Некий гаремный реванш: десятая сефира

Тома открыл глаза. Он смотрел вверх и не понимал, где находится. Не сразу понял, кто он. Образы, воспоминания, мысли прыгали так, что голова резко разболелась, он схватился за виски и медленно сел. Небо покрыто облаками. Поле покрыто травой. Всюду, куда ни кинь взгляд — трава по колено, удивительно яркая и однородная. Словно художник решил не тратить силы и провёл линию, выше которой заливка не уйдёт. Тома моргнул, отнял руки от висок, ибо боль ушла, и схватился обратно. Он убил Мисаки. И Микото. И… Индекс… Он убил их всех. Звериный плач вырвался из горла и напугал его самого, но затем Тома втянул воздух и вновь зарыдал. В мире не осталось ничего, кроме рыданий, что-то другое казалось непосильным, невозможным, не… Кто-то сел напротив и прикоснулся к стекающим по щекам слезам, затем двинулся к глазам, стирая их любовно мягкими прикосновениями. Тома открыл глаза и сквозь слёзы разглядел… — Микото! Он сразу обнял её, и девушка обняла его, однако ответила печально: — Прости, Тома. Не она. Он проморгался, подавил очередной приступ рыданий и вгляделся. Да, девушка выглядела как Мисака Микото, но… более зрелой? Более взрослой? — Воля, — прошептал он, и девушка кивнула. — Но ты не разговариваешь как программный код. — В этом больше нет нужды. Они разомкнули объятья и Тома огляделся. Вокруг было бесконечное пространство травы, но в одном месте та расступалась, освобождая место гигантскому дереву. Тома не знал, что за дерево, но его верхушка терялась в густых облаках, а ветви ломились от разноцветных плодов. — Воля, — он повернулся обратно к девушке. — Ты можешь рассказать мне, что произошло? Я… совсем ничего не понимаю. Калейдоскоп образов вновь мелькнул в голове, пытаясь принести боль обратно, но теперь уже Воля коснулась его висок. Боль оступила, да и горе притупилось, слёзы окончательно рассеялись и дышать стало свободнее. — Я здесь в том числе для этого, — сказала она, отняв руки. — Но мне придётся идти с самого начала, Тома. Я имею в виду… Она заложила руки за спину и прошлась, будто рассказчик. — В самом начале не было ничего. Не было времени, пространства, атомов, реальности, концептов и жизни. Только хаос, но это слишком слабое слово для описания того, что было. Как генератор случайных чисел без самих чисел. Ни человек, ни бог неспособны осознать это, подобный хаос вне их понимания и даже противен естеству. Тома обратился в слух, уже понимая, что это может быть надолго. Но так же понимал, что каждое слово может оказаться важным для него. — Однако затем произошло нечто. Из абсолютного хаоса выстроилась цепочка, которая имела смысл. Несла в себе знание. Могла передать некую информацию. Подчинялась определённым правилам. И тогда произошло то, что называют Большой Взрыв, — Воля прошлась и повернулась к нему, не останавливаясь. — Появилась реальность, служащая этим правилам. Материя, свет, время — всё это словно было всегда. И тогда же, из Большого Взрыва, появилось то, что люди описывают как древо Сефирот. Оба сразу повернулись к дереву, молча осмотрев его. — Это, конечно, никакое не дерево. У него нет структуры, нет облика, нет местоположения в пространстве. В некотором роде оно и есть Вселенная, ибо в древе Сефирот хранится вся информация, доступная Вселенной. И это не только голые данные, — Воля посмотрела обратно на Тому. — Восприятие. Ощущения. Опыт. Эмоции. Любовь. Сострадание. Всё это тоже информация, и всё это также существует в Древе. Тома посмотрел на неё. Вопросов появлялось множество, но и конкретного не было. А Воля вновь начала шагать, продолжая: — Информация в древе возникала одновременно с её носителями. Появлялись звёзды, и все их характеристики уже были в древе. Вокруг звёзд формировались планеты, и информация о них также оказывалась в древе. Однако некому было упорядочить эту информацию. Была известна масса вещества, но неизвестно само понятие «масса». Так и со всем остальным. И это продолжалось до тех пор, пока на одной из планет не произошёл, можно сказать, свой локальный Большой Взрыв. Множество случайных данных пересеклись в одно, и появился разум. — Это были мы? — почему-то это заинтересовало Тому, хотя и не принесло никакого облегчения, когда Воля кивнула. — С этого момента разум людей начал развиваться. Очень медленно по их меркам, но