтолкнули. Она Хиное Луны, и связана со своим кровным отцом силой, он не мог не узнать её, не мог забыть её и утерять воспоминания полностью. Женщина путалась пальцами в волосах Мирай, которые безумно сильно отросли, дрожащие ручки её дочери медленно перемещались на её плечи, а холодный нос тыкался в шею. Кацурэ прижимала дочь к себе сильнее, прекрасно понимая её сейчас, когда-то и она была такой, пока не встретила свою первую и последнюю любовь, которая породила Мирай. — Мама... — плача кричала Мирай, не в силах сдерживать свои эмоции и чувства, которые просто вырывались из неё, — Боже, мама! — сильнее обнимая свою маму, она вдыхала давно забытый запах и чувствовала руки, тепло, которых боялась больше никогда не ощутить, — Мама, я так скучала по тебе! — Химэ никак не могла успокоиться, а женщина принялась качаться из стороны в сторону, медленно надавливая своими пальцами на определенные точки на шее дочери, — Мне было так страшно... Так одиноко... Но мой Учитель... Он помог мне ощутить себя как дома... Именно от этих слов Керрианн вздрогнула, он узнал её, но признал ли? Из слов дочери она могла предположить, что их отношения не такие уж и плохие, и она была уверенна, что Мичикацу уже давно догадывался о том, кем являлась Мира на самом деле. Но, что больше страшило женщину: Только ли Мичикацу догадался об этом? Она держала на руках ослабленное тело дочери, прекрасно понимая, что в скором времени, как только Мира сложит в голове все пазлы, она вернется обратно к своему отцу. Помилует ли её Госпожа Луна? Будет ли благосклонна к девочке, которая ничего о ней не знает и, кроме кровной связи с кланом Наримэ, никакого отношения к ней не имеет? Как Керрианн задобрить Луну, чтобы спасти единственную дочь?***
Открыв свои глаза, Химэ столкнулась с деревянным потолком. На ней было одеяло, а голова покоилась на мягкой подушке. Девушка, приподняв свою руку, тут же опускает её на голову. Не причудилось, не повиделось, она и вправду оказалась дома, побывала в объятиях матери. Красные глаза почему-то не излучали той радости, которую ей бы хотелось испытать. Словно, уйдя от туда, она что-то оставила, что-то утеряла, что нашла, сама того не понимая. Приподнявшись, и приняв сидячее положение, она опустила руки на одеяло, чтобы потом медленно повернуть голову в сторону. За окном привычный, но давно забытый ею лес, высокие деревья, под лучами солнца, с особой концентрацией можно было заметить чакру, которая была преобразована в барьер. Теплый ветер разносил листья деревьев, кружа их в легком вихре. Эти порывы касались и её открытого тела. Она была в одном белье, видимо мама переодела её. Вернувшись домой, Кацурэ - Химэ хотела радоваться, пыталась заставить себя улыбнуться, но внутри была лишь пустота. Два года она проливала кровь демонов, истощала свое тело тренировками с Первой Молодой Луной, тосковала по дому, но стоило ей здесь оказаться, как вся тоска тут же пропала и обратилась в другую сторону. В голове было огромное количество вопросов, с чем было связано её перемещение? С Мудзаном или же в загадочной Цукикао, которая словно знала, куда нужно было её кинуть, чтобы она вернулась обратно? Покрутив головой, она увидела на стуле её форму истребителя и клинок ничирин, кулон в виде луны все так же висел на шее, что очень обрадовало девушку. — Мирай – Химэ, Госпожа приказала подготовить Вас к дневной трапезе, — в комнату, с глубоким поклоном зашла служанка их клана. Придерживаясь старым традициям, Мирай, как принцесса клана, должна была предстать перед родителями во всей красе, чтобы скрасить скудный обед, — Мы уже подготовили для Вас кимоно и украшения, с Вашего позволения мы начнем именно сейчас, чтобы успеть все сделать. — Начинай, — как-то отречённо проговорила девушка, чтобы потом подняться на ноги и пустыми глазами посмотреть на служанку. Долгий процесс умывания и купания, огромное количество ухода, масел и кремов, её