Но только не меня, прошу не меня...

Знаете, много воды утекло после злополучных событий в лесах Карелии. Ромка – парень, что вечно носил смешную синюю шапку и солнцезащитные очки – стал Ильиным Романом Романовичем. Более собранный и более серьезный он стал инструктором и, как Андрей Палыч, летает с желторотиками тушить пожары Сибири. Три года прошло... Три года, такие тяжёлые и болезненные. Рома ни разу не летал в леса Карелии после смерти Максима. Сразу после завершения той операции он перевёлся в другую группу. Ильин объяснил всё Палычу. И что он этот передатчик уронил, и что он виновен в том, что Макса больше нет. А Соколов обнял его на прощание и сказал, что он не виноват и это несчастных случай, к которому Максим был готов. Ильина эти слова только сильнее в грудь кольнули. Первые месяцы были невыносимы. Максим приходил к нему во снах. Он стоял посреди поляны, а Рома кидался к нему, просил прощения, умолял вернуться, а Шустов лишь тепло ему улыбался, словно и не было никакой машины с детьми над горящим лесом. В такие ночи Рома просыпался с криками и слезами, продолжая обнимать подушку. Синяки под глазами стали глубже от недоспов и вечных нагрузок, в которых Ильин пытался утопить своё чувство вины. Он стал чаще готовить новичков и помогать им со сдачей нормативов. Порой встречая старых товарищей Ромка шугался и не подходил, а если разговора было не избежать, он спешил его закончить. Все парни из группы Соколова как один стали напоминать ему Шуства. Даже шутки Зотова не смешили. Проходя мимо мемориалов, Рома чувствовал улыбающийся взгляд с чёрно-белой фотографии. Ильин быстро жмурил глаза и ускорял шаг, лишь бы слёзы не успели навернуться на его глаза.

