This restart is not like the others

      Она очнулась в тёмном пространстве. Вокруг была лишь пустота. Снова, снова и снова она попадает сюда. «Сколько можно мучить меня?» — вопрошала она. Ответа не последовало, как и ожидалось. Она опять одна, во тьме, никому не нужная, лишь ожидала нового перезапуска игры, чтобы в очередной раз играть роль старой знакомой главного героя. Совсем как кукла в руках кукловода.       И вот перед ней в очередной раз появилась до ужаса надоевшая кнопка «Перезапуск». Девушка протянула руку к светящемуся прямоугольнику, действие которого вернёт её в этот ад без счастливого конца. Снова обычные школьные деньки, снова будни в литературном клубе с девчонками, снова встреча с Протагонистом. Совершенно ничего не поменялось. Хотя… нет, всё, как всегда.       Но одним солнечным днём, когда Моника вошла в класс, там не оказалось никого, кроме Юри и Нацуки, которые о чём-то мило (?) болтали. Обе девушки обернулись на Монику, как только услышали звук хлопка двери, отразившийся от стен кабинета.       — Здравствуй, Моника, ты сегодня поздновато, что-то случилось? — спросила Юри, нервно поправляя волосы.       — Да! Почему ты опоздала? Ты же президент клуба! — Нацуки гневно зыркнула на Монику и расставила руки в боки. Её высокий девичий голос звоном отдался в ушах.       — Ох, простите, подзадержалась в музыкальном классе, учила одну симфонию на пианино да потеряла счёт времени.       — Ты играешь на пианино? — раскрыла рот в изумлении Нацуки.       — Хе-хе, совсем немного.       — А нам сыграешь?       — Хорошо, но как-нибудь в другой раз.       Моника мимолётно улыбнулась, но, вспомнив, что ещё двоих членов литературного клуба не хватает, решила не медлить и спросила:       — А вы не видели Протагониста и Саёри? Что-то они сегодня опаздывают, — она взглянула на тикающие на стене часы, после чего добавила, — даже слишком.       — Нет, они не приходили, однако я видела их сегодня на перемене, — Юри потянулась к книге, лежавшей на соседней парте, положив её перед собой, открыла на нужной странице и, расправив листы, погрузилась в чтение, что свидетельствовало о том, что она уже мысленно была не здесь.       Моника нахмурилась и села за стол, подперев щёку рукой. Тоска. В классе повисла гробовая тишина, никто больше не сказал ни слова, каждая теперь занималась своим делом. Та приятная (?) атмосфера, царившая между Юри и Нацуки вмиг исчезла. Впервые Моника почувствовала вину за то, что вообще пришла, невзирая на то, что это — её клуб.       Прошло уже примерно полчаса, однако остальные члены клуба так и не появились. Словно провалились сквозь землю. В голову стали лезть неприятные мысли. Девушка почувствовала на себе недоумевающие взгляды девочек и наконец осознала, что делает. Она уже на протяжении нескольких минут царапала парту, в результате чего сломала ноготь. Дурная привычка, только и всего. Не дав ничего сказать ни одной, ни другой, Моника пулей вылетела из класса и стремглав кинулась за угол. Спина коснулась шершавой на ощупь стены, и девушка осела на пол. Пальцы немного побаливали, а кусочек ногтевой пластины на одном просто отсутствовал. Это просто глупые мысли о Саёри — сопернице. Все девушки клуба — соперницы. Они все хотят забрать его у неё. Губы её растянулись в злобной ухмылке, а в бывших когда-то ярко-зелёными глазах не отражалось ни доли мягкости, лишь чёрная ненависть ко всему сущему. Это несказанно портило её нежные, правильные черты лица.       — Я не позволю вам отнять его у меня. Он будет моим, только моим.       Эти мысли эхом звучали в голове, гулом разносились в подкорках сознания и сводили с ума. Кажется, она уже давно потеряла рассудок, по крайней мере здоровыми такие чувства назвать точно было нельзя. Ну и пусть. В этом нет её вины, не по своей воле она стала такой больной на голову, наслаждающейся болью и страданиями своих бывших когда-то подругами соперниц. Ей всегда, сколько помнит перезапуски, нравилось наблюдать за страдающей от затяжной депрессии Саёри, а затем и за раскачивающимся в петле из стороны в сторону безжизненным телом. А особенно дикое наслаждение возникало лишь от одной только мысли о вонзающей в собственную грудь нож Юри. Холодное лезвие из-за её криворукости лишь слегка задевало жизненно важные органы, поэтому жертва медленно и мучительно умирала, испытывая адскую боль, и сил для того, чтобы нанести себе решающий, смертельный удар, не хватало, поэтому девушка просто отключалась от болевого шока спустя неопределённое количество времени. Только странным казалось то, что Протагонист целые выходные просидел прямо перед разлагающимся трупом, когда мог забыть наконец об этом блядском литературном клубе и пойти с ней, с той, кто его действительно любит. Только Моника. Только Моника. Только Моника. Только Моника.