волосы должны были сверкать ярче солнца, а мраморная кожа отражать холод её головы. Именно этим служанка и занималась, привести убитые тренировками руки в божий вид, пусть за один раз толком ничего и не исправится, но вот внешний вид должен был соответствовать титулу принцессы. Химэ ощущала, что это стало для неё чем-то чужим, раньше она изо дня в день проходила через такие процедуры. Масла для кожи, чтобы она истощала мягкость и легкий ненавязчивый запах розы и ириса. Сыворотки для волос, чтобы они струились по спине, переливаясь в лучах солнца, открывая новые цвета и оттенки серебряного. Маски и крема для лица, сохраняющие здоровый бледный цвет, который достался ей от матери. Дороге шелка, которые подчеркивали её статус. — Где мама? — внезапно спросила Химэ, сидя на стуле, за её спиной кружила служанка, расчесывая её волосы и начиная убирать пряди наверх. Создавая из отдельных передних прядей некий полукруг на боку у виска, она закрепляла их заколками, чтобы потом, когда все будет готово, украсить волосы прекрасной шпилькой. Длинные волосы Химэ, большая их часть струилась по спине, а вот верхняя часть волос должна была быть убрана. Девушка умелыми руками создавала подобие лепестков на её голове, с разных сторон формируя полукруги, накладывая их друг на друга, и сводя к середине. Небольшую прядь, которая осталась, она перекрутила, и сделала хвостик, чтобы потом его начало разделить на две половины и просунуть туда хвостик создавая видимый объем. Девушка берет в руки канзаши в виде свободно закрепленных лепестков сирени и сакуры, нежное сочетание сиреневого и розового, добавляли строгому лицу Химэ мягкости. Шпильку канзаши девушка закрепила в этом небольшом хвосте, цепляя на неё остаточные пряди, которые выбивались в разные стороны. С другой стороны, она продела точно такую же шпильку только вот с другим цветком. Лепестки цинерарии струились на леске, красиво прилегая к серебряным волосам. Лепестки шли от главного цветка, который обладал белыми лепестками, с еле видным синеватым оттенком. — Госпожа Кацурэ заканчивает приготовления к обеду, Вы спали несколько часов, — все-таки ответив на её вопрос, она вновь полезла в шкатулку и достала от туда тику, которая идеально легка на её голову, а драгоценный камень опустился на лоб Кацурэ. Сделанное из изысканных камней, украшение было подарено отцом на шестнадцать лет, — Вы как всегда великолепны, Мирай – Химэ, — посмотрев на девушку в зеркало, она обомлела. Ничего лишнего, идеально убранные волосы, тика на голове вместе с канзаши из цветов прекрасно вместе гармонировали. Её бледное лицо, которое по неизвестной для служанки причине, ничего не выражало, было мертвым, словно ей все это было чуждо. Так оно и было, два года прошли для неё незаметно, но за эти два года она совершенно забыла какого это быть Химэ клана. Не было долгих шелков, красивых украшений и традиций, которые следовали за ней по пятам в Конохе. Пусть ей и было сложно отвыкать от всего этого, но она испытала невероятное удовольствие, когда надела обычные штаны, взяла в руку катану и принялась рубить головы демонов. Не было постоянных длинных кимоно, тянущих волосы украшений, была лишь свобода. — Мы с Вашим отцом выбрали для вас кимоно в красных оттенках, — она ненавидела красный цвет. С самого детства, когда её начала обучать клановой технике, которая напрямую была связана с кровью, красного цвета. Она возненавидела его, ведь техника вводила её в ужас, а поддержание техники специализировалось на ядах разного типа сложности и концентрата. Химэ сцепила зубы, опустив голову вниз. Её отец никогда не спрашивал чего она хотела, даже цвет кимоно, самая обычная и нормальная просьба. Позволить ей выбрать ткань для её кимоно. Даже канзаши с цветами, которые она не все любила. Благородный ирис, нежная глициния или же прекрасный лотос, который распустился у глубокого водоема. Девушка встает на ноги и