ID работы: 11855816

Protège Moi

Слэш
R
Завершён
363
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
363 Нравится 8 Отзывы 48 В сборник Скачать

...

Настройки текста
Примечания:
      Он вновь чувствует этот металлический привкус, отдающий невыносимой горечью, в полости рта. Кончик языка немеет, утопая в вязкой слюне, заполняющей рот. Это снова происходит.              Парня кидает из стороны в сторону, и мигрень с постепенно нарастающим желанием кашлять, сопровождающимся обжигающей ребра болью в груди и щекотки в горле, отдается в висках неприятной пульсацией. Итэра ведёт в сторону, когда боль становится невыносимой, ноги сами принесли его в ванную, где позже в нос ударил запах цветков Цинсинь так резко, словно ему прилетело по лицу кулаком.              Проходит пара мгновений, как он согнулся в три погибели над раковиной, как будто получил дубинкой под дых, и в ту же секунду собственный кашель оглушает его, закладывает уши, пронзает плотными острыми нитями тело и сковывает движения. Он выдавливает из себя боль, отчаяние и слезы, когда в размытых пятнах различает капли собственной крови и чувствует что-то инородное в горле. Тянется дрожащей рукой, цепляется и чуть ли не рывком достает оттуда лепесток. Блять.              А это ведь больно.              Он тяжело дышит, морщась от боли и неприятных ощущений склизкой слюны с кровью на кончиках пальцев. Новый приступ нагоняет следом, как только Итэр успел отдышаться, накрывает, как волной океана раз за разом, и все, что ему оставалось в этот момент – ждать, пока утихнет буря.              Которая, в конце концов, кончится для него летальным исходом.              Нет, он никогда не надеялся на какую-то взаимность со стороны Сяо. Он осознанно толкнул себя в эту пропасть безнадёги и полного отчаяния, когда проводил с ним время, веселился и делился своими сокровенными тайнами, мнимо разделяя какое-то бремя, чтобы облегчить груз, повисший на его плечах. Он понимал, на что идёт, когда смотрел в его глубокие глаза, отливающие золотом, и находил в них целые истории, невероятные картины и красоту этого мира. Глаза, что видели все. Это так завораживало и одновременно пугало, когда Итэр понял, что безнадежно влип. Влюбился, как последний дурачок, без тормозов и знаков «стоп».              И теперь он даже не смел жаловаться на раздирающий острым жаром горло кашель, на саднящую в ребрах боль, на ночи, когда он просыпался от того, что буквально задыхался. И на прилипший к нему запах цветков Цинсинь.              Он давится в этом приступе, жалобный скулеж как-то особенно синхронизируется с кашлем, попеременно, ненавязчиво, в каком-то своем ритме. Отвратительная музыка. В Мондштадте как обычно на улицах днями и ночами кипит жизнь, под его окнами голосят какие-то пьяные мужики, и его вряд ли кто-то способен услышать на данный момент. Это издевательство. Чувство тошноты хомутом стягивает желудок в тугой узел, все тело напрягается разом, как по сигналу, по щекам бегут обжигающие слезы, а по подбородку – слюна, смешанная с кровью.              Итэр смаргивает с мокрых длинных ресниц слезы и растерянно смотрит на окрапленную красными каплями гладкую поверхность раковины. Они скатываются вниз, переплетаясь меж собой в каких-то странных узорах, смазываются и оставляют контрастные подтёки. А в центре сей картины Репина – несколько лепестков Цинсинь. Как глупо это все, черт возьми. Люмин действительно была права, когда называла его ребенком и всячески берегла от каких-либо связей с другими людьми. Никаких привязанностей, только приятели.              Такие, как он и Люмин, просто всегда были обречены на смерть, вот и вся истина. Они – лишь простые дети, которые отчаянно бежали от своей участи и в конце концов, он самый первый, как и обычно, влип по самое не балуй. Чтож, это было ожидаемо с его стороны. Только это не обычная детская шалость. Он действительно, походу, умрет.              Радостные крики под окнами, тиканье настенных часов, лёгкий летний бриз за окном – все это смешалось в один большой поток звуков, которые Итэр слышал приглушённо, будто сквозь непроглядную толщу воды. Лишь собственное хриплое и сорванное дыхание, да барабанная дробь ошалевшего сердца отдавались в ушах настолько отчётливо, что он просто-напросто хотел лишить себя слуха прямо сейчас. Только от самого себя не убежать. Парень прикрыл глаза, нервно вздохнул, пряча лицо за пшеничной челкой, а затем включил кран, начиная смывать «следы преступления». Лепестки были благополучно отправлены в мусорное ведро. Осталось дело за малым – выпить обезболивающее и лечь спать. А завтра, как видно будет.              