невероятно быстро в разрезе существования Вселенной и древа. И чем дальше, тем больше информации появлялось в жизни и мозгах людей, тем сложнее становились их мысли и обширнее обхват. Они ввели понятия физических характеристик предметов, и это теперь занесено в древо. Всё, что когда-либо создал и выдумал человеческий разум, стало частью древа. Включая вымышленные миры, если их обработали сразу множество разумов. Воля остановилась и повернулась к Томе. — Одним из самых популярных вымышленных миров стала христианская вера. Можно сказать, что за всю историю именно его обработало наибольшее число разумов. И не просто обработало, а поверило в его существование, приняло его правила и возжелало установить его в реальном мире. Инофрмация начала объединяться, вымышленный и реальный мир соприкоснулись, и из первого в другое просочилось то… Воля на некоторое время запнулась и смотрела на Тому, словно размышляя, сможет ли он её понять. Тома молча смотрел в ответ, и Воля продолжила: — То, что в христианской религии носит имя Сатана. Она вновь развернулась и прошлась, сделав так уже который круг. Тома обдумал услышенное, но и сейчас ничего не сказал. Рассказ далеко не закончен. — Я не знаю в точности, почему это был именно он. Скорее всего из-за легенды, что перед вторым пришествием Христа на землю явится Антихрист. А поскольку Антихриста очень ждали, называли им кого ни попадя и искали, то именно это и произошло. Впрочем, появился не сам Сатана, а лишь его бледная тень. Копия, считающая себя повелителем ада, но не являющаяся им. И поэтому неспособная помешать очевидному факту. Тома начал соображать, что за очевидный факт, уже в процессе. И Воля подтвердила его догадки: — Сатана не может существовать без Бога. Даже в тех историях, где он враг, но не слуга, Сатана всегда зависим от Бога. И поскольку того тоже ждали, тоже искали и просили, то Бог тоже объявился и вошёл в реальный мир. Дерево зашумело, оба опять посмотрели туда — и увидели огромного белого дракона, невесть когда успевшего обвить ветви выросшим во много раз телом. Семеро разноцветных драконов тоже были тут, но сейчас казались откровенными червями на фоне гиганта. — Казалось, что реальность начала подчиняться их правилам, — Воля продолжила рассказ как ни в чём не бывало. — Они закрыли дверь выходцам из других миров, даже столь же популярным. Сделали Церковь мощнейшей силой. Обрели невероятную власть. Но скоро всё это оказалось иллюзией, потому что при всём при этом древо Сефирот оказалось неуязвимо для них. Они не могли изменить даже мельчайшую часть её структуры, потому что это неизбежно изменило бы и их. Кроме того… Воля подошла поближе и теперь остановилась, уставившись на Тому. — Тома, я прошу тебя понять один момент. Бога, чем бы ни была природа его божественности, нельзя измерить логикой. Любой бог подчиняется только парадоксам, которые сам создаёт, не желая этого. Ты встречался с Магическими Богами, и это были ещё очень лёгкие, доступные логике случаи, ибо Магические Боги когда-то были людьми и не захотели стать полноценными божествами. Но ты всё равно должен понимать, о чём я, потому что и Магические Боги, и Бог с Сатаной столкнулись с одной и той же проблемой. Они могли полностью изменить мир, но они никогда не оставались удовлетворены результатом. Потому что… Девушка неожиданно улыбнулась. — Потому что воля. Тома моргнул, оценив лёгкую шутку, и Воля продолжила: — Видишь ли, Тома, пресловутой свободы воли не существует. Мы не можем познать то, что неизвестно древу Сефирот. И мы не могли сделать то, что запретили Бог и Сатана — по-настоящему запретили, а не обозначили грехом. Наша свобода невероятно ограничена даже без учёта человеческого общества и контекста. Однако существует сама воля, и она заключается в том, чтобы достичь новых вершин древа Сефирот. Новых знаний, заключённых в нём. Новых сефир, каждая из которых открывает совершенно другой взгляд на мир. Именно поэтому воля способна на чудеса даже в реальном мире, очищенном от примеси несуществующего, ибо стремление к древу Сефирот присуще всем, кто имеет разум. И любые попытки ограничить либо запретить его обречены на поражение. — Получается, свободы воли нет, но воля и её стремление к свободе существуют? — пробормотал Тома. — Именно, — улыбнулась Воля. — Как предел в математике, который