Малыш У Се, изо всех сил сдерживая нарастающую панику, продолжал болтать с этими странными ребятами, которые очень настойчиво зажали его в переулке.
Ему, честно говоря, вообще не следовало выходить из отеля, но дедушка и отец в комнате за стенкой ссорились так сильно, что у него разболелась голова. Он не знал причину этих криков, не знал, почему они швыряли друг в друга вещи и дрались. Из их первоначальных речей, ещё до криков, но уже на повышенных тонах, он смог разобрать и запомнить только имя Чжан Цилин.
Может быть, из-за этого человека они приехали в эту небольшую деревушку у подножия самой красивой горы на свете, которую малыш У Се когда-либо видел. Белый снег и бесконечные долины выглядели во много-много-много раз лучше, чем в фильмах, которые показывали по телевизору. Чанбайшань – он выучил её имя, прежде чем приехать! – оставила в его душе неизгладимое впечатление.
От восхищения он долго не мог закрыть рот, когда впервые увидел её из окна. Отец и дедушка, занятые своими серьёзными взрослыми разговорами, даже не заметили. Если бы с ним был Саньшу, он бы долго смеялся над своим любимым племянником. И он бы точно рассказал все-все местные легенды! И…
И он точно не дал бы отцу и дедушке так кричать друг на друга. Тогда У Се не пришлось бы выходить на улицу, чтобы не слышать их громкие голоса и пугающие звуки падающих предметов. У Се не встретил бы милую тощую бродячую собаку, и не побежал бы за ней в этот тёмный переулок, чтобы накормить баоцзы.
И ему не перегородили бы путь трое странных парней с очень некрасивыми, кривыми улыбками. Люди так обычно улыбались, когда их пакость была на пути к исполнению – У Се знал это, потому что его Саньшу иногда так улыбался, а потом всем становилось очень, очень плохо.
– Так что, малыш? – хмыкнул один из ребят, играючи вертя в руках небольшой нож. – Идёшь с нами? Мы обязательно отведём тебя к папочке!
– Я же говорю – я не потерялся, мои папа и дедушка сейчас придут, – стараясь улыбаться, ответил малыш У Се, чувствуя, как коленки начинают дрожать. – Мы живём прямо вот здесь, рядом.
Никто бы не пришёл за ним, по крайней мере
прямо сейчас, потому что взрослые, занятые своими кипящими эмоциями, могли долго не замечать, что детей рядом нет. Даже если они уже прекратили ссориться, то им ещё нужно время на то, чтобы остыть. Они будут вариться в своих мыслях ещё какое-то время, прежде чем заметят, что их Сяо Се в очередной раз куда-то исчез.
Это может случиться слишком поздно.
Вот если бы У Се мог проскочить мимо этих ребят и позвать на помощь, тогда, возможно, взрослые услышали бы его через открытые окна…
У него ничего не вышло. Стоило, продолжая болтать про то, как он приехал посмотреть на горы, и как его дедушка и отец просто отошли что-то обсудить, и сейчас, вот прямо сейчас уже вернутся, малыш У Се невовремя дёрнулся, чтобы побежать, и его план раскрыли.
– Ах ты сучёныш, сбежать вздумал!? – хулиганы накинулись на него, пытаясь схватить, и он, будучи мелким, почти сумел выскользнуть, но одна из ног подвела его, неудачно споткнувшись о другую ногу.
Он больно упал на землю, порвав штаны и содрав коленку о лежащий на земле камень. Почувствовал, что сейчас его ударят, и почти сумел оглянуться, и…
Что-то со свистом пролетело над головой, сметая нападающих с ног, и они, визжа и ругаясь очень плохими словами, за которые дедушка не раз больно порол Саньшу, с проклятиями скрылись в переулке.
Малыш У Се, отряхиваясь, спешно поднялся на ноги, пытаясь сдержать слёзы – коленку очень больно щипало, по ноге вниз текла кровь, пачкая порванную штанину – но всхлипы тут же застряли в его горле, стоило запрокинуть голову и посмотреть на того, кто его спас.
Этот сяогэ был такой высокий, и такой красивый, казался таким отчуждённым от мира, холодным, с белоснежной кожей, и У Се сразу подумалось о том, что он был похож на гору Чанбай. Впечатление от взгляда на неё было похоже на впечатление от встречи с этим человеком.