в ту же секунду на неё надевают первый слой кимоно. Белое длинное одеяние, которое было закреплено завязками сбоку. Следом на неё надели уже красное полотно, и вместе с ним девушка опустила плечи тканей вниз. Открывая вид на хрупкие плечи, прекрасные ключицы и изящную шею. И вот последним слоем стало расписанное золотыми нитями полотно. По покрову были расположены розовые цветы, веточки сакуры. Края, обшитые золотом, длинные широкие рукава, с правой стороны в более розовых оттенках с яркой экибаной у края, а с левой черное полотно с розовыми цветами, которые полностью скрывали руки Химэ. Поверх всего этого, талию обвязал черный широкий пояс оби, с розовыми веточками цветов, который очень сильно стягивал её внутренности и сковывал движения. — Вы прекрасны, Мирай – Химэ, Ваша красота ослепляет, как… — Как яркое солнце после проливного дождя, Ваша кожа сияет подобно драгоценным камням, а волосы дороже первоклассного шелка, — она продолжила выученные наизусть слова служанки и горько усмехнулась. Ничего не изменилось! Совершенно ничего! Всё те же обычия, те же слова и одеяния, — Хису, смени пластинку, уже надоело, — от грубости и холодности слов Химэ, девушка вздрогнула. Словно другой человек, она поняла это только по одному её голосу, взгляду и поведению. Девушка очень сильно изменилась, и что-то подсказывало Хису, что такого рода изменения очень поменяют положения в клане. Вечно спокойная, миролюбивая Химэ, тут резко показала, что ей не нравится, пусть это и было только в адрес служанки, но и это прогресс для Мирай. Она никогда раньше не говорила, что ей не нравится, но мир демонов научил её краткости слов, быстроте действий и полного отсутствия сомнений в своих шагах. Там она сражалась за свою жизнь, а здесь будет сражаться с тремя слоями кимоно, которые всегда путались в ногах. — Родители наверняка ждут меня к обеду, нельзя заставлять их ждать, — распахнув подолы кимоно в разные стороны, она оголила свои ноги, чем вызвала удавленный вздох девушки, — Неудобно, так лучше, — вроде как в оправдание своим действиям, Мирай с гордо поднятой головой вышла из комнаты легким шагом. Хису смотрела в след Химэ клана, ощущая липкий страх. Это была не её Госпожа с милой улыбкой, с добрыми глазами, которые почти не знали жестокости, которые всегда сияли. Эта идеально ровная спина уже не казалась такой прямой, а манеры кажется покинули тело Госпожи. Изменилась, словно прошло не два месяца, а года. Руки, которые всегда были мягче любой перины, истощились от мозолей, а на юном прекрасном теле появились новые шрамы, которым явно больше нескольких месяцев. Хису была в некой панике и ступоре, это ли их Госпожа, или же самозванка, которая лишь делает вид, что она Химэ клана? Мирай, ощущала себя максимально дискомфортно, пояс оби был невероятно тугим, а эти длинные рукава, постоянно просили девушку закатать их, чтобы дать свободу рукам. Благо дело она распахнула подол кимоно и могла нормально идти. Родные стены уже не были такими теплыми как раньше, а собственная комната была похожа на тюрьму её скованных желаний. Всё казалось нереальным, мутным сном в оковах, в которых она застряла. Именно сейчас она понимала, что былого запала попасть домой уже не было. Она так привыкла к миру демонов, что чакра и шиноби, казались выдумкой. Помутнение сознания, подозрения, боязливые оглядки даже в стенах дома. За ней словно следили сотни глаз, каждый кусочек её тела был под присмотром нечто. Делая шаги по коридору, она словно ходила по огромному лабиринту, где шаг – приближение к пропасти. Ветер, который разносил пыль на улице, шумел в щелях, создавая тихий редкий свист. Повернув голову в сторону, Химэ замерла на месте. Раскрытые сёдзи и в щели она видела ярко сияющую фотографию. Прекрасная женщина с длинными белыми волосами и точно такой же белой, мертвой кожей. Её белые глаза, подобные бьякугану, смотрели точно в душу, зазывали её, просили