***

      Тишина в классе сразу после ухода Моники прервалась. Девушки всё ещё были в лёгком шоке от выходки подруги.       — Что это, блять, только что было? Нет, ну ты видела? — возмущённо воскликнула Нацуки.       Юри пожала плечами, а затем обернулась, опустив взгляд на парту, за которой ещё несколько минут назад сидела Моника. Царапины от ногтей и сам кусочек ногтевой пластины, лежавший на столе, свидетельствовали о том, что им не почудилось всё произошедшее.       — Если честно, понятия не имею. Но я думаю, мы должны пойти за ней.       — А ты не думала, что человек, может быть, хочет побыть один, осмыслить что-то? Захочет рассказать — сама придёт, — не скрывая раздражения, девушка сделала глоток уже подостывшего чая и, скрестив руки на груди, откинулась на деревянную спинку стула.       — Я…. Я не знаю. У неё когда-то уже случались нервные срывы, но такого не было никогда. Похоже, это что-то серьёзное.       Закатив глаза, Нацуки выдохнула сквозь зубы. Девушка опрокинула в себя весь оставшийся чай, чуть не закашлявшись, вскочила со стула и направилась к двери. Положив ладонь на ручку, она оглянулась на Юри и прикрикнула:       — Ты идёшь или нет?       Юри, в удивлении приоткрыв рот, взглянула на Нацуки и встала следом, также выходя из кабинета. Надвигался вечер, а поскольку уже приближался январь, коридоры школы постепенно становились всё темнее и темнее, превращаясь в локацию из японских фильмов ужасов. Когда Юри посмотрела на Нацуки, та уже не выглядела столь серьёзной и раздражённой — на месте этих эмоций был страх, чётко отражавшийся на её лице. Неужели она боится темноты? Нет, этого не может быть. Если бы она действительно боялась тёмных школьных коридоров, то ни за что в жизни не согласилась бы оставаться в клубе до вечера.       — Нацуки, что случилось?       Однако та не реагировала, немигающим взглядом уставившись куда-то вдаль.       — Нацуки, эй, Нацуки, ты меня слышишь?       Словно очнувшись ото сна, девушка вздрогнула и судорожно втянула воздух носом в попытке восстановить приостановленное дыхание. Дар речи к ней вернулся только через минуту.       — Э, ч-что?       — У тебя всё в порядке? — очевидно, нет, но она всё равно решила спросить. — Ты ведёшь себя очень странно.       Нацуки в ужасе воззрилась на Юри. Такого выражения лица девушка не видела даже в самых страшных хоррорах, наверное, потому, что Нацуки не являлась актрисой и не играла роль — её эмоции были самыми что ни на есть подлинными.       Девушка отвернулась от Юри. Её глаза забегали по всему помещению, будто выискивая причину своего беспокойства, как вдруг снова замерли на чём-то вдалеке. Юри посмотрела в ту же сторону, но ничего особенного не обнаружила: обычный кафельный пол, обычная стена, обычный потолок — всё так же, как и всегда.       — Нацуки, ты меня пугаешь. Что с тобой?       — Ты слепая на хуй или что? — Нацуки взвизгнула не своим голосом и тут же зажала себе рот руками.       Юри почувствовала, как её саму начал пробирать ужас. Всё тело пронзила режущая волна холода, а сердце застучало в бешеном ритме, несмотря на то что девушка пыталась быть из них двух той, кто сохраняет спокойствие. Поведение Нацуки её немало напугало, и она даже не знала, что предпринять, поэтому Юри через силу набрала в лёгкие воздуха и, стараясь держать голос ровным, попросила:       — Я правда не понимаю. Объясни, пожалуйста.       — Ты разве не видишь… вот это там, в конце коридора? — Нацуки больше не оборачивалась в её сторону, язык заплетался, а голос её стал донельзя тих, что даже Юри смогла разобрать её слова только потому, что наклонилась так низко, что теперь отчётливо слышала каждый её вдох. — Пойдём отсюда поскорее. Прошу.       Юри никогда в жизни не слышала мольб, исходивших из уст Нацуки, и это пугало настолько же сильно, насколько и её общее состояние. Что же там такое, в этом чёртовом конце коридора?       Нацуки не ответила. Оттаяв, она без промедлений схватила запястье девушки и ринулась в противоположную сторону от ужасающего места, на которое пялилась ещё несколько секунд назад. И Юри не сопротивлялась. Хватка Нацуки была слишком крепкой для хрупкой девчушки, да и ей не хотелось вырываться. Неизвестно, сколько времени они обе простояли в ступоре, но за окном уже стояла темень, так что Юри и сама не хотела оставаться в этом месте ни на минуту. Однако в один момент к ней пришло осознание:       — Постой, а как же Моника?       — К чёрту Монику! Думай только о себе, — огрызнулась Нацуки.       