Что-то в голове щёлкнуло, и малыш У Се, забыв про боль, обиду за штанишки и желание расплакаться, с восхищением спросил:
– Сяогэ-гэ, ты такой крутой! Как тебя зовут?
Безымянный сяогэ медленно моргнул, но ничего не ответил – молча прошёл мимо и подобрал с земли что-то длинное, завёрнутое в чёрную неприметную ткань. То, что он швырнул в хулиганов с такой невероятной силой, что те поспешили сбежать.
– Меня зовут У Се! – продолжил малыш, не теряя надежды заполучить себе такого сильного друга. – Я здесь с дедушкой и папой, но я хотел покормить собаку, и…
– У? – подал голос сяогэ, посмотрев как-то иначе. Его лицо пусть и было безмятежно, а тихий голос подобен шёпоту ветра в горах, но У Се как-то сразу почувствовал, что нащупал ниточку для разговора.
Так иногда бывало с дедушкой, когда тот долго не хотел рассказывать одну из своих замечательных историй, и требовалось хорошенько постараться, чтобы выдавить из него хотя бы слово.
– Да, мы семья У! Мой дедушка У Лаогоу, а папа – У Ицюн, – закивал головой У Се, и безымянный сяогэ тут же подошёл ближе. Несмотря на то, что он был такой немногословный и невероятно сильный, Сяо Се не чувствовал себя с ним так, как с теми хулиганами. – А ты…
– Чжан Цилин, – наконец представился он.
О!
– Так это ты! – обрадовался У Се. – Кажется, дедушка и папа очень ждали тебя! Пойдём, я провожу тебя к ним!
Он по обыкновению своему почти обхватил взрослого за ладонь, но та, широкая и неудобная, еле вместилась в его маленькую ручку. Так что он просто вцепился своими пальчиками в неё, насколько смог, чтобы потащить взрослого за собой. Развернулся в сторону выхода из переулка, и, шипя от боли в коленке, решительно шагнул. Но внезапно вместо того, чтобы пойти за ним, Чжан-гэ не двинулся с места.
Малыш У Се тут же удивлённо обернулся.
Чжан Цилин очень странно смотрел на их сцепленные руки, и Сяо Се тут же подумалось, что, возможно, такой человек, похожий на гору Чанбай, не любит прикосновения других людей. А он его так внезапно схватил!
Руку тут же пришлось разжать и извиняюще улыбнуться:
– Извини, гэ! Я больше не буду тебя трогать, честно-честно!
Сяогэ-гэ снова медленно моргнул, а затем вдруг покачал головой… и протянул ему два своих невероятно длинных пальца.
Так вот оно что! Держать их в маленькой руке было гораздо удобнее, чем пытаться обхватить всю взрослую ладонь!
Малыш У Се был абсолютно счастлив, и гэ теперь послушно шёл за ним. И даже боль от разбитой коленки отступила… но ненадолго. Если по ровной улице он ещё мог идти, чуть прихрамывая, то подниматься по лестнице в отель приходилось уже только одной ногой.
– Больно? – тихо спросил Сяогэ-гэ, глядя на то, как Сяо Се медленно пытается прыгать вверх на левой ноге.
– Дедушка и папа живут на втором этаже – ты можешь идти вперёд, я правда догоню! – неловко улыбнулся ребёнок, шмыгая носом, и надеясь на то, что в глазах не стояли непрошенные слёзы. На самом деле ему было очень больно, но он не хотел показаться этому сильному человеку слабаком!
А затем сильные руки подхватили его с такой лёгкостью, будто он ничего не весил. Обычно Саньшу всегда показательно кряхтел, когда катал на плечах или спине, и в последнее время всё чаще говорил о том, что Сяо Се уже вырос, чтобы его таскали на ручках. Но Чжан-гэ посадил его на сгиб локтя, не издав ни звука, и осторожное восхищение им тут же превратилось в невинное, по-детски искреннее обожание.
Они поднимались по лестнице, и У Се обхватил его за шею, прижался крепче, первый раз в жизни чувствуя себя так, будто больше никакие беды не были страшны. Что-то в этом человеке было такое невероятное, из-за чего он чувствовал себя в полной безопасности, и даже когда навстречу из комнаты выбежал отец – судя по выражению лица, уже знающий о том, что сын снова куда-то пропал – У Се совершенно без страха быть выпоротым, как бывало раньше, улыбнулся ему:
– Папа, этот Сяогэ-гэ – Чжан Цилин! Я нашёл его, и вам с дедушкой больше не нужно кричать друг на друга!