зайти в эту комнату и посмотреть на неё. « Посмотри, как я прекрасна, Химэ, зайди да окунись в мою красоту » – кричала ей фотография в рамке. И девушка поддалась, она тянет руку в сторону сёдзи, и в ту же секунду на её запястье падает мужская рука. — Мы тебя заждались, Мирай, — грозный голос отца вывел из девушки мимолетную дрожь, — Поторопись, не гневай меня, — судя по его настроению, видимо ему в последнюю очередь сообщили о том, что она вернулась с задания, о котором он толком ничего не знал. Всё это провернула мать Мирай, чтобы избежать лишних вопросов. — Да, отец. Так Химэ вместе со своими родителями оказалась за одним столом, который был полон еды. Девушка уплетала за обе щеки, в мире демонов она старалась много есть, чтобы в нужный момент не свалиться без сил. Пока Керрианн обедала, даже не взглянув на дикий аппетит дочери, её отец Юкио Кацурэ смотрел на дочь с некой злобой и ненавистью. Она не должна была позволять себе столько есть, она благородная Химэ клана, а не обычный шиноби, который мог позволить себе так обжираться. Юкио, скрепя зубами, смотрел на прелестное создание, которое всё ело и ело, не в силах остановиться. Внезапно, словно почувствовав, девушка поднимает свои глаза из под ресниц и смотрит кроваво-красными глазами на отца. Мужчину пробило на холодный пот. Этот взгляд, он был иным, в этих глазах таилась злоба, жажда крови и стремление к убийствам. Вспоминая те красные глазки, которые смотрели на него в прошлых раз, он не узнавал Мирай. Девочка, которая всегда была мила и учтива, тут поднимает на него дерзкий взгляд красных глаз. Он ощутил как по телу пробежались сотни мурашек. Это не та Мирай, которую он когда-то знал. В отличии от Керрианн, которая лишь наблюдала из под полуопущенных век, Юкио желал прямо сейчас ударить по этому наглому лицу. Девушка вела себя дерзко, словно забыла об обычаях, о правилах этого дома, и кто тут глава клана. — В чем проблема, отец? — она не боялась, не сейчас уж точно. После того, что она пережила, претерпела и испытала на собственной шкуре, бояться отца было глупостью. Ни один мускул на лице не дрогнул, девушка поднимает чашку с травяным чаем, и лишь на мгновение переводит на жидкость взгляд, что-то не так. Втянув в себя запах трав, она поднимает глаза на отца и как ни в чем не бывало улыбается. — Что с тобой, Мирай? — вопрос, на который ответа не было. Химэ хмыкнула и не раздумывая выпила чай, она за один глоток осушила все и поморщилась от яркого вкуса трав и горечи. Керрианн удивленно смотрела на Мирай, а после взяла её чашку, чтобы вдохнуть запах сильного яда. Рианна тут же перевела яростный взгляд на мужа, сведя брови к переносице. Это он распорядился, чтобы в чай Миры добавили сильный яд, и Химэ это поняла, лишь втянув запах. Сейчас её тело ослабло, она восприимчива ко всем видам яда и травить дочь было за гранью понимания Наримэ. Женщин бьет рукой по столу, не сводя глаз с Юкио, который тем временем устроил мнимую войну глазами с её дочерью. Оба знали, что это была проверка, служители клана и сам глава верили, что эта девушка самозванка. И проверить это было очень легко. Он пичкал Миру ядами с детства, помогая ей выработать иммунитет ко всем видам яда, и если она сейчас умрет от него, то и жалко не будет, ведь это не его Химэ. — Как прелестно, вот так отец, — спокойно проговорила Мирай, ощущая как её ноги начинает сводить. Яд проникал в тело быстро, и прямо сейчас тело Мирай давало об этом знать, явно протестуя такому внезапному изменению, — Недоверие, злость и неприязнь – прекрасные чувства, но явно не за семейным столом в обед, данные чувства стоит пробудить себе в пылу битвы, чтобы обозлиться на своего противника и срубить ему голову, — Рианна внимательно слушала свою дочь, замечая, что она становится бледнее обычного. — Клан Наримэ…! — внезапно проговорила Керрианн понимая, что ещё чуть-чуть и ее дочь погибнет. Она держалась