Civil twilight

Перемотка — Солнце

      В Каракуре такой свет не увидишь. Широта и долгота не те. Возможно, когда я смогу путешествовать, посмотрю на нечто подобное в Великобритании. И обязательно вспомню свое заключение в печальном Уэко-Мундо…       Окно пропускало лунный свет ночью, а днём не задерживало солнечные лучи. Даже три стальных прута не мешали. Там гуляет ветер, играясь с песком. Там что-то происходит. А здесь, в комнате десять на пять, остановилось само время. Знаете, иногда я забываю дышать. Замираю.       И только в холодный (можно не делать акцента — искусственное солнце светит, но не греет) предрассветный час надежда пробуждается. По первости я вскакивала, обходила комнату.       Думала, что друзья рядом, вот и жить захотелось. Нет. Это бледно-голубой свет встряхнул меня, показал, что сам рассвет близко. Так прошел один, другой. Теперь я оставалась в кровати. Незачем. Пройдет этот час, как и другие. Станет чуточку легче. Чтобы ощутить боль от падения в отчаяние ещё острей. Иногда я спрашивала себя — а не стать ли поэтом или философом? Тогда бы оправдала свой пафос. Улькиорра привез еду. Наверное, сам не в восторге от роли. Сначала я налаживала контакт: улыбаться против воли я всегда умела, как и делать грустные глаза. Не вышло. Словно играла мимо ворот.       Того же Гриммджоу довела этим. Дал понять, что рыжие волосы делают меня хорошей мишенью для любого, кроме Канаме. Больно дёрнул за руку. Больше не приходил. Не было смысла. Того же Улькиорру господин Айзен приставил еду привозить. Гриммджоу тут нечего делать. А я бы… Не отказалась увидеть. Расцарапать лицо. Отдавить ногу. Укусить. Много вариантов и каждый в итоге принесет больше вреда мне, не ему. Не смогла я поладить с противоположностями. А ведь только с ними и виделась. Ужасающий процент неудач.       Представляете, я постепенно забываю, как лечить. Это даже естественно — каждые полчаса ко мне не приходят за помощью. Хотя чуть-чуть странно. Я же только это и умела. Ну, и готовить. И жертвовать собой, когда этого никто не просит…        Кисну в четырех стенах одна. Улькиорру считать за подобие живого не буду — так молчалив и холоден, что в шкафу больше жизни. У него хотя бы дверца скрипит. Нагнетаю и нагнетаю, а сама хочу жить, ежась от предрассветного холода. Как же там хорошо, за стенами моей тюрьмы. Освободите… Возможно, моей душе уже не так нужно тело. Поэтому освободите ее, бессмертную. Естественно, умереть не дадут. Или лучше без запятой?       Не дали. Осознала себя на полу. Удар. Правая щека. Теперь левая. Удар. Наконец, размытое лицо обрело четкие черты — злые голубые глаза, бирюзовые стрелки, тонкие, сведённые к переносице брови, прямой нос с острым кончиком, правильной формы губы… Осколок челюсти. Детали. Сколько ненужных деталей.        Всего лишь Гриммджоу. Не мама, не Сора и не Смерть на худой конец. Арранкар, которому я мысленно грозилась расцарапать лицо. Так странно. В голове ясно, а тело будто тряпичное. Я не я по ощущениям. Обычно тело что-то делает, оживлённое, а мозг в оцепенении. Ах да. Это было там. На грунте. В нормальной жизни. В этой реальности я вынуждена слушать его зычный голос. — Девчонка!       Это обо мне. А о ком ещё, собственно… Но стоило различить серо-голубой свет, его переливы на шкафу, полу, кровати, меня словно потянула вверх незнакомая сила. Чёртово желание жить, ты снова победило! Постепенно вернулась чувствительность. Я поморщилась, потерла локоть. Скрутило живот. Я коснулась губ и Гриммджоу, поняв без слов, отпустил. Его глаза сверкнули сталью.        Приступ прошел. А Гриммджоу уходить не спешил. Смотрел на меня. Возможно, захотел пнуть. Но вместо этого подал руку. Я встала. — Я прикажу, чтобы тебе что-то получше готовили. На ногах не держишься, — процедил он и я совсем пришла в себя. Странно наблюдать, как он злится на кого-то другого. Хотя, как я думаю, Гриммджоу постоянно раздражен. Плюс неуверен и оттого самоуверен. — Спасибо, — обошлась без обычного заикания. Каждый раз, что ли, в обморок падать и вставать перед длинной речью? — Сочтемся.       