***

             Прошло всего несколько дней, а стало куда ощутимее хуже. Парень всем своим видом напоминал ходячий труп – вечно бледный, с глубокими синяками под глазами от недосыпа и растрепанными волосами. С такой презентабельной внешностью выходить на улицу, а тем более брать поручения, было прямым самоубийством для него, но деньги не пахнут, а волков бояться – в лес не ходить, поэтому приходилось как-то выкручиваться. Поиски сестры с этой болезнью ушли на самую дальнюю полку и пока Итэр не спешил действовать.              Болезнь прогрессировала незавидно быстро, и это заметила даже малышка Паймон.              – Ты сейчас же послушаешь меня! – она затормозила Итэра так резко, что он отшатнулся назад и чуть не плюхнулся на копчик. До этого втыкавший себе под ноги и полностью погруженный в омут собственных мыслей, он так и ничего и не понял – ни того, что Паймон до этого момента устроила ему целую лекцию о важности беречь собственное здоровье, ни того, что сейчас он напоминал обескураженного кота, который заигрался с клубком и запутался в этих нитках. – Здесь недалеко гостиница Ваншу! Мы прямо сейчас направляемся туда и остаёмся там, пока тебе не станет лучше!!! – она говорила слишком утвердительные вещи. Слишком.              Голова Итэра была абсолютно пуста. Он не хотел думать от слова совсем и что-то решать, а потому лишь молча согласился, как будто у него вообще был выбор. Шестерёнки в голове закрутились интенсивнее, когда они уже стояли прямо напротив стойки, за которой как обычно находилась Верр Голдет. Можно было сказать, что он ничего не понимал прямо до этого момента, даже когда ясно услышал слова Паймон. И когда до юноши дошло, что они, черт возьми, на Постоялом Дворе, где обычно обитает «виновник» его заболевания, тело пробила крупная дрожь.              – Вот что я говорила!!! У тебя уже и озноб! – в панике вскрикнула Паймон, чем сделала только хуже Итэру – у него не уши, а целые усилители звука, а потому слова были настолько оглушающие, что он страдальчески замычал и поморщился.              – Потише, Паймон…– взмолился путешественник. Видя такое состояние своего обожаемого клиента, хозяйка Ваншу лишь ужаснулась, но слов сочувствия выказывать не стала – это как резать лук и жаловаться на слезы. Она лишь понимающе протянула им ключ от номера и какой-то ящик с настойками, которые, вероятно, смогли бы ослабить некоторые симптомы. Как же Итэр был рад, что они понятия не имеют о том, что с ним происходит. – Спасибо, мы проблем не доставим.              – Вы столько раз меня выручали, что это не проблема, а некий казус. Я надеюсь, тебе станет лучше, путешественник, – улыбнулась женщина и получила в ответ лишь слабую улыбку блондина. Они направились к лестнице. Под тихие волнительные вопросы и монологи Паймон, Итэр добрался до нужной двери и устало ввалился в номер. Да, болезнь – некий казус. Ничего такого же не произойдет. Ну, для Люмин это будет, вероятнее всего, потеря века, хотя он не был уверен насчёт ее чувств после той самой не очень приятной встречи. Не при таких обстоятельствах он должен был увидеть такие родные, но и в то же время чужие, медовые глаза. Парень нервно выдохнул и нахмурился, потёр переносицу, плюхнулся на диван и застыл, как горгулья.              – Ты в порядке? Нам…тебе нужно принять лекарства как можно скорее, – Паймон обеспокоенно рылась в ящике, пока юноша размышлял над тем, что вообще будет, когда он умрет. Это неизбежно и, в конце концов, пугающе. Мир не рухнет, однако…что вообще подумают другие, когда услышат, что путешественник пал не в пылу какой-то грандиозной битвы и не при исполнении долга, а задохнулся от чертовых лепестков и крови? Это будет выглядеть комично. От такого представления парень даже хрипло усмехнулся. – Ну и что тут смешного?! Я вообще-то переживаю!!!              – Ты очень мило переживаешь. Спасибо, Паймон, – улыбнулся Итэр, подняв на нее усталый и полный отчаяния взгляд. Феечка молча застыла, приоткрыв рот, будто хотела сказать ему что-то, но, увидев этот бездонный пустой взгляд, тут же осеклась, будто поняла его мысли. Будто поняла, что Итэр уже осознал свой собственный конец и принял его. – Так, что там мне выпить нужно? У меня кашель, температура и головная боль…              – А…– Паймон подпрыгнула в воздухе, будто она задела электро слайма да так, что склянки, которые она трепетно прижимала к собственной груди, приятно клацнули. – Вот это, это и это. Чем быстрее примешь, тем быстрее станет легче. Еду перед употреблением принимать не надо, так что пей быстрее!                     Их встреча была абсолютно бессмысленной и не несла, откровенно говоря, ничего, кроме трепета в больной груди Итэра. Стан адепта был всегда до одури завораживающим и соблазняющий, что из головы выбивает все мысли, как при ударе о камень в его многочисленных битвах. Знакомый запах щекочет носоглотку и заставляет его рвано втянуть носом воздух, действуя на организм, как анестетик – все неприятные ощущения испаряются будто по щелчку пальцев.              Он движется плавно и тихо, словно бы боясь спугнуть дворовую одичавшую кошку. Сяо всегда напоминал ему какое-то бесхозное животное, которое надо долго приручать – едой, малыми тактильными контактами и постепенно повышать планку. А после инсценированной смерти Моракса этот символизм в голове Итэра укрепился ещё больше. Недоверие Якши ко всему, что дышит и не дышит, всегда было оправдано и базировалось на опыте, насчитывавшим уже несколько сотен лет. Итэр вяло улыбнулся своим мыслям и подошёл совсем близко.              – Вечер добрый, – тихо поздоровался блондин, на что Сяо учтиво кивнул, показывая свое расположение к присутствию путешественника и хорошее настроение.              – Добрый.              – Как твои дела? – обычный ненавязчивый диалог, вполне неинформативный и непринуждённый, но в нем парень нуждался больше всего. Атмосфера была такая, что, кажется, на этом «как твое ничего?» все и закончится.              – Вполне…стабильно. – адепт запнулся на некоторое мгновенье, отрывая взгляд от созерцания пейзажа и переводя его на Итэра, тут же подмечая его болезненный вид, но промолчал, решая оставить это до лучших времён, а вернее сказать, до момента, когда юноша сам решится обо всем рассказать. А рассказывал он обычно действительно обо всем. – Карма в последнее время не так сильно беспокоит, – он сощурил взгляд, более пристально оглядывая обрамленное пшеничными прядями бледное лицо, на котором красовались нежные очертания и такие же яркие медовые глаза. Лёгкая улыбка излучала тепло и спокойствие.              – Это очень славно, я действительно рад за тебя, – усмехнулся Итэр и посмотрел туда, куда несколько секунд назад смотрел Сяо. – Не переживай, это не твоя карма.              – Чем ты болен? – Сяо свёл брови к переносице и скрестил руки на груди в своей обычной манере. Итэр, к его удивлению, лишь пожал плечами.              – Без понятия, – просто кинул путешественник, на что получил забавную реакцию в ответ – вскинутые брови и вытянутое в изумлении лицо.              – Как можно не знать, чем ты болен? Ты как всегда беспечен, – в его голосе слышится раздражение и непонимание. Как можно так халатно относиться к самому сокровенному – к собственному здоровью? Это безумие.              – Ну и ну, кто бы говорил о здоровье, – задорно подметил путешественник и легонько посмеялся. Сяо лишь фыркнул на его слова.              – Это совсем другое.              – Да-да, конечно, знаем и проходили. Не переживай, это обычная простуда. Ну, знаешь, на Драконьем Хребте обычно холодно, а там шансы подхватить что-нибудь всегда 50/50, как играть в монетку. Вот мне и не повезло, – он обхватил свои плечи руками, вновь чувствуя раздражающую щекотку в горле, которая медленно расползалась по твердому нёбу. Парень неловко откашлялся, стараясь свести нарастающий приступ на нет и подтверждая тем самым, что у него обычная простуда. – Слушай, у меня есть просьба к тебе. Ты ведь исполняешь желания?              Ну, началось в деревне утро, – подумал Сяо, но в ответ лишь вздохнул и слабо кивнул.              – Давай обнимемся? – адепт был готов абсолютно ко всему. К сокровищам, удаче и прочим незначительными желаниям, которыми так известны люди. За столько лет Сяо научился читать их, как открытую книгу и по глазам видеть все мысли и желания насквозь. Но…чтобы это? Слова блондина слишком ошарашили Якшу в который раз за непродолжительное время. – Что? Слишком сложное желание? – улыбнулся Итэр, посмотрев на Сяо, а тому лишь и оставалось, что пускать корни в пол балкона и осознавать происходящее.              – Нет…просто…я ждал чего угодно, но не этого, – выпалил брюнет, а Итэр заметил, как краснеют кончики его ушей, скрытые за иссиня-бирюзовыми прядями.              – Это не так трудно. Просто обняться и все, больше ничего. Тут нет подвоха, – пожал плечами блондин и сделал шаг навстречу адепту. Тот тупил взгляд в пол несколько секунд, а затем выдохнул и, сделав ответный шаг, заключил Итэра в свои объятия.              Ощущать грудью чужое сердцебиение в унисон с собственным – поистине блаженное чувство, дарованное самими богами. Здесь так тепло и приятно, как в каком-то маленьком убежище на отшибе мира, где никто и никогда тебя не потревожит. Они на слух, как ласкающие лодыжки теплые волны моря. На вкус, как сладкий и мягкий молочный шоколад. Растекаются по коже и телу, как шёлковое тепло, медленно, тягуче и до жути приятно, что внизу живота вспыхнул рой бабочек и устремился вверх вихревым потоком, отдаваясь покалываниями на кончиках пальцев. Итэр выдохнул и уткнулся носом в правое плечо Сяо, на некоторое мгновенье прикрывая глаза, чтобы забыть на пару секунд о заболевании, о том, что Сяо исполняет желание, а не делает это по собственной воле. Что все, в принципе, хорошо и очень даже приторно-мило.              Блондин легонько улыбнулся.              – Ты никогда не влюблялся раньше? – тихо спросил блондин. Его слова звучали глухо из-за того, что он уткнулся носом в плечо Якши. Тот, чуть помедлив, помотал головой.              – Я не знаю, каково это. Все эти людские вещи для меня…очень далеки. Не забывай, я оружие, которое не может любить или получать эту любовь. – спокойно изрёк он, на что получил лишь лёгкий стук по спине. Недовольная мордашка Итэра была самым забавным зрелищем в его жизни, честно признаться.              – Если бы ты знал, как ты не прав…– он прикрыл глаза и снова выдохнул, собираясь с мыслями. – Тебя любит Чжун Ли, Гань Юй. И я тебя люблю. Хватит думать о себе в таком ключе. Ты не оружие, ты живое существо, которое сполна искупило свои грехи и которое заслуживает большего, чем…все это…– он неопределенно махнул рукой в сторону, будто показывая на что-то, а затем расстроенно отстранился, готовый выть от досады и такой несправедливости. Сяо не любит жалость, однако, ничего, кроме жалости и любви к нему Итэр не мог испытывать на данный момент.              – Ты…меня…– Сяо смог сказать хоть что-то только через несколько секунд напряжённого молчания.              – Да. Я понимаю, что это не взаимно, так что можешь не переживать насчёт того, как бы меня помягче отшить, – он неловко посмеялся и почесал затылок. Эти слова оседали на языке солёной горечью, вкусом какой-то потери или принятия жестокой реальности. Во рту как-то резко пересохло. – Тебе просто непривычно слышать такие слова, но, пожалуйста, поверь хотя бы мне, хорошо? – он мягко и тепло улыбнулся, обхватывая собственные плечи и следя за реакцией Сяо, который, в конце концов, обескураженно кивнул, цепляясь растерянным взглядом за каждую деталь лица Итэра. Начиная большими добрыми глазами и заканчивая ресницами, да веснушками, которыми были усыпаны теплые щеки.              – Прости…              – Тебе не за что извиняться, Сяо! Боже мой…– боль накатывала жаркими волнами и терзала сердце в потоках раскаленной лавы. Итэр закусил губу, пытаясь не вступать в конфликт со своей агрессивной и ревнивой стороной, которая верещала о том, что это все несправедливо, что так не должно быть, что он не должен умирать, что Сяо – самое ужасное, во что он только посмел влюбиться. Нет, нельзя так. Сяо прекрасная личность, которая должна найти своего человека. Итэр этим человеком не смог стать, и все, что ему оставалось – лишь пожелать удачи Якше в этом, если тот, конечно, этого хочет.              – Итэр…– он хочет сказать что-то ещё. Не так все должно оборваться. Не так должен закончиться диалог. Он не может потерять человека, который прекрасно понял его мысли и сокровенные желания, просто посмотрев в глаза. Не так все…              – Мне пора, а то сильнее заболею. Береги себя.              В принципе, это все, что услышал Сяо от Итэра. В последний раз.              

***

             Цветы расползаются по телу витиевато, словно лоза. Скрывать их становится все труднее и труднее, бутоны все больше и больше, а на подходе созревали новые. Они разрывали плоть, прорастали, лёгкие постоянно находились в какой-то раскаленной пытке. И Итэр сдался, когда ощутил, как покалывает правый глаз. Он чесался, горел, а затем, проснувшись одним утром, понял, что ослеп на один глаз. Белоснежные лепестки сияли в лучах утреннего солнца и будто насмехались над ним. Он все ближе и ближе к своему концу. Итэр устало выдохнул, прикрывая глаз и опуская голову. Повязка на лице лучше не сделала, а обезболивающие препараты перестали помогать – организм просто к ним адаптировался, и очередная доза таблеток успеха не возымела. Все в пустую.              Погоды не делало и то, что он начал откашливать сгустки собственных лёгких. Цветы буквально заполняли собой бронхи и бронхиальное дерево, образуя какой-то чертов сад внутри. Дышать тяжело даже с открытым ртом. Он задыхается с каждым днём всё больше и больше. Была идея покончить с этим быстрее, но сил как-то не хватило. Он устал.              Заказ был не таким трудным, на первый взгляд – просто зачистить небольшой лагерь хилличурлов и все. Однако, Итэру пришлось приложить дюжинную силу, чтобы отбиться хотя бы от одного монстра. Паймон наблюдала за его движениями в полном ужасе и шоке – тот храбрый, сильный и опытный Итэр испарился по щелчку пальцев, а вместо него на ногах теперь с трудом балансировал какой-то пьяница, который решил на спор за бутылку одуванчикового вина состроить из себя опытного искателя приключений.              Парень действительно думал, что попал в какой-то страшный сон, где он не может управлять собственным телом, где дышать тяжело, где лёгкие будто наполнены водой, но то была кровь. Ко всему этому перфомансу прибавлялся срезанный угол обзора и накатывающая температура. Дело дрянь, если коротко и в двух словах.              «Честно, ты жалок», – проскочила мысль где-то на отшибе сознания озаряющей разум вспышкой. Со стуком сердца пришла и оглушающая боль в груди, от которой парень взвыл и выронил из руки моментально потяжелевший меч. Он увернулся от удара обугленной дубины хилличурла только потому, что его ноги резко ослабли, вынуждая свалиться на колени и согнуться калачиком – хоть здесь Фортуна ему улыбнулась. Но можно ли считать это, черт возьми, удачей? Пальцы впились в грудину до побеления, готовые разорвать кожу, казавшуюся тонкой, задевая прорастающие цветы, которые он с таким трудом скрывал за шарфом.              Голоса знакомых ему людей, образы и мысли мелькали, будто эпилептический арт-хаус – быстро, резко, вспышками. Он не мог осознавать происходящее вокруг, слышать и ощущать что-либо, кроме боли, вцепившейся в его тело клыками и когтями так смертельно крепко, будто зубцы ржавого капкана, что вся картина мира казалась ему одним сплошным адом, кроваво-красным, как догорающий закат. Кровь гудела в висках, стук сердца заглушал абсолютно все звуки, доводя мигрень до точки кипения и своего возможного порога, где боль была настолько тошнотворно невыносимой, что после нее оставалась лишь пустота.              Все вокруг выглядело, как небрежные мазки или грубые пятна, которые временами прерывались вспышками и непонятными галлюцинациями. Цветы начали прорастать и в голове. Он так безнадёжен. Так слаб и беспомощен в этот момент. Тело было одновременно таким лёгким и таким тяжёлым, будто налитое свинцом. В конце концов внутри будто что-то щёлкнуло, какой-то выключатель, и Итэр свалился наземь с абсолютно пустой головой, теряя сознание и срываясь в густую тьму пропасти после отчаянных попыток удержать себя в здравом уме.              Он отхаркивал остатки своих лёгких и глухо слышал визги Паймон. И ещё кого-то. Он не понимал. Не понимает. Абсолютно ни черта. Ничего. Господи, дайте ему уже сдохнуть, пожалуйста.              

***

             Вечера Бай Чжу обычно проводит за чашкой травяного чая, либо в компании ЦиЦи. Довольно спокойная жизнь хозяина лавки так и отдает атмосферой полной гармонии и тишины. Но когда в эту обитель умиротворённости врывается окровавленный с ног до головы адепт, на руках которого безвольно повисло не менее пострадавшее тело, все переворачивается с ног на голову моментально и бесповоротно.              – Что случилось? – серьезный тон Бай Чжу был слишком непривычным даже для малышки ЦиЦи, которая ради интереса выглянула из-за шторки, чтобы лицезреть не слишком приятную картину. Вязкая кровь уже успела испачкать пол в нескольких местах, а из-за сумбурных движений собравшихся и вовсе размазаться по полу.              – Не знаю. Лучше спросите у нее, – Якша явно был в крайнем нерасположении духа, чтобы разбрасываться словами, и крайне собран, как казалось с первого взгляда, чтобы решить эту проблему. Паймон нервно мельтешила рядом и кусала свои ногти и пальцы, лёгкие следы крови на уголках ее губ показывали, что малышка нервничала ужасно сильно и находилась на грани истерики, балансируя на канате самообладания буквально на одной силе воли.              – Я-я…я-аа…я не знаю…он…он не…не говорил об…Я НЕ ЗНАЮ!!! О-он…болел…долго…и н-не слу-уа-шал…меня!..– захлебываясь и запинаясь в собственных словах, мямлила феечка, с ужасом и шоком цепляясь глазами за каждую деталь на теле парня, а тем более за цветы, прорастающими в области ребер. Пелена слез блистала в свете лампы, а запахи трав и лекарственных зелий вызывали только тошноту и желание отключиться сейчас же.              