Юри тут же закрыла рот. Действительно, думать надо только о себе; а Моника, скорее всего, уже ушла домой — зачем ей находиться в школе допоздна? Наверняка, пока они убегают, словно зайцы, она уже видит десятый сон. Только вот от чего они убегали, девушка так и не поняла. Её зрение, конечно, не было идеальным из-за чтения книг при тусклом свете настольной лампы по ночам, но нечто необычное разглядеть она точно могла. Значит ли это, что что-то не так с Нацуки? Она так и не решилась заговорить, пока они миновали один лестничный пролёт за другим. Дыхание у обеих сбилось, а ноги ощущались каменными и постепенно переставали сгибаться — один раз Нацуки всё же оступилась, однако, к счастью, ей удалось удержать равновесие — она вовремя схватилась за перила, — так что обе остались целы. В этот момент Юри возненавидела тот факт, что их клуб располагался на самом последнем этаже.       Когда нога Юри ступила на кафельный пол первого этажа, девушка наконец смогла отдышаться. Ненадолго. Хоть Нацуки и отпустила её руку, но плестись дальше на негнущихся ногах не перестала, так что Юри ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. В голове младшей старшеклассницы сейчас точно не проскользнуло и мысли, что на улице конец декабря и что без пальто и шапки можно получить обморожение, а Юри вспомнила об этом только сейчас. Они оставили свою верхнюю одежду и сумки в классе. Чёрт. От досады девушка скрипнула зубами.       — Нацуки, стой, — она обхватила её запястье своей ладонью и потянула её на себя. — Мы забыли свои вещи в классе. Нельзя выходить на улицу вот так. Мы не дойдём и замёрзнем.       — Не хочу, отпусти меня! — захныкала Нацуки. Она попыталась вырваться из хватки, однако Юри держала крепко, так что все попытки оказались тщетны. Девушка смирилась со своим безвыходным положением и обернулась к Юри. Её брови были сведены у переносицы, а глаза, покрытые пеленой слёз, смотрели с гневом и обидой. — Ес-сли мы останемся тут, то закончим так же.       Юри в удивлении широко распахнула глаза.       — Ч-что? Что ты такое говоришь?       — Ты издеваешься? Каким бы херовым ни было твоё зрение, не заметить труп в луже крови ты не могла! — со злобой воскликнула Нацуки и резко дёрнула руку на себя, выпутываясь из ослабевшей хватки Юри. Но она не убежала. Девушка встала как вкопанная, уставившись на искажённое от шока лицо своей визави́. — Что ты на меня так смотришь? Ты, — она шарахнулась от Юри как от огня, — ты правда ничего не видела?       Юри судорожно замотала головой. Когда они вышли из кабинета, было сумрачно, однако не настолько темно, чтобы она не заметила чего-то настолько бросающегося в глаза. Труп в луже крови? Но ведь коридор совершенно точно был чист, не было даже очертаний человеческого тела или блеска последних лучей зимнего солнца, отражавшихся от тёмной жидкости. Такое совершенно точно сразу видно.       — Нет, — она поморщилась от того, как жалко прозвучал её голос. Он дрожал, и она ничего не могла с этим поделать. — Я не видела ничего подобного, — Юри сделала шаг вперёд к Нацуки, которая тут же приготовилась к отступлению. — Дай мне проверить твой лоб на наличие жара.       Юри вскинула руку, чтобы дотянуться до головы девушки; та сразу же отпрянула, но в силу разницы в росте у Юри всё же получилось дотронуться до чужого лба. Тёплый, но не горячий. Либо Нацуки и вправду была здорова, либо руки самой девушки примерно такой же температуры, что странно, однако же, если первый вариант — правда, в чём тогда дело?       — Отъебись, — вскрикнула Нацуки. — Кто дал тебе право трогать меня?       — Прости! Я просто хочу знать, что с тобой.       — А может, это с тобой что-то не так?       — Я не говорила, что с тобой что-то не так.       — Но имела в виду, — девушка злобно зыркнула в лицо Юри, отступая ещё на шаг и ещё, пока не уткнулась спиной в ряд металлических шкафчиков. — Просто заткнись. И проверь, наконец, зрение, а то оно явно тебя подводит.       Юри хотела сказать что-то ещё, однако Нацуки вовремя прервала её:       — Давай просто уйдём отсюда. Я очень устала, правда, — она склонила голову, опираясь спиной на всё те же школьные шкафчики. Её глаза уже слипались, и, хотя она пыталась держаться в сознании, не засыпать было тяжело. Последовал зевок.       Юри поспешила к девушке, чтобы подхватить её тело на тот случай, если она всё же уснёт на территории школы, которая ей теперь казалась чужой и незнакомой.       