Я лежала в кровати и раз за разом прокручивала этот диалог в голове. Бред какой-то. И диалог, и моя рефлексия. Откуда милосердие? Неужели на всех слегка тронутых (к которым я себя смело отнесла) действует этот серо-голубой свет? Меня он поднимает ввысь, а Гриммджоу смягчает. Гриммджоу. Без усилий вспомнила лицо и голос.       Опять этот свет… Манит меня. В конце-концов, я что, не смогу удержаться и не выломать решетку? Выпрыгну в окно? Я решилась. Глупость, разумеется, но я будто побоялась спугнуть свет. Оказалось, что за окном даже симпатично — безмятежно, голубовато и только ветерок шелестел. Облака плыли в небесном море в дальний путь. Вот кому правда есть чем заняться. Одиночеством не мучаются.        Я отвернулась и прижалась спиной к прохладной стене. Сползла на пол. Обняла себя за плечи, подтянула ноги. Как только окажусь дома, буду больше делать, а не думать. Надоело предаваться бессмысленным рассуждениям и наблюдениям. Я обозлилась. — Ненавижу! Ненавижу это дурацкое, вечно сонное место! — я ударила по колену и закусила губу от боли. Ударила ещё и ещё. — Больно… — Конечно, там же нервы, — фыркнул кто-то рядом. — Чему вас учат в школе, девчонка? Меня натурально затрясло. То ли от страха, то ли от нервного приступа. Только Гриммджоу меня так называет. Улькиорра вообще опускает обращение. Стоял. Небрежно сунув руки в карманы хакама. Но с удивительной быстротой подхватил меня, когда я бросилась к нему. Или к выходу? — Я хочу домой, — придушенно произнесла я и вцепилась в рубашку, собираясь взобраться как дикая кошка. Мне было плевать, откровенно говоря, на его реакцию. Да. Я сломалась. Но какая в этом радость для гостеприимных хозяев? — Домой. — Да понял я, — слегка раздражённо ответил он, но не оттолкнул и не отпустил. — Дружки без тебя не справляются и ты это знаешь. — Почему меня считают приложением к ним?! — мне понадобилось, нет, не так — я словно была обязана взглянуть в его глаза. Ничего нового. Только в предрассветный час они совсем синие. — Ты притворяешься или серьезно не вдупляешь? — Я не притворяюсь! — Разве не ради них ты пришла сюда? — он прищурился. Взгляд проницательный, безжалостный. — Я хотела хоть что-нибудь сделать! — пора прекратить винить невинный и в общем-то бездушный час в моем помешательстве. Всегда во мне это было. Зависть, злость. Просто в Уэко-Мундо, оставшись наедине с собой, я раскрылась. — Пока все ждали распоряжений Готея и рассуждали, как все плохо, я решила действовать. — И к чему это привело? — он усмехнулся. — У тебя течет крыша из-за интервы. — Интервы? — кто-то совсем забыл, как больно Гриммджоу этого кого-то за руку дёрнул, да? — Интервало де лючидез. Из-за того, что Айзен создал искусственное солнце, свет луны не попадает нормально. Поэтому он как-то преломляется, воздействуя. Не все ловят приход от него, но когда такое случается, может наступить просветление. Откроется новая сила. Или…       Или настолько не хватает общения, что кинется в объятия к врагу? Он это хотел сказать? — Или.? — Не догадалась? С ума сойдешь. — Жутко, — и коснулась щек, словно это могло мне помочь. — Я не один раз странно себя чувствовала. Возможно, это оно и было… — Может, комната так расположена, что ловит этот эффект. Не знаю, — Гриммджоу помрачнел. — Скажи Улькиорре, — словно нехотя начал он. — Пускай попросит Айзена перевести в другую. Интерва тебе не пригодится. Наверно, полезна только для нас. — Нас? — я вздрогнула и покраснела. — Глупая, — оскалился он, но сказал беззлобно. — Нас в смысле Пустых. — Ты хочешь сказать… — может, Гриммджоу сам попадал под это явление? Я почему-то безоговорочно поверила. Есть такое и все тут. — Я наговорился, — фыркнул он и поставил на пол. Я и не заметила, что давно держусь в воздухе только благодаря ему. — Не забудь про Улькиорру. — Почему ты заинтересован? — я сильно нахмурилась, ища связь или намек на нее.       