стойко, старалась не показывать виду, но капилляры в её глазах уже начинали лопаться от напряжения, тело била мелкая дрожь, а губы еле как держали кровь во рту. Мирай дергано поворачивает голову на мать, изгибая бровь в вопросе, — Клан, который поклонялся Луне, мы подносили ей жизни своих товарищей, получая её благословение. Основательница нашего клана – Цукикао Наримэ, принесла в жертву нечто большее. Она отдала Луне своего сына, — Химэ слушала мать, а по подбородку уже катилась капля крови, а за ней ещё и ещё. Химэ ощущала как все внутренности хотели выйти наружу. Тело била неимоверная боль, которая поражала каждый кусочек её тела. Рвотные позывы, с которыми выходило все больше и больше пораженной крови. Каждый кусочек её тела отзывался с каждым еле ощутимым движением агониями боли. Ей хотелось кричать и рвать на себе волосы, но Химэ терпела это всё, пытаясь сглотнуть кровь обратно. Губы покрылись алой жидкостью, а кровь с подбородка капала прямо на красное кимоно. Её словно резали изнутри раскаленными ножами, рассекали каждую ткань, каждый покров, и делали это медленно, и с каждым разом ножи становились все горячее и горячее. Пытка была невыносимой. Рианна понимала, что если сейчас её не отправить обратно, она здесь и погибнет так и не узнав правды. Она хотела для своего ребенка жизни, да такой, чтобы она была счастлива. Керрианн, будучи человеком, который тоже поддался влиянию Луны и перемещалась между мирами, уже знала как отправиться обратно. Именно поэтому она решила ускорить события, и рассказать то, что когда-то рассказали ей и спасли от гибели в мире шиноби. Рианна складывает печати и в ту же секунду взмахивает рукой в сторону своего мужа. Белые, сияющие нити чакры оказались на лице мужчины. Они стягивали его рот, чтобы он перестал говорить и уничтожать ранимую душу её дочери. — Сейчас буду говорить я, я тебя уже предупреждала, что только тронь мою дочь, и я выпотрошу тебя! — он помнил тот день, когда восемнадцать лет назад она появилась, вся в крови и с ребенком на руках. Рианна поднимается на ноги и пропадает на несколько минут, чтобы потом оказаться рядом с Мирай, — Тут становится небезопасно, впрочем со мной тоже так было, — поджав губы, Мирай слушала мать не в силах выдавить из себя и слова. Её сковало болью, тело немело быстрее, чем она думала, а слова матери туманили разум, — В следующий раз ты узнаешь всё, что захочешь, но сейчас Мирай, тебе нужно уйти, — мать вложила в слабую руку своей дочери противоядие и фиолетовый бархатный мешочек. — М… Мама… — ломаный шепот, из-за которого изо рта Мирай вытекла кровь, словно водопадом она полилась на пол, а сама Химэ повалилась вперед, прямо в руки Керрианн, — Я… Умру… Мама… — шептала девушка, ощущая упадок сил, яд был не только в чае, но и в еде, а так же пропитанная шпилька, которой Хису поцарапала её голову. — Цукикао Наримэ была не просто основательницей клана, она стала первой, кто побывал там, — прошептала женщина, смотря в красные глаза своего ребенка, — Луна прокляла наш клан, Цукикао Наримэ имела сильную связь с Мудзаном, — Химэ замерла с широко распахнутыми глазами, явно не веря словам матери. Брови задрожали, а глаза бегали по лицу женщины, которая смотрела на неё, — Цугикуни Мирай, в скором времени ты всё узнаешь сама, — с этими словами у девушки перед глазами сгущается темнота. Тело слабеет, а глаза сами собой закрываются. Химэ клана Кацурэ, названная Цуникуни, пропадает прямо на глазах у своего отца и оказывается на входе в Асакусу. Изящное, дорогое кимоно, которое пятнами окрасилось кровью, источая неприятный запах. Зажимая в одной руке противоядие и фиолетовый маленький мешочек, Химэ лежала на земле, с раскинутыми руками в разные стороны. Её оголенные ноги были сложены в один бок, а изо рта все ещё текла кровь. Отравленная собственным отцом, узнавшая правду Мирай, вернулась обратно в мир демонов, оставив свою катану в клане Кацурэ.