не обладает неким значением, но неограниченно и постоянно приближается к нему. И эта воля, это стремление всегда вставали на пути богов. Магические Боги изменяли мир, но сталкивались с человеческой волей, осознавали её и её силу, и понимали, что не могут идти против неё. Никакое переписывание реальности не поможет, потому что какой бы ни стала реальность, в ней всегда будет древо Сефирот. И всегда реальный, изначальный мир будет брать верх. — То есть Отинус сдалась именно поэтому. — Она сама думает иначе, — кивнула Воля. — Но да. Отинус не общалась с Магическими Богами и думала, что тщательная подготовка поможет избежать всех проблем. Но даже двух тысяч лет ей не хватило. И двух миллионов не хватило бы. И двух миллиардов. Ходьба началась вновь. — Однако Бог и Сатана оказались более упёртыми. Они хотели мир, подчинённый их силе, но постепенно узнавали его всё больше. Из бледных теней превращались в более осязаемые сущности. Получали и перерабатывали всё больше информации, сами открывали для себя другие сефиры. Не говоря уже о том, что оба имели доступ к памяти и точке зрения каждого разумного существа на Земле. И ещё одна вещь, Тома — чем больше узнаёт разум, тем больше он оборачивается против себя. Понимает, что информацию можно воспринимать неограниченными способами, и порою верного не существует. Осознаёт, какой пласт информации недоступен и окажется таким навечно. Рассматривает несколько вариантов действий, иногда полностью противоположных, не отказывая им заранее. И богов это не минует, хотя боги единственные, кто может достичь десятой сефиры Малкут. Сефиры абсолютного знания, божественного восхождения и излияния божественной силы. Но эта сила ведёт лишь в пространство парадоксов, которые теперь составляют сущность бога. Воля посмотрела на Тому и уловила, что он уже не очень понимает, о чём речь. И заговорила проще: — Бог и Сатана осознали, что не существовали всегда. Что они тут чужаки, даже захватчики и тираны. Что они ничто рядом с древом. Это разрушило их естество, потрясло сознание и привело к печальному исходу: оба захотели умереть. Смерть для обоих была недостижима, и оттого желанна, а пространство парадоксов лишь усиливало это желание. Но они не могли убить себя. Они не могли даже убить друг друга. Они слишком вросли в мир, они почти стали его частью, они не могли просто уйти. Им требовалось нечто другое, что-то способное уничтожить их. Тома посмотрел на правую руку, абсолютно целую и здоровую. А также не оказывающую эффекта на мир. — Даже я не знаю всего потока их мыслей, — Воля посмотрела туда же. — Вполне возможно, что некоторые части плана остались скрыты или взошли на семенах очередных парадоксов. Но да, Бог и Сатана создали Разрушитель Барьеров как физическое воплощение своего желания умереть и желания Магических Богов вернуть реальность какой была. Ты ведь наверняка спрашиваешь, как Магические Боги могли существовать в условиях их царствования? Это и есть ответ. Позволение их существования ради прекращения своего. Тома прикрыл глаза, чувствуя, что начинает уставать. Всё это требовалось обдумать как следует, а Воля даже не собиралась останавливаться. Хотя говорила медленно. — Разрушитель Барьеров уничтожал всё, что не принадлежало реальности, но это не принесло облегчения. Бог и Сатана в своих истинных обликах были везде и нигде, в них нельзя было метнуть копьё с Разрушителем Барьеров вместо наконечника. Требовалось что-то особое, возможно, очередной локальный Большой Взрыв, схождение данных, порождающее нечто. Этим нечто стал ты, Тома. Человек, способный хранить в себе Разрушитель Барьеров. — И почему же им стал я? — теперь Тома не чувствовал желания услышать ответ. И тот действительно не принёс облегчения: — Потому что ты можешь воспринять обе стороны. Можешь выступить и за зло, и за добро. Можешь понять и зло, и добро. Понять, простить, оправдать. Сделать своими союзниками. Это свойственно большинству людей, конечно, но большинство же делают вид, что они выступают за одну из сторон. Или утверждают свою нейтральность, но на самом деле отчётливо склоняются в одну из сторон. Ты же оказался способен не склониться и не сделать вид. А ещё мог оказаться в нужном месте в нужное время, тогда, когда стало возможно существование Академия-сити. Сейчас Воля остановилась. И посмотрела