Взрасти свой сад

      Цзинь Гуанъяо вздохнул, словно сожалея о чужой глупости, и сказал:       — Вот видите, как я и говорил: если вы, молодой господин Вэй, здесь, то вскоре здесь же будет и Ханьгуан-цзюнь.       Лань Ванцзи приготовился атаковать, не обращая внимания на то, что врагов слишком много, но глава Цзинь улыбнулся и покачал головой:       — Ханьгуан-цзюнь, вам лучше отойти на пять шагов назад и вложить Бичэнь в ножны.       — Господин Вэй, не двигайтесь, — предупредил Лань Сичэнь, и Ванцзи, переведя взгляд на Вэй Ина, похолодел: его горло обвивала тонкая золотистая струна.       — Пять шагов назад, Ханьгуан-цзюнь, — повторил Цзинь Гуанъяо, и он повиновался, не слушая выкриков Вэй Ина.       И так же повиновался, когда проклятый Цзинь приказал убрать меч и запечатать меридианы. Он сделал бы все, что угодно, только бы не видеть, как струна режет плоть, и по белой коже скатываются алые капли. И смотрел не туда — смотрел в глаза Вэй Ину, уже поняв, что тот что-то задумал, замыслил вывести из равновесия до сих пор благостно улыбающегося Цзинь Гуанъяо.       Ошибаются все, даже Небожители. Вэй Ин ошибся — в который раз в обеих жизнях?       — Лань Чжань! Лань Ванцзи! Ханьгуан-цзюнь! Я тогда по-настоящему, искренне хотел лечь с тобой в постель!       Все вокруг застыли, словно камни, и только лицо главы Цзинь внезапно исказила злая гримаса, больше похожая на судорогу, и пальцы, вместо того, чтоб разжаться и упустить струну, сжались сильнее, дернули ее в стороны.       — Шваль, дешевка! Грязный...       Что он хотел сказать еще, Ванцзи не знал, и ему резко стало плевать на все и вся. Бичэнь, даже без капли духовных сил, ударил без промаха, отделив сперва руку Верховного заклинателя, а потом и голову от тела. Ни то, ни другое еще не успело упасть на пол, как и тело Цзинь Гуанъяо, а Ванцзи уже перехватил из его рук раненого Вэй Ина, истекающего кровью с таким обиженным, почти детским выражением на лице, словно хотел сказать: «Это нечестно». Кровь била толчками, заливала Ванцзи руки, в ней было все вокруг, и остановить ее он не мог. Жизнь Вэй Ина буквально вытекала у него сквозь пальцы, он так и не смог понять, что любимый пытался ему сказать, он не успел даже признаться, что любит... Ничего не успел...       Где-то вокруг, рядом, над ними дрались и умирали, ему ни до чего не было дела. Серые глаза погасли, остекленели, и тогда он закричал так, как не кричал никогда прежде в своей жизни. Взбесившаяся ци сорвала печать с его меридианов, золотое ядро наверняка пошло вразнос, но ему было все равно. Выбросом силы людей вокруг раскидало, как соломенные чучела, он осторожно уложил тело на залитые кровью плиты, сложил печать призыва меча и превратился в чудовище, жаждущее убить каждого, кто причастен к гибели Вэй Ина.       Пол-сяоши спустя в храме в живых остались только он, Сичэнь и Цзинь Лин. Когда наконец разразилась гроза, собиравшаяся весь день и всю ночь, в храм заявились Не Хуайсан и Цзян Ваньинь, а следом за ними два лютых мертвеца, одного из которых пришлось упокоить. Ванцзи действовал больше согласно вбитым десятилетиями привычкам, чем осознанно. Он успел сыграть «Призыв», но душа Вэй Ина не откликнулась. Ее — драгоценной, любимой — больше не было в этом мире. Вся его жизнь в одночасье потеряла смысл и цель.