***

О Карелии Ромка старался не вспоминать, словно этот регион был вырван из карты в его голове, до сегодняшнего дня. – Роман Романыч, Вы с командой в это месяце будете перенаправлены в Карелию. У нас там уже две группы, а всё не справляются. Рома встал как вкопанный и молчаливо открыл рот. Одним только взглядом он умолял не направлять его в ту сторону. Хоть сотню Сибирей потушу, но только не туда, умоляю! Но поделать было ничего нельзя. Приказ сверху пришёл, либо выполняй, либо... Ильин не хотел думать о втором либо, поэтому пошёл собирать группу. «Спокойствие, в Карелии много лесов. Никто же не отправляет тебя в Ольхово» – этими словами Рома успокаивал себя весь полёт. Приземлились. В распределяющей пункте группе назначили лес который нужно было караулить ближайшую неделю. Но было ясно, что дела обстоят хорошо и пожар не возобновится. Тогда-то в Ромкину голову пришла идея, при мысли о которой засосало под ложечкой. Можно было съездить на пару дней в Ольхово. Ромка сам своим мыслям не верил, вот только молился, лишь бы Карелию не видеть, а теперь душа рвётся своими глазами увидеть. Можно будет с жителями повидаться, говорят, они заново всё отстроили. Ильин понимал, что не на людей посмотреть хочет, а в тот самый лес сходить. Либо сейчас, либо уже никогда. Разузнать как проехать в деревню труда не составило. И проезжая по неровной дороге, Рома разглядывал дома. Одни были новёхонькие, а другие почти достроенные. По улице бегали дети, увлечённые какой-то игрой, а на лавочке сидела старушка. Ильин остановил машину и вышел, вдыхая свежий воздух. – Здрасте! Бабуль, не подскажете, как к лесу проехать? – Ох, милок, тебе прямо, до синего дома, а потом направо до самого конца. А зачем тебе наш лесок то нужен, ежели не секрет? – бабушка обвела взглядом пожарную рубаху Ромы. – Да так.. так лес проверяем на потенциальную опасность возгорания. – Оооо, дорогой, нам это не светит, – мило заулыбалась старушка. – Почему же это? – ради приличия, продолжил диалог Рома. – Эх вы, городские, не слышали поверие наше? Дух в этом лесу волшебный живёт. Тихоном зовётся. Оп, скот в лес убежит, так он утром уже у ворот. Оп, ребятишки заблудятся, так он их выводит на нужную тропинку. И от пожаров оберегает нас. А Тихоном зовём его от того, что тихий он очень. Ежели не шуметь сильно, можно услышать, как он за тобой идёт и насвистывает что-то. А если сильно повезёт на гитаре сыграть может, – на этих словах сердце Ромки пропустило удар, а к горлу подступил ком. – Интересные у Вас сказочки.. – безжизненно пролепетал Ильин и попрощавшись сел в машину и поехал прямо к лесу. Уже стоя у кромки деревьев, Рома остановился. За спиной стояла деревня, а перед глазами простирался лес. Невероятно красивый и манящий. Ильин в последний раз обернулся и ступил на тропинку. Ноги были ватными и шагали через раз. Но что-то продолжало тянуть в самую чащу. Вдруг в голову Роме что-то ударило и он ломанулся между деревьев без тропинки. Не разбирая дороги он бежал и бежал отдаляясь от деревни. Сердце бухало в груди и только шелест ветвей сопровождал его. Спустя минут десять Рома поймал себя на том, что стоит посреди поляны усаженной одуванчиками и ромашками. Та самая поляна из снов. – Ромашка... Звук был тихим-претихим, словно просто листва качнулась на ветру. Ромка заозирался по сторонам в поисках источника. Ромашкой его называл только один человек. Дурацкое прозвище прицепилось к Роме, когда Максим, в один из первых полетов, вложил за край шапки ромашку и сказал: «Теперь вы, Роман Романыч, ромашка в квадрате!» и залился теплым смехом от чего даже сам Ромка, который хотел пообижаться, улыбнулся. Ильин продолжал озираться и вглядываться в лес. – Ромашка, это ты?... Рома развернулся на сто восемьдесят градусов и увидел Его. Максим стоял на поляне как живой, как три года назад. Только рубаха его была слегка порвана и в нескольких местах покрыта мхом, а на кудрявой голове лежал венок полевых цветов. Ильин хотел было побежать к Шустову и обнять покрепче, но остановил себя. Обычно именно этим сны и кончались – объятиями не с Максом, а с мокрой подушкой. – Да.. это я. Макс, это не сон?..– Рома говорил тихо, но так, чтобы его было слышно. – Нет, не сон, – Максим тепло улыбнулся и расставил руки для объятий, – Ну чего встал как не родной? Рома попытался смахнуть слезы, что навернулись на глаза, но оставил попытки и радостно побежал в объятия, чуть ли не сшибая Максима с ног. Тот в свою очередь крепко прижал Ильина к широкой груди. От него пахло хвоей, цветами и теми самыми конфетами. Никакого запаха гари и дыма, только не сейчас. Они стояли молча, просто наслаждаясь моментом, пока Макс не почувствовал, как намокла его рубаха. – Ну, тихо-тихо, ты чего, Ромашка? – Макс отодвинул Ромку от себя, чтобы посмотреть в его лицо. Тот содрогнулся и шмыгнул носом, смотря куда угодно только не на Максима. Тут Шустов уже забеспокоился, – Ром?... – П-прости...– начал заикаясь Ильин,– прости... м-меня пожалуйста... Макс. Там этот спутник...Я же не знал! Я правда не хотел, чтобы так вышло. Мне страшно... и очень больно, – Ромка продолжал вздрагивать и мять край рубахи. Ильин поднял глаза на Шустова. И Макса словно током пробило от этих глаз, таких родных, но таких печальных. Он взял ромкино лицо в ладошки и утёр мокрые дорожки подушечками пальцев. После вновь прижал Ильина к себе и, поглаживая по спине, стал шептать: – Ромашка, всё хорошо. Ты ни в чем не виноват. Так случилось и здесь уже ничего не поделать. Всё наладится. Это пройдет... Постояв так ещё какое-то время, Ромка перестал дрожать, но от Макса отлипать не собирался, а он и не был против. – Максим, тебе было больно? Только честно.. – Нет, больно не было, – Макс просто не мог сказать всей правды Ромке. Он тогда не отпустит его никогда и не сможет жить дальше. Чуть погодя, Максим хитро улыбнулся и стал собирать цветы с поляны. Рома приподнял одну бровь, а Шустов объяснил, что сейчас будет ромашка в огромном квадрате. Насобирав достаточно цветов, Макс сел в траву, а Ромка привалился рядышком тихо напевая: За то, что только раз в году бывает май, За блеклую зарю ненастного дня Кого угодно ты на свете обвиняй, Но только не меня, прошу, не меня... Максим шутливо пихнул Рома в бок и продолжил петь за него: Этот мир придуман не нами, Этот мир придуман не мной. Придумано не мной, что мчится день за днем, То радость, то печаль кому-то неся. А мир устроен так, что все возможно в нем, Но после ничего исправить нельзя. Максим доплёл красивый венок из одуванчиков и ромашек и вогрузил его не голову Роме. – Мне пора.. – тихо и как-то виновато сказал Макс. Ромка сглотнул и ещё раз прижался к столь дорогому человек. – Прощай?.. – с надеждой, что это не "прощай", а "до встречи" спросил Рома. – Прощай..– кивнул ему Максим, – Закрой глаза, пожалуйста. – Зачем?.. – Мне нужно уйти. Закрой. Утирая рукавом вновь подступившие слёзы, Рома в последний раз посмотрел на Максима, стараясь запомнить всё от забавных кудряшек, что подпрыгивали на ветру, до улыбки, что грела сильнее солнца, и послушно закрыл глаза так, что мокрые ресницы его стали подрагивать. Вдруг он почувствовал мимолётное прикосновение чужих губ к своей щеке. И тут же открыл глаза, но Максима уже не было. Один лишь способ есть нам справиться с судьбой, Один есть только путь в мелькании дней. Пусть тучи разогнать нам трудно над землей, Но можем мы любить друг друга сильней.