с потаённой грустью. — Поэтому когда ты родился, Тома, Бог и Сатана дали тебе Разрушитель Барьеров. А для того, чтобы привести тебя к нужному пути, внедрили в тебя ещё и частичку самих себя. Частичку, в которой привлекаемые их силой драконы лишь верхний слой. Оба мимоходом взглянули на дерево. Драконы слушали очень внимательно и не шевелясь. — Акселератор был прав, Тома, — Воля вздохнула особенно грустно. — Ты изменял реальность под себя, воспринимая и божественное, и демоническое. Всё шло к тому, чтобы ты исполнил своё предназначение, и все менялось так, чтобы это произошло. — Алистер обо всём знал? — спросил Тома, хотя ответ был очевиден: — Да. Или, думаю, он знал обо всём со своей точки зрения. Немного в сторону — Самоцветы это буквально подарки божьи. Частички его силы, появляющиеся там, где людям особенно нужна помощь. И Алистер, изучая Самоцветов, сумел прийти к осознанию эсперов как других таких частичек, несущих в себе божественное либо демоническое. Маги, не воспринимающие всерьёз другие вымышленные реальности, а создающие их сами для себя, с помощью силы, что во многом обрамляет реальность настоящую. Прости, Тома, здесь мы опять вступаем на территорию парадоксов… — Прости и ты, Воля, но мне это неинтересно, — Тома старался говорить как можно вежливее, и девушка кивнула понимающе. — Я просто хочу, чтобы ты понял как можно больше. Ибо хотя реальность крутилась вокруг тебя, Бог и Сатана вели под ручку, а Алистер прикрывал тылы, не всё шло как надо. Помнишь, как Разрушитель Барьеров начал позволять себе вольности? Вроде возможности пихнуть тебя в портал? Просто каждый раз, когда ты касался чего-то магического, информация о нём переходила в Разрушитель Барьеров, накапливаясь на будущее, и перестраивала его в нужную сторону. И так пока не произошли два события, изменивших всё. Воля показала два пальца, указательный и средний, как знак победы. — Первое — Шокухо Мисаки вернула тебе память, а в процессе, не осознав этого, подобралась очень близко к пониманию происходящего. Второе — Отинус сумела уничтожить божественно-демоническое присутствие в тебе. — И… что это изменило? — Разрушитель Барьеров, если позволишь, сбросил настройки. Многое пришлось начать заново. Ты пошёл не по тому пути, что планировался. Возможно, так повлияло присутствие Алистера и его неудачи. Возможно, уже твоя неудача. Возможно, Бог и Сатана саботировали или позволили саботировать происходящее. Но вслед за основным планом пришёл запасной, — Воля окончательно устала ходить и встала напротив него. — Тебя решили сделать философским камнем. — Счастьем для всего человечества? — Да. Но то счастье, что пожелает воплотивший концепт в реальность, для человечества может обернуться адом. И поэтому тебя потребовалось провести через четыре стадии Великого Делания. Нигредо, когда твоё столкновение с Отинус позволило осознать иллюзорность реальности. Альбедо, когда во время противостояния с Коронзон ты понял, что не можешь всегда делать добрые дела и помочь всем. Цитринитас, когда ты прочувствовал смерть твоих любимых и ужаснулся тому, какая судьба может их ожидать. И рубедо, когда ты впустил в себя Сен-Жермен, принял решение жить как дальше после их смерти, а также замкнул временной круг с Индекс. — И что тогда? — Тома зажмурился, ибо все эти слова вновь едва не вызвали рыдания. — Они воплотились во мне, разделились и затем соединилсь вновь? — Тоже да. Но перед этим завершили последние приготовления. Сатана пожрал семь смертных грехов, заключённых в сущностях подготовленных Алистером пятиуровневых эсперов, а Бог помог тем, кому хотел помочь. Они теперь стояли друг напротив друга — без всяких вызовов и агрессии, почти обнимаясь. — И на этот раз у них всё получилось, потому что произошло чудо. Управляемое, контролируемое, ожидаемое чудо, выгнувшее реальность уже в их сторону. Разрушитель Барьеров вновь стал готов. Неудача перестала влиять на происходящее. И… — Воля прижалась к нему. — Так мы очутились здесь. — А ты им помогала, не так ли? — прошептал Тома, не пытаясь обнять её. — Как Научный Бог? — Да. За этим ничего не последовало. Воля сама отошла и отвернулась, ничего не говоря более, а Тома посмотрел на дерево. Драконы теперь смотрели на него. Ненависти, злости, гнева не было. Была лишь обречённость. Желание вопить от несправедливости, и