Круги на воде

Звук шагов эхом разносился по коридору, отражаясь от стен и доходя своим глухим стуком до самого сердца. В мире было очень мало вещей, которые нравились бы Сынмину, но, в противовес этому, очень многое он на дух не переносил. Например, звук шагов в пустом доме. И безалаберность Хенджина. С тех пор как Хван решил, что понимает, как устроен этот мир и «взял все на себя», дел у Сынмина, как правой руки господина Ли, значительно прибавилось. Нянчиться с Хенджином необходимости не было, но, в то же время, все понимали: оставлять его одного попросту опасно. Именно поэтому, сегодня Сынмин вызвался сопровождать этого, словно сквозь землю провалившегося, идиота на выставку, но, прежде всего… Стоило заглянуть к господину Ли. Едва стоящий на ногах Минхо, вернулся домой около получаса назад и теперь спал в своем кабинете. У него никогда не было проблем с алкоголем, но раз в пару-тройку месяцев, когда чаша терпения лопалась, господин в одиночку выезжал в свой бар и подолгу не возвращался. Сынмин представлял себе, как Минхо часами цедит виски и всматривается в пустоту, пытаясь вернуть душевное равновесие, освободить голову от дурных мыслей, хотя бы на время избавиться от груза ответственности. Обычно он возвращался молчаливым, еще более угрюмым и немедля отправлялся спать, но сегодня… Сегодня был не обычный день. Сынмин встретил бодро вышагивающего (но шатающегося) Минхо в коридоре. Его взгляд был рассеянным, на губах играла едва заметная улыбка, а, заметив подчиненного, он вдруг посмотрел на Сынмина таким взглядом, каким не смотрел, кажется, целую вечность: теплым и приветливым. Вряд ли Ким мог описать, насколько ценным для него было получить его, насколько важным был этот момент. – Господин? – негромкий голос Сынмина звучал испуганно. – Все в порядке? Надо было позвонить мне, я бы сам вас забрал. – Все хорошо, – Минхо ухмыльнулся. – Да, все хорошо. Не беспокойся за меня сегодня. – Господин, спальня в другой стороне, – осторожно сказал Сынмин, всматриваясь в лицо собеседника. – Не так уж я и пьян! – Минхо громко рассмеялся, и этот смех заполнил собой все пространство коридоров. – Отчего-то хочется побыть в кабинете. Неровной походкой хозяин дома направился дальше по коридору, оставляя Сынмина один на один со звенящим в голове смехом. Он совершенно не ожидал, что нечто столь обыденное настолько сильно может его впечатлить. Настолько сильно, что даже теперь, полчаса спустя, этот звонкий смех Минхо звучал в его голове, вынуждая бороться с улыбкой, которую Сынмин был не в силах сдержать. Он подошел к двери и неуверенно постучал, но на стук хозяин никак не отреагировал, а кабинет сохранял прежнюю тишину, однако, Сынмин будто бы чувствовал, что ему необходимо удостовериться в том, что Минхо в порядке, в безопасности. Ким был из тех людей, кто верит только себе. Массивная дверь открылась, и Сынмин заглянул внутрь, моментально удивляясь тому, насколько здесь было свежо. «Нельзя допустить, чтобы господин простыл». Парень переступил порог и развернулся, чтобы как можно тише закрыть за собой дверь, когда его осенило: здесь, в кабинете, что-то не так. Этим «чем-то» был Хенджин, сидящий на софе и еле слышно напевающий себе под нос какую-то мелодию. В такт он качал головой, и волосы двигались вслед за шеей, в попытке поймать блики света. Сынмин смотрел на его затылок и думал о том, что вряд ли может вспомнить, когда друг детства выглядел таким расслабленным и умиротворенным. Одернув себя на этой несвойственной ему мысли, Ким откашлялся. – Хван. Хен. Джин, – отчеканил он, – что, позволь узнать, ты здесь делаешь? – Тише, Сынмин, – прошептал парень и, повернувшись в пол оборота, прислонил палец к губам, – не разбуди его. Сердце Сынмина ушло в пятки. Маленькими шагами