И всё же Юри не могла позволить себе и Нацуки выйти в таком виде. На улице бушевала вьюга, да ещё и ночное время суток. Девушка не знала, какая температура была сейчас за пределами здания, но понимала, что точно не очень высокая. К сожалению, эта зима оказалась аномальной для их городка: благодаря мягкому климату сильных холодов почти никогда не бывало, и поэтому в какие-то дни можно было обойтись только лишь кардиганом, без шапок и пальто. В этот раз температура была феноменально низкой. Когда Юри утром проверяла градусник, расположенный у неё за окном, чтобы решить, насколько тепло одеваться в школу, прибор показывал, кажется, минус шестнадцать градусов по Цельсию. Она не привыкла к таким холодам и впервые за всю свою жизнь переживала такую зиму.       Девушка мысленно вела дебаты с самой собой. Пойти за их верхней одеждой рискованно — если то, о чём говорила Нацуки, правда, и по школе разгуливает опасный убийца-психопат, а у неё действительно настолько ужасное зрение, что она не способна видеть даже очертания вещей, тогда Юри, оставляя сонную Нацуки без присмотра, ставит и её, и себя под удар. Однако и стояние на одном месте ничего не решает. Надо срочно что-то придумывать.       Спустя пару минут мозгового штурма Юри так и не придумала ничего умнее. Она лишь вздохнула и, взглянув на Нацуки, повиснувшую на ней, мягко растормошила, чтобы не пугать слишком сильно.       — Эй, Нацуки, — прошептала она на ухо девушки, — мне всё же нужно сходить в класс, хочешь ты этого или нет. Мы не можем выйти на улицу только в рубашке с жилеткой, и возражения не принимаются. Побереги и себя, и меня. Но, — Юри сделала паузу, а затем, не увидев недовольства — скорее всего, Нацуки ещё пребывала в полуобморочном состоянии — сглотнула и продолжила, — если я через, предположим, минут девять-десять не вернусь, беги. Поняла?       Нацуки не смогла найти сил на какое-либо сопротивление и потому лишь слабо кивнула. Юри понимала, что девушка устала после испытанного стресса и беготни по лестницам (Юри тоже устала от этого), но расслабляться было нельзя. Если опасность ещё в здании, хоть кто-то из них двух должен спастись и обязательно вызвать полицию.       — Будь осторожна, — тихо пробормотала Нацуки, напоследок произведя движение, похожее на объятие, так как ничего большего сделать была не в силах.       — Ты тоже. Я постараюсь вернуться как можно быстрее, но и ты смотри в оба. Не засыпай.       Юри аккуратно выпустила девушку из хватки, чтобы та успела зацепиться обеими руками за железные края шкафчиков.       Старшая в последний раз взглянула в лицо младшей и, развернувшись к лестнице, быстро зашагала наверх, в то же время стараясь не издать ни звука. Они разделились. Разделились, как в тех глупых фильмах ужасов, где персонажи исследуют жуткие места поодиночке, а потом погибают от рук неизвестной потусторонней твари или маньяка с топором. По своей, опять же, тупости. И как бы Юри ни ненавидела мысль, что прямо сейчас она повторит судьбу кого-то из этих слабоумных бедняг, ей нужно было вернуться. Нацуки бы не выдержала ещё одной беготни по лестнице.       Поднявшись на свой этаж, она прошла вглубь коридора. Слова Нацуки не давали ей покоя, а любопытство затмило здравый смысл. Правда ли, что прямо в конце коридора, через две двери от их класса, находится то самое, о чём она читала только в своих книгах и никогда не видела в реальной жизни? Странное ощущение предвкушения и вместе с тем тревоги, доселе не испытанное, охватило её, отдаваясь тянущим чувством внизу живота и громким гулом сердца, отражающимся от грудной клетки. За окном будто бы был чёрный занавес вместо улицы — тьма поглотила всё, так что Юри не видела ни единого пятнышка света, ни единой звездочки. Одна только луна стояла в небе, но ничего не освещала. Похоже, что сейчас даже не вечер, а глубокая ночь, однако девушка как назло оставила телефон в классе и поэтому не могла сверить время. Но, судя по тому, что растущий, совсем тоненький месяц, а именно он держался на небе эти несколько ночей, был виден, похоже сейчас около часа ночи, а может даже и больше, так как Юри точно знала, что окна этого коридора выходят на восток. Хотя насчёт времени она вполне могла и ошибаться, всё-таки тему «Луна» на уроке астрономии они проходили давно, а связь с частями света затронули лишь вскользь. После этого Юри прочитала несколько статей на эту же тему, но, как показала практика, большую часть прочитанного успела забыть. Всё, что она могла в этот конкретный момент, — так это предполагать. Но даже если её предположения верны… час ночи? Насколько Юри помнила, ещё не так давно было шесть вечера, и это чистейшая правда — настенные часы показывали именно это время, когда она покидала класс вслед за Нацуки.       «Какая-то чертовщина», — подумала девушка, проходя мимо до боли знакомых кабинетов.       