осознание, что это бесполезно. Он был лишь фишкой, двигающейся по игровому полю под броски кубика. И все остальные были лишь фишками. В нужный момент встающие на нужную клетку. Или наоборот, убирающиеся с поля когда пожелалось игрокам. Игрокам в виде двух всемогущих сущностей, пожелавших умереть, но неспособных сделать это самостоятельно из-за своих парадоксов. Они сумели сломать игру, но и это не помогло. Всё просто пошло по другому пути. Сломай они другой путь — найдётся третий, и так до бесконечности. Потому что свободы воли не существует, лишь стремление к ней. Всё так или иначе подчинено кому-то наверху. И всё, что остаётся… Тома посмотрел на драконов, однако те продолжали смотреть в ответ и никуда не двигались. — Воля, — тихо позвал он, и девушка повернулась с быстрой улыбкой облегчения. — Почему они не заканчивают своё дело? Что-то ещё осталось? — Да, — она подошла поближе. — Остался ты. Видишь ли, Тома, как это объяснить… Бог и Сатана прикипели к тебе. Они знают тебя лучше всех, может, лучше, чем ты сам. И они понимают ситуацию, в которой ты оказался из-за них. Поэтому они хотят преподнести тебе прощальный подарок. — Который они тоже выберут сами? — Не совсем. Когда они оба умрут, то мир останется… можно сказать, осиротевшим. И обязательно изменится. Но если мы хотим, чтобы он изменился в лучшую сторону, то кто-то должен перехватить контроль. — Предлагаешь мне стать новым богом? — Нет. Новым богом стану я, как Научный Бог. Но я изменю мир так, как захочешь ты. Любое, даже самое странное пожелание вополощу в реальность. Это звучало как шутка. Слышать такое не от кого-нибудь, а от Воли… — Я скажу то же самое, что я сказал Отинус. Я хочу, чтобы прежний мир остался и сам определил свою судьбу. Без указывающих богов. Особенно сейчас. — Я могу исполнить твоё желание, — Воля не смутилась промелькнувшим укором. — Но я должна предупредить тебя, Тома. Сатана не просто убил пятиуровневых эсперов, он вырвал их из реального мира. Они не воскреснут, хоть какую реальность ни создавай. Теперь Тома отшатнулся, сам отвернулся и зашагал прочь. Он чувствовал себя так, будто сама реальность начала давить на плечи неподъёмным грузом. Мисаки мертва. И это даже боги не исправят. Он больше никогда не увидит её. В это не верилось. Ведь ещё сколько — день назад? Время казалось растянутым до невозможности. Но да, ещё день назад они были вместе и думали, что так будет всегда. И как он создаст новую реальность? Зачем ему эта новая реальность, если в ней не будет его любимой? Да, вот именно. Пусть всё решат без него. Решали до этого, справятся и сейчас. — Воля! — он сказал это гораздо громче и злее, чем до этого, но кого теперь волнует. Волю точно не волновало, она отозвалась всё столь же ровно. — Реши сама. Я передаю тебе все права, или как оно там. Ты Научный Бог, у тебя должно быть всё хорошо со знаниями, так разберёшься лучше меня. — Нет, Тома, — она рискнула приблизиться. — Не разберусь. Я ведь помогала им всем, потому что думала, что это правильно. Что я должна взять на себя руководство новым миром, потому что это будет к лучшему для всех. И я… Воля неожиданно всхлипнула, Тома аж вздрогнул, а вся злость куда-то испарилась. — Я предала всех. Тебя, Тома. Акселератора. Кайкине. Девочек. Вообще всех. Я либо помогала Богу, Сатане и Алистеру Кроули претворять в жизнь планы, либо не мешала. Я прямо участвовала в том, чтобы сделать из тебя философский камень. Как раз потому, что пользовалась только знаниями, и считала, что всё это допустимо. Даже обязательно, ведь итог будет замечательный. — Но ты не смогла, — образы уже выстроились в более-менее внятную картину. — Нет. Потому что я тоже бог, и я тоже сомневаюсь в своих действиях. А Научный Бог вообще не должен быть уверен в чём-то. И я поняла, какую ошибку допустила. Я выключила было Акселератора, потому что он в теории мог нарушить планы Сатаны, но именно для этого включила вновь. Я уже не могла помочь Кайкине, но попыталась устраниться от дел и защитить девочек, попыталась достучаться до Бога в надежде, что он меня поймёт… И я, наверное, сделала только хуже! Последние слова Воля практически прорыдала, так же, как недавно рыдал он. Тома не знал, как её утешить, и нужно ли. Она ведь тоже была одним из игроков, вернее, пыталась, хотя и обижаться не получалось. — Так