Сравни меня с луной.

Джереми был воплощением солнца. Радостный и заботливый капитан оставался примером для подражания, и даже когда он получал травмы— улыбался сквозь зубы. Он излучал тепло и заботу, когда в последний раз нагло наклеил пластырь на колено фанатки, так неудачно упавшей возле Нокса. Публика была в восторге— снова любимчик страны показал себя с хорошей стороны, ведь другого от него не ждали. Действительно, не ждали. Любимая лавочка блондина была занята, поэтому он без раздумий сел на тротуар. У Нокса тонкий голос и от пальцев пахнет сигаретами. Запах бумаги, табака, фильтра и пепла, запах дыма и гари, въевшийся в кожу до легкой желтизны. Джереми вдохнул аромат свежести и негустого тумана. Хотелось раствориться в темноте. По-своему он был уникален, и таким же ужасным, как остальные. Навязчивый до мозга костей, буквально олицетворение спасательного круга — он был таким, и образ его стёрся, как только тот впервые влюбился. Нокс стал замечать неконтролируемое чувство давления на партнёра, ревность, постоянное навязывание. Таким был он — Джереми Нокс, любимец страны с бронзовой загоревшей кожей. И для каждого солнца была своя луна. Если смуглый образ капитана казался слаще шоколада, то фарфоровая кожа Жана сияла своей чистотой. Джереми часто упоминал, какая мягкая и прозрачная она была, пока касался пальцами его шрамов. Они влюбились в друг друга без слов, да и не нужны они были. Постепенно признавали, что в отсутствие одного из парней начинали скучать, и в один из вечеров Нокс не выдержал. Приблизился к французу настолько близко, что оставалось либо струсить и отступить, либо сомкнуть его губы цвета вишни на своих, и кусать того, проводить языком по слегка опухшим и кровоточащим губам, заставить прогнуться от того, насколько сладкими были уста Джереми. Он выбрал второй вариант и не прогадал, потому что знал, нет, чувствовал! Он чувствовал, как они были связаны, он чувствовал, как само солнце обращалось к нему и кричало «Эта холодная луна сведёт тебя с ума!». Они целовались долго, открыто, давно позабыв о приличиях и манерах, развалившись на удобном диване. Будто всю свою жизнь они существовали, пока не нашли друг друга. Они были слишком разными, что бы стать парой, и их влекло к друг другу достаточно, что бы оставаться в объятиях. Позже поцелуи перешли в петтинг, и на этом моменте Моро сломался. Перестал притворяться, будто не вздрагивал от каждой фразы капитана, от каждого невесомо сказанной реплики. Глаза высказывали бурные эмоций, когда Нокс нежно прикасался к нему, выводя руками узоры по всему торсу француза. Было видно, как кожа сияла. Может, это была игра воображения, или просто забавное освещение, но на долю секунды он действительно услышал весь холод и изящность Жана. Тогда Джереми остановился, напрочь отказываясь прикасаться к нему, потому что был уверен, что тогда ему не показалось— его плоть действительно излучала ту недоступность, которую ему ещё стоит разрушить. —J’ai perdu tout le temps que j’ai passé sans aimer.