У Ицюн встал, как вкопанный, переводя тяжёлый взгляд с сына, на молодого человека, который держал ребёнка на руках. Штанина Сяо Се была порвана, коленка разбита до крови, под опухшим носом темнела грязь, но радостное выражение лица и это наивное: «Я нашёл его» – просто не оставляли шанса для ругани за то, что сбежал и попал в беду. А ещё Чжан Цилин…
– Сяо Се, быстро в свою комнату, – скомандовал отец, и У Се тут же поник. Ему хотелось ещё немного посидеть на ручках у нового друга, но когда папа говорил что-то таким тоном, это значило, что пререкаться с ним не стоило ни в коем случае.
– Гэ, отпусти меня, – со вздохом попросил он, и его тут же поставили на землю. Радость ушла, и, как назло, разбитая коленка тут же заболела с новой силой. Несмотря на это, он ни слова не сказал отцу, расстроенно попрощался с Сяогэ-гэ и поковылял к себе.
Взрослым нужно было обсудить свои взрослые дела. А пока они были заняты, У Се снял свои штанишки, кое-как оттёр грязь и кровь с ноги в туалете, вытащил из сумки отца аптечку и сел на его кровать. Наверное, в таком возрасте дети обычно слабо себе представляют, что нужно делать, чтобы остановить кровь и обработать травму, но он знал.
Это благодаря Саньшу – перед тем, как взять любимого племянника в первую (и единственную) экспедицию в гробницу, дядя потребовал, чтобы малыш назубок выучил основы первой медицинской помощи и сдал ему экзамен. Ну, а ещё Сяо Се не мог похвастаться хорошей координацией.
Пань Цзы тогда много раз оказывался повален на землю в качестве «пострадавшего», и благосклонно терпел все обрабатывания и бинтования, то и дело давая советы. Это были полезные, хорошие и весёлые уроки.
Так что сейчас У Се принялся обрабатывать коленку, шипя и позволяя себе всхлипывать, пока никто не видел. Перекись громко пузырилась и больно щипала ранку, вниз по ноге на расстеленную тряпку капала грязная пена. После этого рану следовало прижечь, и У Се героически нанёс спиртовой вонючий раствор на ватку… и не смог найти силы, чтобы сделать себе больно.
Он знал, что прижигать нужно было обязательно – чтобы закупорить сосуды и кровь перестала течь. Даже если ранка маленькая, в неё могли попасть микроорганизмы, и тогда она загниёт, и нога может даже отвалиться! Пань Цзы ещё рассказывал, что есть такая страшная болезнь, как гангрена, и если она сухая, то нога может просто будто бы отсохнуть – и это будет не так страшно, потому что между поражённой частью и живой тканью будет барьер, и микробы не полезут вверх – а ещё есть гангрена влажная, и она…
От страшных, противных мыслей его отвлёк звук открывающейся двери. У Се поднял голову, тут же шмыгая носом, чтобы тот, кто вошёл, не увидел, что он тут плакал. Тем более, что гостем оказался Сяогэ-гэ. Он зашёл внутрь, прислонил к тумбочке свою странную вещь, замотанную в ткань, а затем подошёл к У Се и опустился на колени, выхватывая из пальчиков ватку, пропитанную спиртовым раствором.
– Я обработаю, – сказал он своим равнодушным, непреклонным тоном, и малыш У Се, ожидая боли, вцепился в покрывало.
Да, щипало так, что на глазах снова выступили слёзы, но он стиснул зубы и не издал ни звука – не хотел, чтобы гэ подумал про него что-нибудь плохое. И пока пытался глубоко дышать, даже не заметил, что Сяогэ-гэ ловко и почти неощутимо наложил на коленку бинтовую повязку.
У Се распахнул глаза, когда его щеки коснулась рука, стирая слёзы. Чжан Цилин, сидя перед ним на коленях, смотрел со спокойствием и безмятежностью. Его лицо было подобно глади замёрзшего столетия назад озера на вершине гор.