что я не хочу сама решать, каким будет новый мир, — Воля аж замотала головой. — Я боюсь, что создам его таким, что предательство подобное моему станет нормой. Оно и так… но станет только хуже. А может, и не только предательство… Она начала размазывать слёзы, а Тома отвернулся к древу. Возможно, Воля пыталась его разжалобить, хотя думать об этом не хотелось. Всё-таки он до сих пор полностью ей доверял. Да и она в итоге исполнила обещание. Рассказала всё, что происходит. Только слишком поздно. И теперь… что теперь? Придумывать новый мир? И если да, то какой? Тома слегка прошёлся. Слёзы Воли и мирное шелестение травы постепенно успокаивали, хотя от мыслей о Мисаки хотелось лечь и больше не вставать. Какой бы мир он не создал, но она в нём не появится. И Микото не появится. И… Индекс. Он остановился так резко, что едва не упал. Индекс не пятиуровневый эспер. Сатана не убил её напрямую. Она обязательно воскреснет в новом мире, особенно если он специально попросит Волю. Значит, нужен мир, в котором Индекс сможет жить без него. Пусть это будет прощальным подарком. Подарком и извинением за то, что так и не смог… Тома прижал ладонь ко лбу, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Он стоял совсем близко к дереву, смотрел на яркие плоды и постепенно понимал… Тот он, что вернул память, никогда не имел шанса вернуть Индекс. Возможно, даже без Мисаки и других девушек. Они могли бы долго притворяться и вести обычную жизнь, но не как раньше. Потому что прошлый Тома и настоящий Тома были почти как Бог и Сатана. Во многом похожи, во многом служили одному делу — и неистребимо, порою диаметрально разные. Ему настоящему так и не удалось состыковаться с Индекс. Возможно, они все просто неправильно сделали всё, но факт остаётся фактом. И если уж совсем честно… Нужен ли был ему кто-нибудь, кроме Мисаки? Он сам сказал, что живёт в разных мирах с собственной семьёй. Он скорее тяготился образовавшимся гаремом. Он обрадовался, когда Микото прошлым (позапрошлым?) вечером отказалась их сопровождать. Даже Цучимикадо, Серья и Аогами/Етцу… ему было плохо без них, и без всех остальных, но не настолько, чтобы замкнуться в себе. Он продолжил жить, продолжил улыбаться, вёл себя нормально… словно и не горевал. Даже рыдая про себя, даже просыпаясь от собственных криков и нося на шее прибор, успокаивающий и расслабляющий в особо острые минуты… переживал ли он по-настоящему? Не чувствовал ли внутри некоего облегчения? И не потому ли никогда не говорил с Мисаки про Серью — потому что втайне полностью одобрил произошедшее? — Я злодей, — прошептал он, но сейчас эти слова не несли смысла. И казались жалким оправданием. Сказал «я злодей» и всё, это сразу что-то доказывает? Ну хорошо, злодей. Значит, ты хочешь мир, в котором Индекс — такая, какая она есть — могла бы спокойно жить. Никаких гримуаров, никакой Церкви, никакой магии. То есть мир, который хотел Алистер Кроули. А ведь всё к этому и шло. Боги вымышленные и Магические уйдут. Им на замену придёт Научный Бог. Мир неизбежно изменится. Старый развратник в итоге добился своего, хотя и вынужден был атаковать Волю, когда та поставила под угрозу всю их работу — напрямую, ибо для нового хитрого плана не было времени и возможностей, всё потратили на то, чтобы провести Тому по стадиям философского камня. Вся та игра в небоскрёбе была лишь одной из стадией, как и воскрешение девушек, и всамделишная угроза со стороны Анны Шпренгель с Розенкрейцерами, и всё остальное… лишь игра человека, идущего к своей цели. Игравшего на одной стороне или даже за одной доской с богами. Индекс ведь тоже была лишь одной из его фишек. И раз так… можно ли сделать мир, в котором новый Алистер Кроули никогда не появится? Тома уставился на дерево, понимая, насколько оно на самом деле вне реальности. Ветви не шевелились, плоды росли вразнобой, крона не шумела, и даже обвивавшие стволы драконы походили скорее на причудливые статуи. Древо Сефирот. К которому стремятся все люди. К знаниям, эмоциям и взглядам, спрятанным внутри. Стремление к Древу единственная сила, которую можно считать сверхъестественной из-за чудес, что та творит. Не всегда хороших, но всегда необычайных. А ведь вся наука и заключается в этом. Постоянно стремиться к истинным знаниям. Рисовать истинную картину мира. И принимать её как