Сяо беспомощно кусал собственные губы. У него самого сил оставалось все меньше и меньше, а терпение утекало с незавидной скоростью. Чаша давала трещину, и адепт был готов сорваться, чтобы выплеснуть адреналин, от которого кровь в жилах бурлила и кипела невыносимо больно. Сердце, как бешеное, готово было дробить ребра, а волнение поселилось среди органов ядовитой змеёй, отравляя нутро холодными вспышками и вязким страхом.              – Пожалуйста, помогите...– он старательно раздражённо хрипел, но в его голосе прятались настоящая тревога и ужас от осознания всего происходящего. Бай Чжу свёл брови к переносице, осматривая тело пострадавшего, которое положили на стол, снеся с него бумаги куда подальше. Итэр временами хмурился до боли отчаянно, сжимался всем телом и стонал так, будто его разрывали на части, а затем лицо на некоторое время расслаблялось, принимая умиротворённый вид до поры до времени. Следом все по новой и так по кругу, прямо как в Аду. Сяо метался внутри самого себя, его сердце отчаянно и жалобно сжималось, пропуская удары от такого вида. Ему было невыносимо больно, но все, что ему оставалось – сжимать в собственной ладони руку Итэра, молясь всем богам, чтобы эта проблема была решаемой. Чтобы он не переступил ту точку невозврата, когда остаётся только один исход.              Мужчина подозвал ЦиЦи и начал ловкими движениями снимать бинты с тела путешественника, представляя взору окружающих прорастающие кровавые шикарные бутоны цветов Цинсинь – они усыпали его ребра полосами сходясь на солнце сплетении и далее выше к шее. И ещё один, самый большой – на правом глазу, весь помятый, самый проблемный. Помещение моментально наполнилось их ароматом, смешанным с металлическим – запахом крови и смерти.              – Я…мы попытаемся. Но не могу точно обещать, что смогу это сделать. Я не знаю, что это за болезнь, – адепта, как током пробило от таких слов. Он крупно вздрогнул и медленно перевел полный страха и ужаса взгляд на Бай Чжу – тот был ужасно взвинчен. ЦиЦи кивнула и прикрыла глаза – снежинки и осколки льда грациозно взмыли в воздух со звуком колокольчиков, от чего в помещении моментально снизилась температура. Маленький дух описал круг вокруг ее тела и тут же взмыл к Итэру, начиная своеобразный ритуал лечения. Это все, что им оставалось.                     

***

             Впервые Сяо ощущал себя настолько беспомощным перед лицом опасности. Он всегда решал вопрос или проблему на месте с помощью его самого верного друга – Нефритового Коршуна. Но сейчас он ничего не мог с собой поделать. Адепт метался по просторам собственного номера, а на его кровати беспомощно боролся с этой непонятной хворью блондин – он временами сжимался до дрожи в конечностях, когда приступы боли вновь накрывали его с головой, а затем отпускали. Он дышал ужасно хрипло, этот звук будет преследовать Сяо всю его оставшуюся жизнь – как натянутые гитарные струны, жалобный и давящий на виски. Прошло несколько дней с того инцидента, а все, кажется, только ухудшалось, хотя Сяо строго соблюдал все рекомендации Бай Чжу и с завидной пунктуальностью, минута в минуту, секунда в секунду, давал Итэру нужные настойки и препараты. Погоды это не меняло.              Он не понимал этого чувства, этого животного страха, он потерялся в самом себе.              – То, что ты испытываешь, называется любовью, – Чжун Ли, пришедший навестить своего подопечного и заодно проведать Итэра, сидел за столом и иногда отпивал из стоящей на столе пиалы травяной чай, которым насильно напоил и Сяо, чтобы успокоить его разбушевавшиеся нервы. Адепт выглядел крайне паршиво и устало – эти бессонные ночи казались ему настоящей пыткой, хоть адепты и не нуждаются в отдыхе, но Якша был готов отключиться в любой момент от такой нервотрёпки и работал сейчас исключительно на хреновом автопилоте.              – Любовь? Ты, должно быть, шутишь, – горько усмехнулся он, втыкая в поверхность стола все это время, что мужчина находился здесь.              – Сяо, я много раз объяснял тебе эти простые вещи. Почему ты не хочешь меня слушать? – Чжун Ли лишь устало покачал головой и сложил руки в замок на столе. – Ты – личность, ни в коем случае не оружие. Ты можешь чувствовать и получать любовь в ответ. Это простые истины. Я прекрасно понимаю, что тебе с трудом это верится, но тогда я действительно давал тебе выбор – быть свободным или же помогать мне. Это было самое первое принятое тобою решение. Я никогда не считал тебя своим оружием, – Сяо поднял на мужчину полный отчаяния и боли взгляд, хмуря брови и поджимая губы в тонкую полоску. – Итэр нуждается в тебе как никогда, а ты в нем. Я уверен, что все будет в порядке, – слабая улыбка засияла на лице Чжун Ли, но покоя в бушующую душу адепта это не принесло. Итэр все ещё болен и все ещё умирает. Это невыносимо. Он не может его потерять. – Мне нужно идти. Но послушай меня. Скажи Итэру все, что не смог сказать за это время. Я уверен, что у тебя найдутся слова, чтобы описать свое состояние. И я уверен, что он слышит тебя.              Сяо благодарно кивнул и сопроводил Моракса к выходу. Пожелав друг другу удачи, они разошлись, как в море корабли – Чжун Ли обратно в похоронное бюро, а Сяо обратно к койке, где беспомощно метался из стороны в сторону Итэр. Сяо снова погрузился в эту атмосферу отчаяния и полной беспомощности перед лицом опасности и неизвестной болезни, которая сопровождалась хриплыми стонами парня и ужасным кашлем.              – Итэр…если ты слышишь меня…– Сяо сглотнул прежде, чем продолжить свой монолог. Во рту ужасно сухо, а сердце изводится в новом бешеном ритме. – Прости. Я не знаю, как сказать об этом. Я честно не знаю, почему и как это происходит…Чжун Ли назвал это…любовью. Я уже не знаю, что делать, я не знаю, как помочь тебе…я просто хочу, чтобы ты знал, что ты очень дорог мне и…я люблю тебя. Ты моё солнце. Прости…– он уткнулся носом в живот парня, слабо сжимая в руке его ладонь, на запястьях узорами вились уже ненавистные цветы Цинсинь, от вида которых ужасно тошнило и бесило до дрожи в руках и желаниях разорвать эти треклятые лепестки в клочья, но солнцу будет от этого только хуже и больнее.              Под слабое сердцебиение блондина и прерывистые вздохи, Сяо прикрыл глаза и погрузился во тьму, молясь всем богам, чтобы юноша был жив, когда он проснется.                     – Сяо? – янтарные глаза резко распахнулись, когда в голове эхом пронесся знакомый голос. Адепт встрепенулся и резко поднялся, оглядываясь по сторонам, а затем застыв, в ступоре оглядывая шокированное и ничего не понимающее лицо Итэра. Приоткрытые пухлые губы, удивленный медовый глаз и сведённые домиком брови. Живой, не совсем здоровый, но живой. – Что…происходит? Где мы?..              – В моем номере…– сглотнув вязкий ком, вставший поперек горла, выпалил на одном дыхании Сяо, протягивая вперёд руку и заправляя пшеничную прядь за ему за ухо. Итэр вздрогнул от такого движения, а затем с ещё большим шоком уставился на то, как по щеке адепта скатилась одинокая слеза, остановившись на кончике острого подбородка, а тонкие губы начали подрагивать. – Итэр…              – Сяо?..– не успел парень что-либо ещё сказать, как его заключили в теплые объятия, хотя, признаться честно, Сяо был готов накинуться на него и сжать в своих руках до хруста костей.              – Я люблю тебя.       
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.