Достигнув двери своего класса, Юри на мгновение остановилась, а затем, позволив любопытству взять над собой верх, двинулась дальше. Она чувствовала, что однажды чрезмерный интерес погубит её, но эта мысль не стала причиной для отступления. Напротив — она шла, совершая перекаты с пятки на носок, — тихо-тихо, чтобы ни одна живая душа не услышала.       Через сколько нужно вернуться? Девять-десять минут? Юри была уверена, что у Нацуки тоже нет с собой телефона, так как она узнает время? Об этом девушка не подумала. Блять.       Остановившись, наконец, перед поворотом, Юри вгляделась вдаль. Потемневшие из-за отсутствия света стены, не бликующий по той же причине кафельный пол и абсолютно никаких трупов и ни капли крови. И зрение тут ни при чём. В конце коридора не было абсолютно ничего, даже намёка на увиденное Нацуки ранее. Юри почему-то почувствовала себя обманутой.       Ей ничего не оставалось, кроме как последовать изначальному плану и вернуться к Нацуки, которая, несмотря на предостережения, наверняка видела уже десятый сон. Как и Моника. Как и все нормальные люди, которые в ночное время спят, а не разгуливают по школе в поисках приключений.       Кабинет изнутри выглядел пустым и абсолютно безжизненным. Только лишь чашки, котрые так никто и не убрал, их с Нацуки пальто и сумки свидетельствовали о том, что в помещении кто-то ранее находился.       Задерживаться здесь не было никакого смысла, и так жутко (Юри уже отметила, что у неё вызывают тревогу тёмные лиминальные пространства), поэтому девушка схватила все свои и Нацуки вещи и, пристроив их на плечах — сумки — и в руках — верхнюю одежду — поудобнее, покинула класс. Чашки так и остались стоять на партах.       Вещей у Юри было достаточно, однако это не помешало ей, переложив пальто Нацуки в другую руку, выудить из своей школьной сумки телефон. Она откинула крышку раскладушки и, упёршись подбородком в мягкую ткань, висевшую у неё на предплечье, ткнула на кнопку включения. Экран тут же загорелся, заставив девушку зажмуриться. Слишком ярко для такого тёмного местечка.       Когда Юри перестала жмуриться, она увидела то, от чего её глаза расширились. Полвторого ночи. Она практически угадала и теперь готова была признать, что астрономия — очень интересная и полезная наука. Однако посмотрим на ситуацию с другой стороны. Как это — полвторого ночи?! То есть после ухода Моники они провели здесь ещё семь с половиной часов? Ну и бред. Происходящее казалось нереальным, и Юри не желала в это самое происходящее верить.       Она шла по коридору быстрым шагом, цокая каблучками по кафелю. Ей надо возвращаться быстрее, а Нацуки — нормально поспать. Юри уже не ощущала тех чувств, какие испытывала ранее, она сложила два и два и поняла, что её кохай переутомилась и поэтому видела то, чего не заметила сама Юри. Ей и правда нужно поспать. А ещё по возможности не пойти завтра в школу.       Когда Юри спускалась с лестницы, она ещё с самой верхней ступеньки заприметила фигурку девушки — за такое время глаза уже привыкли к темноте. Нацуки лежала на полу, свернувшись калачиком и обнимая колени руками, и мирно посапывала.       — Нацуки, — позвала Юри, мягко тормоша подругу за плечо, — ты опять заснула.       — Чего? — Нацуки дёрнулась, но затем, осознав, что перед ней Юри, расслабилась. Она зевнула и сладко потянулась до хруста в позвоночнике, так, что её юбка чуть задралась, открывая вид на тонкие молочные бёдра, выглядывающие из-под контрастных чёрных чулок с котиками.       — Вставай, Нацуки, нам пора.       Девушка медленно приподнялась, опираясь на ладони, и села на колени, оправляя подол юбки. Юри подала ей руку, но Нацуки не обратила на этот жест никакого внимания и самостоятельно встала, отряхиваясь от пыли и грязи и стягивая своё пальто с предплечья семпая. Всё-таки спать на полу, особенно в зиму — не самая лучшая идея, наверное, подумали они обе.       Когда девушки были полностью одеты, до них наконец дошла одна мысль:       — Ворота! — в унисон воскликнули они.       Как же они могли забыть? Ворота каждый раз закрываются на ночь, так что никто не мог проникнуть внутрь.       Ну или мог. В эту прекрасную зимнюю ночь девушки впервые увидели ворота своей школы в закрытом состоянии, и это был ужас. Они же совершенно гладкие, без единого наконечника. Через такие может перелезть кто угодно. Вот она — хвалёная забота об учениках.       — Знаешь, — сказала Юри, подходя к тому, что должно, чёрт возьми, их защищать, — я впервые обратила внимание на ворота нашей школы, и это…       — Это пиздец! — возмущённо вскрикнула Нацуки, размахивая руками. — К нам может заявиться любой урод, и ему вообще ничего не помешает перелезть через эту жалкую оградку. И где хоть какой-то охранник? Неудивительно, что и к нам кто-то пробрался, — следующие слова девушка пробормотала себе под нос. — Хотя странно, что мы вообще ничего не слышали.       — О, точно, Нацуки, насчёт этого…       — Давай потом поговорим, — перебила её Нацуки. — Сейчас нам надо просто съёбывать.       До Юри наконец дошло, что они всё ещё на территории школы и всё ещё не в безопасности. Ночь, пустое пространство (которое вызывает у Юри тревогу) и ворота, которые ничего не защищают. Даже если и нет никакого маньяка, оставаться на улице двум девушкам в такое время крайне опасно. Да и Нацуки, скорее всего, уже разыскивают.       Юри в силу своего среднего, но достаточного для подобных «оградок», по меркам Японии роста смогла беспрепятственно перелезть через забор, а вот Нацуки понадобилась помощь. Девушка была примерно на шестнадцать сантиметров ниже и к тому же легче, поэтому Юри безо всякого труда вытащила её во внешний мир. Когда подруги оказались за пределами территории школы, обе облегчённо выдохнули.       — Фух, наконец-то, — Нацуки задрала голову, вдыхая свежий зимний воздух и ловя лицом мелкие снежинки, — свобода. Маньячелло нас не достанет. Ну что, — наклонила она голову, чтобы видеть лицо Юри, — звоним в полицию?       — Ах да, насчёт этого, — наконец поймав момент, чтобы начать этот разговор, произнесла Юри. — Я поднималась на наш этаж, Нацуки, но там не было ничего из того, о чём ты говорила. Ни крови, ни трупа.       Нацуки распахнула свои розовые глаза в неверии.       — К-как это ничего не было? Не может быть — я же видела! Врёшь и не краснеешь!       — А мне кажется, что из нас двух врёшь тут только ты. Труп? Кровь? — девушка пригнулась, чтобы быть с лицом Нацуки на одном уровне и прищурила левый глаз, приподняв правую бровь. Последующие слова прозвучали настолько глумливо и иронично, что даже саму Юри еле заметно передёрнуло. Мерзко. Мерзко. Мерзко. — А может быть, ещё единороги и розовые слоники? Они там случайно мимо не пробегали?       Нацуки уронила челюсть. Она открывала и закрывала рот, как рыба, но, по-видимому, то ли не могла подобрать слов, то ли не могла придумать оскорбления, которое бы лучше всего описывало Юри.       В этот момент зазвонил чей-то телефон, и рингтон был явно не Юри. Опенинг какого-то миленького, судя по мелодии, аниме играл приглушённо, пока хозяйка гаджета не извлекла его из сумки. Музыка заиграла громче.       Нацуки тут же поспешила прервать мелодичный шум, нажав на кнопку. Она приложила телефон к уху, ожидая соединения. Прошла, наверное, одна милисекунда, и из динамиков раздался громкий крик:       — Ты где там шляешься посреди ночи?! Я что тебе говорил?! Когда ты начнёшь слушать отца, шлюхина дочь?       Внутри Юри, по ощущениям, всё похолодело, а кровь и вовсе перестала циркулировать. Нацуки определённо позвонил отец, и Нацуки определённо будет очень-очень плохо этой ночью. Юри с первых недружелюбных и к тому же пьяных ноток в голосе мужчины поняла, что девушку дома ждут только для одного. И Юри не хотела продолжать свою мысль.       Тело Нацуки сжалось. Снаружи было холодно, но девушку трясло явно не только от этого — Юри знала точно. Она плотнее прижала телефон к уху, стискивая его в руках до побелевших костяшек. Уголки её губ судорожно то приподнимались, то опускались, а голос её безбожно подрагивал, несмотря на видимые старания выровнять его. Глаза… Глаза бегали из стороны в сторону, ни на чём не останавливаясь: ни на Юри, ни на сугробе, ни даже на трёхцветном коте, что вальяжно шествовал мимо открывшейся сцены.       — П-прости, папочка, прости меня, п-пожалуйста. Я скоро приду, о-обещаю! Буду д-дома через пятнадцать минут!       — Пять, — ровно, но с нажимом прозвучал из трубки хрипловатый мужской голос. — Если не придёшь вовремя, будешь спать на заднем дворе.       Юри услышала достаточно. Она решительно выхватила аппарат из рук Нацуки и приложила к своему уху.       — Нацуки не придёт. Она останется у меня до тех пор, пока вы не протрезвеете и поймёте, что такое обращение со своим ребёнком недопустимо. До свидания.       Не дожидаясь ответа, Юри нажала на кнопку отбоя. В её груди клокотала ярость. Блядский алкоголик решил, что может поднимать руку на свою собственную дочь, и, о боже, как же эта ситуация была знакома Юри.       Девушка почувствовала, как из её рук выскальзывает телефон — точнее его выхватывают. Юри подняла голову и встретилась с раздражённым взглядом розовых глаз. Девушка напротив смотрела на неё с неприкрытой враждебностью.       — Ты что творишь, мать твою?       — Спасаю тебя от смерти этой ночью, — вкрадчиво проговорила Юри. Но Нацуки это не убедило.       — Какой на хуй смерти?       — Холодной или от рук своего отца. Выбирай, что лучше.       — Да лучше сдохнуть, чем пойти с тобой.       Сейчас Нацуки создавала впечатление маленького ребёнка, который капризничал из-за какого-то пустяка. Но нынешняя ситуация — не пустяк. Нацуки боялась. Очевидно, она боялась, что за своё непослушание получит гнев отца в двойном, а то и тройном размере. Поэтому упрямство её обосновано, но всё же это не значило, что, даже если она уложится в пять минут (что невозможно из-за количества снега на земле), он не причинит ей вреда.       Юри вздохнула.       — Послушай, Нацуки. Ты же понимаешь, что твоё прибытие вовремя — не гарант сохранности твоей жизни? Поэтому пойдём. Переночуешь у меня.       Нацуки молча посмотрела на неё ничего не выражающим взглядом. Он был до жути холодным, таким холодным, как температура на улице, таким, что, наверное, запросто мог заморозить сам ад, но Юри знала, что внутри Нацуки бушует горящее всеми цветами, существующими в мире, пламя. Она не знает, как поступить. Доверить свою сохранность человеку, с которым она общается лишь в пределах клуба или развернуться и со всех ног рвануть домой, не думая о том, что с ней сделает тот, кто должен быть ей опорой и поддержкой?       — Блять, — это всё, что она могла произнести. Нацуки усердно пыталась подобрать хоть какие-то слова, однако только по-рыбьи открывала рот, думая, что уж точно нашлась, что ответить, и тут же закрывала, понимая, что ничего путного сказать не может. Наконец подобрав слова, она произнесла холодным тоном: — Хорошо, вот я у тебя переночую, а дальше что? Мне всё равно придётся вернуться домой, и в случае, если я выберу вариант, который предложила ты, мне будет ещё хуже, чем если я пойду туда сейчас. Он изобьёт меня не просто до полусмерти, а так, что я останусь на волосок от смерти. Ты, вроде, умная, а таких простых вещей не понимаешь.       Нацуки, нахмурившись, скрестила руки на груди. Она не верила, что выходка Юри может привести к чему-то хорошему, и это недоверие сквозило в её взгляде.       Теперь Юри пришлось пытаться подбирать слова, но, в отличие от Нацуки, у неё это получилось быстрее. Она выпалила:       — Тебе и не придётся возвращаться.       — Чего? — с недоумением в голосе воскликнула Нацуки.       — Тебе не придётся возвращаться, — повторила девушка.       — Это я услышала. И что это значит? — Нацуки, нахмурив брови и прищурившись, расставила руки в боки. А затем прыснула в кулак. Похоже, это было уже нервное. — У себя спрячешь, что ли?       — Да, — лаконично ответила Юри. — ты не совсем корректно выразилась, но да. Можешь остаться у меня на столько, на сколько будет нужно.       — Бред. Зачем тебе это?       — Не бред. Я хочу тебе помочь. Нацуки скептично посмотрела на Юри и закатила глаза.       — Бред. Ещё какой бред. Ты постоянно относишься ко мне, как к маленькой и глупой девочке, мы даже не ладим. Какой для тебя смысл помогать мне?       — Я хочу помочь, потому что тебе нужна помощь. Я ни за что не отправлю человека, который мне не отвратителен, на верную смерть. Логично полагать, что в такой ситуации сейчас находишься ты. Поэтому я не могу тебя отпустить, это понятно?       Юри говорила с нажимом, а её тон не терпел никаких возражений. Нацуки пора уже понять, что никто домой её сегодня не отпустит.       Её руки повисли вдоль туловища, а сама она сгорбилась, повесив голову.       — Зря ты всё это затеяла, — она вымученно выдохнула. — У тебя будут проблемы.       — Это угроза?       — Это предупреждение.       На этом их разговор закончился, и, пока они шли, никто не издал ни звука. И только когда они остановились перед чёрной калиткой с острыми зубцами и подпирающим дверь снегом (благо, она отпирается внутрь), Нацуки заговорила.       — Ничего себе у тебя домище!       По другую сторону калитки стояло массивное белое здание с коричневой двускатной крышей, хотя из-за снега она казалась такой же белой, как и сам дом. В общем-то, проклятое белое покрывало облепило всё, куда ни посмотри.       — Обычный дом, — пжжала плечами Юри. — Просто дом. Как у всех.       На это Нацуки ничего не ответила и лишь окинула Юри раздражённым взглядом. Отворив калитку, девушки попали во двор дома, плотно заваленный горами снега. Должно быть, расчищать такое — сущий ад.       Увидев предмет предстоящей работы, Юри ничего не сказала, но разочарованно выдохнула. На её лице читалась усталость, что неудивительно. На дворе глубокая ночь, а они всё никак не могут добраться до постели и просто лечь спать. Утром будет очень тяжело.       