должное. В отличие от магов, что пытаются расписать картину собственной верой в то, что к реальности не имеет ни малейшего отношения. Алистер при всём том, что он сделал для науки, сидел на том же крючке. Смотрел на мир под строго определённым углом, даже не пытаясь его изменить. И все остальные… Интри, Фиамма, Карисса, Отинус, Кихары, даже Коронзон… все они смотрели на мир под углом, в котором чувствовали себя абсолютно правыми, и игнорировали то, что реальность много шире этого угла. А когда они решили действовать, то остановились лишь потому, что он встал на их пути. Со всеми своими друзьями, союзниками и просто работающими над той же целью. Все они, включая Тому, тоже смотрели на реальность под своими углами, и тоже не осознавали её полностью. Что произойдёт, если убрать хотя бы одного из них? Всё будет длиться гораздо дольше? Погибнет куда больше людей? Мир будет уничтожен? Или всё наоборот? Воля стремится к свободе, а люди к древу. Но никогда не достигнут его, а те, кто достигают, кто проходит полный путь и добирается до десятой сефиры, становится богом. Уже не человеком. Так что у людей всегда будет неизвестность впереди. Всегда останется что-то, что они не будут знать, но возжелают узнать. И потому всегда будет магия, жаждущая заранее объяснить эту неизвестность. Заполнить пустоту чем угодно, даже тем, что кажется невозможным — однако вера и убеждённость сделают возможным. И если вся неизвестность лежит в руках одного-единственого человека, то невозможно предсказать, куда он её повернёт, в сторону какой невероятности. Даже и скорее всего если будет действовать с добрыми намерениями. Алистер Кроули не желал принять реальность. Иногда это помогало миру процветать. Иногда ставило на путь уничтожения. И уничтожило в итоге. Пусть сейчас есть кому привести всё в порядок, но будет ли так, когда появится следующий Алистер Кроули? Тома смотрел на дерево и постепенно понимал, какой мир он хочет. Для Индекс. Для людей. Для себя с Мисаки, если бы им довелось жить там. Жаль, что он так и не смог примириться с прошлым собой. Там, на Шершне, даже казалось, что именно два его состояния вступили в схватку, окончившуюся ничем. Но с другой стороны… это действительно уже неважно. Тома отвернулся от дерева и направился к Воле. Та успела успокоиться, но и улыбкой не сверкала, лишь сидела в траве и о чём-то размышляла. Однако сразу встала, когда он подошёл. — Воля, — странно было так говорить с богом, но Тома чувствовал, что и это не имеет значения. — Что именно заставило тебя переменить решение? Он думал, что и так знает ответ. И угадал. — Я вспомнила, как ты пришёл мне на помощь, — прошептала Воля, не решаясь смотреть ему в глаза. — Защитил от Акселератора. Не должен был, вредил самому себе, не знал меня, но всё равно пришёл. Я вспомнила об этом и поняла, что не могу дальше. Просто не могу. — Тогда всё хорошо, — Тома постарался улыбнуться. Ссоры и обиды тоже не имеют значения. — Я знаю, какой мир хочу создать, Воля. Я хочу мир, в котором не будет магии. Никто не будет обманут вымышленными реальностями, все будут понимать, что они иллюзорны. Все будут признавать, что чего-то не знают. И не заменять неизвестность суррогатом истины. Никто не будет считать людей чем-то особенным, не будет думать, что отправится после смерти куда-то. Возможно, они даже будут так или иначе понимать существование древа Сефирот. Воля просто слушала его, но вздрогнула, когда Тома сказал: — И я хочу, чтобы ты возглавила этот мир, Воля. Ему придётся нелегко, так что потребуется кто-то, способный поддержать в этот момент. И я прошу тебя стать этой поддержкой. Кроме того… постарайся проследить за тем, чтобы никто, никогда, ни при каких условиях не накопил достаточно силы для диктовки своей воли этому миру. Не пытался изменить его. Не пытался внедрить в него картину, созданную своим разумом. А если сама захочешь так поступить, то опять вспомни, как я пришёл спасти тебя. — Тома… — И ещё, — он поднял руку, прося закончить. — Убей меня. Я знаю, что должен сам жить в том мире, какой попросил, но я не хочу жить там без Мисаки. И просто уже устал от… всего. Не знаю, что произойдёт с моей душой, если вымышленного больше не будет, можешь сама что-нибудь придумать, но… просто убей. Он ожидал потока отрицаний, но Воля лишь смотрела с грустью и