Гриммджоу склонился. Большая разница в росте никогда не казалась мне романтичной. Неудобно. А под взглядом беспощадных глаз вкупе с оскалом ещё и неуютно. — Сохраняю для будущего, раз Айзен не в состоянии.       Защищает меня, значит. Сохраняет. Как вещь? И… Для какого будущего? Чтобы использовать? Он ушел также тихо, как и появился, не ответив на мои мысленные вопросы.       Я спросила у Улькиорры насчёт интервы и напоролась на стену. Ура, ожидаемая реакция. Посматриваю на дверь. Иногда.       Приближалась интерва. Вот и посветлело вокруг, но до появления солнца есть немножко времени. Достаточно для того, чтобы наполнить комнату серым и голубым, а голову — думами. — Ты только вместе с ней появляешься, что ли? — Можешь считать, что я твой дух-хранитель, — он прислонился к стене, скрестил руки на груди. Смежил веки. — С такими хранителями врагов не надо, — прошептала я и обняла себя за плечи, нахохлилась. — Я совмещаю, — он усмехнулся уголком губ.       Наверное, он прав — в его присутствии интерва теряет свою мистичность, я чувствую почву под ногами. Помолчали. Тихо. Не считая шелеста ветра. — Или тебе просто скучно…       Меня удивило, что Улькиорра и Гриммджоу не столкнулись в один момент. Это очень странно, учитывая, что у меня они бывают с почти одинаковой периодичностью. Какое сухое, канцеляристкое предложение. Не умею в метафоры, в лоб даю. Что-то пробуждается во время интервы, что-то, похожее на гениальность. Но ведь гениальность это обратная сторона безумия. А Гриммджоу ясно высказался на этот счёт. — Земля и небо в своем союзе породили солнце. Оно сразу набралось высокомерия, потому что только благодаря его свету трава наливалась зеленью, снег таял, вода веселее журчала. Кажется, сама жизнь грелась в его лучах. Когда появились люди, солнце лишь сильнее возгордилось: они приносили жертвы и подношения, молились ему. А люди работали без продыху, что забавляло солнце. Оно само катилось по небу по кругу раз за разом, да и все на этом. И нашла от этого занятия скука на солнце. Оно принялось сжигать посевы людей, поражать солнечными ударами, разогревало воду в реках до кипятка. Это надоело небу и тот принялся думать, что можно сделать. Решение подсказала жена, мать-земля. Дескать, солнце скучает без пары.        Так появилась луна. Тихая, мирная, противоположность солнцу. Тот влюбился с первого взгляда и больше не мог жить без нее. Небо поставил условие — ты должен ждать луну, а пока ждёшь, спускайся за горизонт. Ведь теперь луна выполняет работу ничуть не меньшую — накрывает небо сине-черным покровом с вышитыми ею звёздами, дарит людям покой, чарует своей скромной красотой. Солнце заревновало, но приняло условие.        Теперь начинало день, чтобы быстрее закончить. Но никак не удавалось поймать луну — она ложилась отдыхать, когда солнце поднималось работать. Он не знал, что происходит с его уходом, но замечал усталость луны в те короткие моменты, когда видел ее лик. Прошли сотни лет, но солнце все так же одиноко горит, пока не спустится за горизонт. А луна восходит в темноте, лишь покуда рассеится свет. — А сумерки — это момент, когда он ее видит? Я немало удивилась его внимательности: слушал с закрытыми глазами, вроде как задремал. — Пожалуй. А затмение — короткий миг встречи. Серо-голубой предрассветный час. Такой же короткий, как и его меланхолия. Которую я уловила и не захотела отпустить. — Вроде взрослая, а любишь сказки. — А ты нет? Он пожал плечами. — Не приемлю обман. Такой крупномасштабный тем более. — Но это только попытка объяснить. — Ещё лучше. Обман себя и остальных.       Помните, я говорила, что Улькиорра и Гриммджоу не пересекались? Кое-что изменилось. Первый устроил допрос касательно второго. Я отвечала честно и коротко. Нет, отношений с ним не завела, не завожу и заводить не планирую. Нет, он ни к чему меня не склонял. Просто разговариваем ни о чем.        