– …Гэ, ты такой крутой! Спасибо! – с восхищением выдохнул ребёнок, и покачал ногой – бинт держался крепко, но при этом нигде не давил, как бывало, когда его накладывал Саньшу. Затем У Се, немного подумав, обрадованно спросил: – Ты будешь жить со мной в комнате?
В ответ Сяогэ-гэ неопределённо пожал плечами, выпрямляясь и вставая на ноги, при этом ни на что не опершись. Малыш, глядя на это, восхищённо выдохнул – ему самому, чтобы подняться с колен, пришлось бы использовать руки, но этот невероятный человек…
Этот невероятный человек прошёл вглубь комнаты и, не скидывая тяжёлые армейские ботинки, бессовестно лёг на кровать У Се, вероятно посчитав, что та свободна. Ну да – он ещё не успел разложить вещи из своего рюкзачка, так что технически кровать была ничейной, но она так удачно стояла у окна, из которого открывался прекрасный вид на Чанбайшань, что ребёнок просто не мог уступить её никому другому! Даже, если это был Чжан Цилин!
Так что он натянул чистые, не рваные штаны, решив попробовать отстирать старые позже, и, проковыляв к
своей кровати, сел на краешек и жалобно сказал:
– Гэ, извини, но это моя кровать!
Обычно взрослые, услышав такой его тон, сразу смягчались, а некоторые, кто не имел иммунитета так, как ближайшие родственники, старались уступить ребёнку желаемое. Но Чжан-гэ даже не потрудился сделать вид, что услышал!
– Гэ! – У Се потыкал его пальчиком в его скрещенные на груди руки, про себя восхитившись тем, какими стальными на ощупь оказались мышцы.
На тычки и даже лёгкое тормошение Чжан Цилин совсем не обратил внимание, будто бы уже успел уснуть, но У Се ни разу в жизни не видел человека, который бы засыпал так быстро! Ему самому порой требовались долгие часы, пока беспокойный разум наконец начинало клонить в сон, так что он был уверен в том, что его попросту игнорируют.
Он пошёл немножечко иначе. Хитрее.
Начал рассказывать, что его привезли сюда из Ханчжоу смотреть на горы, и он был поражён их красотой и величием, и очень хотел продолжать любоваться ими дальше, но для этого требовалось лежать прямо у окна, чтобы…
– Сяо Се! – дверь приоткрылась, и внутрь заглянул отец с очень нехорошим выражением на лице. – Не лезь к нему, и собери вещи – поживёшь с дедушкой!
Это было очень обидно! Мало того, что у него таким наглым образом отняли кровать, так ещё и хотят разделить их с Сяогэ-гэ! А он так надеялся, что сможет вытянуть из нового друга парочку интересных историй – потому что у человека с такой силой точно должны быть в запасе невероятные рассказы о путешествиях, или даже о гробницах!
У Се с надеждой посмотрел на Сяогэ-гэ, но тот продолжал лежать с закрытыми глазами, и делать вид, что спит. В глубине души была надежда, что он сейчас откроет глаза, и скажет отцу, что его сын не мешает. У Се бы ради этого даже уступил бы своё место у окна! В конце-концов, настоящий мужчина должен уметь идти на компромисы…
– Сяо Се! – поторопил отец, и закрыл дверь.
Ничего не поделаешь – пришлось неохотно затолкать вываленные в попытке достать новые штанишки из рюкзака, вещи, отнести обратно в туалет грязную тряпку, которую подложил, чтобы кровь не текла на пол, пока обрабатывал коленку, и сунуть в папин рюкзак аптечку.
У Се забыл, что рядом с тумбочкой всё ещё стояла вещь Сяогэ-гэ, и случайно задел её. Тяжёлая, она свалилась на пол, странно брякнув, словно это был…
Меч.
Ткань размоталась, и из-под неё торчала чёрная простая рукоять какого-то клинка. У Се замер, разглядывая его и потирая плечо, которым столкнулся с этим оружием. Оказывается, Чжан Цилин был настолько невероятен, что умел сражаться мечом, как в какой-нибудь дораме! Ребёнок наклонился, чтобы поднять его, но вовремя вспомнил, что был в комнате не один, и поднял взгляд, надеясь, что приглушённый грохот не разбудил…
Удивительно, но он разбудил.