пониманием. — Смерть не ответ, Тома. Но я понимаю тебя. Она подошла поближе и потянулась обнять его. Тома замешкался, но ответил объятьем. Они постояли несколько секунд, а затем Воля мягко отстранилась и пошла к дереву. Там драконы наконец-то пришли в движение, но если разноцветные просто ползали по ветвям, то белый начал спускаться. В самом низу он взял ветвь зубами и наклонил её, так что плоды повисли на уровне головы. Воля протянула руку, сорвала красный плод и надкусила его. Затем подманила Тому и предложила ему надкусить. Тот согласился, а когда почувствовал странный сладковатый вкус и посмотрел обратно на Волю, то понял, что они всё это время были обнажёнными. — Позание всегда должно начинаться с самого себя, — улыбнулась та, когда Тома инстинктивно попытался прикрыться. Затем вновь откусила плод и вновь предложила Томе. Когда они оба наконец доели, то Воля потянулась — теперь не только обняться, но и поцеловаться. Тома не возражал, чувствуя на губах и языке всё тот же фруктовый привкус, однако не знал, что делать, если всё зайдёт дальше. Однако не зашло — Воля сама оторвалась первой, положила голову ему на плечо и тихо прошептала: — И стали люди как боги… Тома смотрел на дерево и понимал, как же больше он теперь видит. Когда драконы сорвались с веток и полетели вверх, то он видел, куда и зачем они летят. Сила Шундан Кими создавала в галактике чёрные дыры, и каждая такая дыра привлекала дракона. Ибо составная часть существа, желающего умереть, не могла не соблазниться феноменом, поглощающим всё. Сатана тогда подключился непосредственно к Кими, дабы переводить появление драконов в свою руку, но сейчас он летел вместе с ними к заветной цели. Каждый дракон нашёл для себя дыру. Каждый врезался в неё, и… Хорошо, будет лучше сказать, что каждый исчез. Остался только один, самый большой, но он тоже полетел. И вытянулся в полёте словно бы во всю реальность, заревел так, что эта реальность содрогнулась. Тома внимательно наблюдал за ним, понимая, что видит последние мгновения ещё и Разрушителя Барьеров. Отчаянной надежды всемогущего существа умереть. И сейчас он засиял на весь мир, а затем просто рассыпался на мельчайшие искры, тут же погасшие навечно. И вместе с ним рассыпались вымышленные реальности. Всё когда-либо придуманное людьми разрушалось, встретившись со столь могущественным отрицанием их сути. Даже рай и ад исчезли в яркой вспышке неверия. Но после них что-то осталось. И это что-то рвануло к ним. Души. Мириады душ, переживающих вечное блаженство или вечные муки. Сейчас они остались без всего и мелкими точками приятгивались к тому, что ещё могло стать их утешением. Окружили Тому и Волю сплошным барьером, повисли тусклыми осколками в страхе перед неизвестностью. Они закрыли весь мир, растянулись столь далеко, словно они двое стали мелкими точками, окружёнными бесконечностью. — Хадит… — прошептал Тома; Воля согласно прижалась к нему и прошептала: — А они — Нуит… Души продолжали прибывать нескончаемым потоком, однако внимание Томы привлекли… да нет, не может быть… Семь душ летели в общем потоке. Летели с той стороны, куда отправились драконы. Он видел их, знал их, он… — Похоже, Сатане нужны лишь их грехи, — прошептала Воля. — Безгрешные души ему непонятны и оттого отвратительны. Семеро душ зависли в окружающей их сфере, также ожидая неизвестно чего. Тома посмотрел на Волю, увидел её улыбку и вздохнул. — Кажется, я поторопился с просьбой, — признал он. — Всё нормально, — сейчас Воля посмотрела ему в глаза. — Когда человек говорит, что хочет умереть, это означает, что он хочет жить, но не так. Она вновь улыбнулась. А затем легонько коснулась его лба. Тело Томы рухнуло на неё и медленно сползло вниз. А душа полетела — но совсем в другую сторону. Она прорвала строй других душ, подлетела к дереву и уселась на его ветвь. Она не касалась ни единого плода, но все остальные рванувшие следом души сделали именно это. Каждая нашла себе плод, каждая приклеилась к нему, и плоды начали уменьшаться. Словно рой голодных насекомых облепил всё древо Сефирот, уйдя за облака, находя плоды на каждой ветке. Воля прикрыла глаза телу Томы и выпрямилась, довольно наблюдая за происходящим. Неизвестно, сколько шёл пир. Возможно, века. Но наконец последняя душа насытилась последним плодом. И какое-то время не было ничего.