И если на то пошло, то это он ко мне ходит, а не наоборот. Улькиорра ушел настороженным. Что ж, не мне переубеждать. — Тебе нравится? — Что именно, Гриммджоу? — Этот цвет. Я улыбнулась. — Предпочитаю жёлтый.       Гриммджоу скрестил руки на груди, опустил взгляд. И вдруг собрался уйти раньше обычного — небо оставалось черным, даже линия горизонта ещё не синяя. — Гриммджоу, куда ты? — Ты приспособилась. Интерва больше тебе не грозит.       Он не обернулся, пока говорил. И я проморгалась, замечая, как комнату заливает свет. Но совсем не бледно-голубой. — Небо, оно… В жёлтых и розовых тонах…       Так он просто… Ждал, пока я привыкну? Ждал, потому что знал, что так случится? — Ты сам страдал от интервы, правильно? — Да. Ну почему все приходится вытягивать?! — Почему? — Особенный. Много по голове попадало.       Допустим. — Ты не хотел, чтобы я помешалась? — протяни руку — коснешься. За все эти разы Гриммджоу стал неотъемлемой частью утренних сумерек. Пускай я иногда думала, что это проделки интервы. Но коснуться, не считая того раза, не хотела. А сегодня что-то изменилось. — Да. Ты и так время от времени городишь чушь, зачем ухудшать. — Значит… Ты уходишь? — Получается. — Да нет… Нет! — Сказал же.       Потрясенная, я замолчала. И отвернулась, закусывая губу. Сказать, что я и без интервы сойду с ума от одиночества? — Делай, как хочешь. Если бы, если бы голос звучал более уверенно. Но увы. Ушел. А я осталась в гордом одиночестве смотреть, как светлеет небо. Не считая того, что глотаю слезы, держусь неплохо. — Давно не падала из окна? — Да как-то… И не приходилось.       Я тушевалась и не успела спросить, а что Гриммджоу, собственно, делает под моим окном. Ушел вроде. Навсегда. Как спокойно, когда он рядом. Это даже неправильно — вроде как я должна с ума сходить, грезить и прочее. Но нет. Словно… Нашла что-то давно потерянное. — Ты давно тут стоишь? — Только пришел. И зачем ты орёшь? — Мне кажется, можешь не услышать…       Не прям высоко нахожусь, но если падать, то в первый и в последний раз. — Т-ты патрулируешь? — Нет, хотел к тебе залезть. — Правда? — Нет. На окне барьер, балда, приглядись. — А ты смог бы его преодолеть?       Он фыркнул. Слишком напоказ. — Смог бы. Только не хочу. И тебе не советую. — Прыгать? Я взглянула вниз, оценивая. Мне захотелось немножко попугать его. — Ну, четвертый этаж, наверное. — Вот и сиди в своем уютном уголке, я тебя в медпункт не потащу. Вновь проворчал он и скрестив руки, отвернулся. — И не отвлекай меня. — Меня поселили в ту часть, где ходит меньше всего народа… — Знаю. Все, не мешай. — Странно, что ты прямо под моим окном оказался. — Ты на что намекать взялась? — Да так, ничего… Все-все, не отвлекаю, ты ведь так занят.       Молчание. Я осталась. Просто угадайте, зачем. И откуда у меня на губах эта дурацкая улыбка? Он, развернувшись, вновь поднял голову. — Я подумал, что ты ушла. — Осталась, чтобы проверить, посмотришь ли ты.       Гриммджоу хмыкнул. — Кинуть в тебя чем-нибудь, что ли… — За что? — Барьер пропускает мелкие предметы? — я не удостоила слова вниманием. Просто так удобнее.       Он пожал плечами. — Тебя не пропустит. — Это намек на рост? — Не на возраст же. Ах да. Гриммджоу, ухмыльнувшись, сунул руки в карманы. — Я начинаю вспоминать, почему по тебе совсем не скучала.       Гриммджоу широко улыбнулся. Не оскалился, улыбнулся. — Просто интервы давно не было, милая.       Я вспыхнула, бросила на удачу. — А если я прыгну, ты поймаешь? — Я же ясно сказал… — Тогда прыгаю! — Что?! Так больно. Но жёлтое солнце все ещё светит, белые облака бегут по голубому небу. Кровь горячая. Ничего не изменилось. Сознание затухнет на этих глупых мыслях.? Решетка пропустила не только свет интервы, но и мое тщедушное тело. Почему Гриммджоу оставил меня? Почему? Почему…