Всё-таки победив сугробы, в которых вязли ноги, обутые в школьные туфельки, в которые засыпался весь снег, вместо сапог, что остались, блять, там, девушки наконец добрались до входной двери. Юри примерно минуту — бесконечно долгую минуту — рылась в своей сумке, пытаясь на ощупь нарыть ключи, которые валялись где-то на дне сумки, но в конце концов всё же смогла выудить их из-под завала в виде учебников и тетрадей. Вставив ключ в замочную скважину, она провернула его вправо, и дверь в конечном счёте отворилась.       Внутри, ожидаемо, стояла кромешная тьма, поэтому Юри поспешила нащупать выключатель. Свет зажёгся, и перед девушками предстал коридор, в конце которого из-за угла выглядывал чёрный диван. Не трудно догадаться, что там располагалась гостиная.       Наконец, дверь за Нацуки захлопнулась, и обе очутились в умеренно узком коридоре. Обернувшись, Юри окинула взглядом гостью. Та, совсем околев, стояла у двери и переминалась с ноги на ногу. Справедливости ради, в доме тоже было не жарко, поэтому медлить было нельзя. Они уже достаточно промедлили.       — Нацуки, быстро снимай туфли и надевай тапочки, которые я сейчас тебе достану, — скомандовала Юри, выдвигая нижний ящик комода, вытаскивая закрытые белые тапки и ставя их перед Нацуки. — Я пойду нагревать воду для ног и ставить чай, а ты проходи на кухню и садись за стол.       Под её внимательным надзором Нацуки стянула с ног школьные туфли и, поморщившись от влажности чулков, которые она не задумываясь сняла и положила на крышку комода, обула любезно предложенные тапочки.       Юри одобрительно кивнула, а затем, тоже переобувшись, развернулась и ушла вглубь дома. На кухне она поставила чайник, после чего поднялась на второй этаж. В ванной на стиральной машинке как раз друг на друге лежали три таза. Она взяла два из них. Теперь нужно было заполнить их горячей водой и каким-то волшебным образом спуститься с ними на первый этаж, при этом не пролив всё на себя и лестницу впридачу. Хотя целесообразнее будет, конечно, выносить каждое поочерёдно. Пожалуй, это и правда очень разумный вариант.       Так она и поступила. Без происшествий спустившись по лестнице, Юри с тазом, заполненным горячей водой, которая так и намеревалась выплеснуться наружу, вошла в кухню и поставила его на пол перед ногами Нацуки. Та тут же погрузила их в воду, тихо ойкнув, вытащила, а затем снова аккуратно засунула обратно, блаженно откидываясь на спинку стула.       Она подняла глаза на стол, что заставило её мягко улыбнуться. За то время, пока Юри была на втором этаже, чайник уже успел нагреться, а Нацуки — отыскать чашки, заварку и маленький раритетный белый чайничек, который достался их семье от бабушки. Нацуки оставила место во главе стола, а сама села по левую сторону.       — О, ты чай завариваешь? — спросила Юри, глядя на чайничек. — не стоило, я и сама могла сделать.       — Пф, я это сделала для себя, — презрительно фыркнула она. — Думаешь, я буду ждать, пока ты там с тазами набегаешься и чай нам заваришь? Нет уж, чёрта с два, — на её губах появилась кривая ухмылка. — Надо же, уже и спать не хочется.       Юри понимающе кивнула.       — Мне тоже. Ладно, я сейчас сбегаю за ещё одним, а ты начинай разливать чай по чашкам. Скоро буду. Она снова поднялась на второй этаж. В ванной она ощупала воду и к собственному неудовольствию обнаружила, что она уже подостыла. Пришлось долить ещё немного горячей. Пока вода лилась из крана, Юри глядела на своё расплывающееся в воде отражение. Ей вспомнились все странности, произошедшие за день. Нервный срыв Моники, галлюцинации Нацуки, её же отец… Всё это начало казаться нереальным, но затем она вспомнила, что на её кухне в два ночи сидит Нацуки и разливает чай, и все мысли исчезли у неё из головы. Пустота и бесконечная тьма.       Юри опомнилась, когда обнаружила, что вода уже льётся через край, и тут же закрыла кран. Ну круто, теперь она выпадает из реальности и тянет время.       Девушка поспешила прочь из ванной.       На кухне её уже заждалась Нацуки. Она, подперев рукой подбородок, стучала ногтем другой руки по столу. Краем глаза заметив Юри, она замерла, после чего обернулась и, нахмурив брови, поджала губы.       — Какого хера так долго? — рявкнула она, заставив Юри слегка вздрогнуть. — Чай почти остыл. Я, сразу говорю, ещё раз заваривать тебе не собираюсь.       — Извини, — лишь выдохнула Юри и поспешила присесть во главе стола, где уже давно стояла её чашка, размещая перед собой тазик с водой. Чаепитие они провели в тишине, так что слышались только звон посуды и шум глотаемого чая. Вдруг Юри прервала молчание:       — Давай обсудим всё, что произошло сегодня.