Сяогэ-гэ внимательно наблюдал за У Се своими тёмными глазами, и не смотря на то, что снова накосячил, и хотел потрогать чужую вещь, малыш не чувствовал себя в опасности, как бывало, когда он без спросу тайком брал что-то у Саньшу. Но даже так быть объектом такого взгляда было очень неловко.
– Можно потрогать? – выпалил У Се, забыв, что перед этой просьбой хотел сначала попросить прощения. У него даже руки чесались от желания прикоснуться, и он подумал, что, быть может, если Чжан Цилин не разрешит сейчас, то придётся как-нибудь тайком пробраться, и…
Сяогэ-гэ вздохнул и протянул руку, словно…
– Мне принести его тебе? – на всякий случай уточнил У Се, внутри себя ликуя от восторга. Ему разрешили! Потрогать настоящий меч!
– Да, – тихо ответил Сяогэ-гэ, и если честно, У Се бы от радости с удовольствием повис бы на его шее с благодарными объятиями, но у него была важная миссия. Он наклонился, схватился за ножны около рукояти, чтобы случайно не вытащить лезвие, и…
Не смог поднять. Кусок металла был тяжелее всего, что ребёнок когда-либо держал в руках, и пришлось очень сильно напрячься, чтобы наконец хотя бы чуточку приподнять. Но У Се не сдавался, и решил, что раз и без того ясно, что у него не хватает силёнок, можно и не поднимать оружие полностью, а попросту подтащить его к кровати.
Эти несколько шагов были самыми тяжёлыми в жизни малыша У Се в
буквальном смысле, но он справился и вручил Сяогэ-гэ его меч, чувствуя гордость за то, что справился.
Глядя на него – запыхавшегося, но светящегося радостью – Чжан Цилин вдруг приподнял уголки губ в маленькой улыбке, такой тёплой, и такой красивой, словно восход солнца над замёрзшим горным озером, и малыш У Се, переполненный эмоциями, с радостным смехом кинулся к нему на шею.
Сяогэ-гэ под его руками напрягся, и ребёнок, внезапно пришедший в себя, уже хотел с неловкими извинениями отстраниться, но мужчина лишь осторожно отставил меч в щель между кроватью и своей тумбочкой, чтобы тот точно никуда не упал, и…
И неловко приобнял У Се в ответ.
Обрадованный, что новый друг не отталкивает его, ребёнок скинул ботиночки и забрался на кровать с ногами, не разрывая объятий. Пусть Сяогэ-гэ был по странному молчалив, его эмоции было трудно прочитать по лицу, а ещё он вёл себя не так, как обычные взрослые, но он оставил в сердце У Се впечатление куда более глубокое, чем Небесное озеро на заснеженной Чанбай за окном.
– Можно я останусь с тобой? – от пережитого за день потянуло в сон, и хотя обычно малыш просто ненавидел, если его укладывали днём, сейчас, рядом с гэ он чувствовал, что мог бы проспать сколько угодно. – Я правда не буду тебе мешать, хорошо? Ты даже можешь остаться на моей кровати, только можно мне залезать к тебе и смотреть на горы? Пожалуйста?
– …хорошо, – спустя долгую паузу ответил Сяогэ-гэ, и У Се сжал свои объятия сильнее, чувствуя сжимающиеся объятия в ответ.
Ему было тепло, очень удобно, а ещё гэ пах чем-то таким странным, как морозный ветер, как лес, горы и небо, и маленький У Се, положив голову на его плечо, медленно проваливался в сладкий спокойный дневной сон.
Позже в комнату с беспокойством за своего ребёнка заглянул У Ицюн, чтобы, если понадобится, лично оттащить любопытного сына от их молчаливого и опасного гостя. Дремлющий, Чжан Цилин приоткрыл глаза. Перехватил недоумевающий взгляд, и показательно сжал спящее в своих объятиях дитя чуть сильнее.
«В тот год я впервые вживую увидел заснеженные горы. Белый снег и бесконечные долины были точно такими же, как в фильмах.
Теперь, когда я думаю об этом, я чувствую себя немного странно. Почему у меня было такое глубокое впечатление от этой снежной сцены в то время? И я все еще связываю это с фильмами? Моя память о путешествии в том году теперь размыта, и остаются только приблизительные воспоминания, но почему в них помимо этих снежных гор присутствует ещё и человек? Что в нём было такого особенного, что он остался так глубоко в моём сердце?
Я действительно не могу вспомнить…»