он обогнул софу, чтобы увидеть, как голова Минхо лежит на бедре Хенджина, а тот, явно довольный сложившейся ситуацией, гладит волосы спящего хозяина кабинета, напевая ему на ухо, словно мурча, «колыбельную». Сынмин почувствовал, как кровь отходит от его лица, как мгновенно заледенели пальцы, а сердце пропустило пару ударов. – Ты что творишь?! – зашипел он. – А что? Он спит в удобстве и безопасности. – Не сам же он так лег, Хенджин. Это мерзко. Это низко. – Тут ты прав. Я не устоял. Расстреляешь меня чуть позже. – Хван Хенджин, я тебе голову сейчас оторву. Быстро возьми подушку и… – Сынмин, – голос собеседника стал неожиданно серьезным. – Просто дай мне посидеть так еще немного. – Я не… – Все, что у меня есть – это мгновение. Мне бы хотелось, чтобы оно длилось вечно, но прошу я лишь пару минут. У меня нет ничего, кроме этих пары минут. Не забирай и их. – Хенджин… – Сынмин почувствовал, как к горлу подступил ком. – Ты же не думаешь, что я каким-то образом наврежу твоему драгоценному «господину Ли», правда? – Через пять минут жду тебя в машине. Опаздывать не советую. Сынмин развернулся и, больше не оборачиваясь, вышел из кабинета. Он никогда не считал себя сентиментальным, но в такие моменты, моменты, когда коса находила на камень, в нем проявлялись чувства противоречивые и пугающие. Сынмин прекрасно помнил тот момент, когда поведение Хенджина стало меняться. Ситуация в семье Ким тогда была непростой и отец всячески препятствовал его дружбе с братьями Ли и Хенджином, нахождению в доме господина. Сынмин, тогда еще совсем ребенок, будто бы перенял опасения отца и, вопреки своей огромной привязанности к друзьям, не стремился сопротивляться этому решению. Но наблюдать за тем, как растет и меняется эта троица, ему никто не мог запретить. Те годы он прожил, следя за их жизнями, радуясь их успехам и стараясь смотреть на все их глазами. Те годы, упущенные годы, он запомнит навсегда. Как и боль, терзающую Хенджина с тех времен. Хван пришел ровно через пять минут и, как Сынмин и предполагал, был очень подавленным и тихим. Он молча кивнул водителю и тот, не задавая лишних вопросов, завел мотор. С полминуты они провели в тишине. Хенджин перебирал пальцами, что пару мгновений назад гладили волосы Минхо, а Сынмин боролся с желанием выказать поддержку, понимая, что он совсем не тот человек, который может утешить. Да и стоило ли лишний раз напоминать другу о том, насколько очевидно для окружающих его отношение к господину, насколько очевидны его страдания? Хван, разумеется, сказал бы, что ему плевать на всех, что его не волнует чужое мнение, а нос, который суют не в свое дело можно и укоротить. Эта открытость и дерзость были с Хенджином с самого детства и, несмотря на то, что тот человек, которым в результате стал Хван, не особенно импонировал Сынмину, он понимал, что тот прочно засел в его сердце (хоть и занимает совсем незначительную его часть). Сынмин не смог сдержать улыбку, удивляясь столь сумасбродному (хоть и, очевидно, правдивому) для ситуации умозаключению, а Хенджин, уже давно пришедший в себя, во все глаза смотрел на сидящего рядом Кима. – Ким Сынмин, я не верю своим глазам! Ты что, улыбаешься? Застигнутый врасплох Сынмин дернулся и, поддаваясь панике, принялся судорожно поправлять пиджак. – С чего бы мне улыбаться, когда рядом ты. Протри глаза. Я в бешенстве. – Ах ты врунишка, – заговорщически проговорил Хван, – что же, интересно, варится в этой умной головенке… – Прикидываю, где бы тебя закопать после того, как ты доиграешься. – Тебе меня не обмануть, теперь-то я знаю, что тут, – Хенджин ткнул пальцем в грудь собеседника, – совсем не камень. – Теперь? – надев привычную маску равнодушия, спросил Сынмин. – Не понимаю, о чем ты. – Все ты понимаешь, – голос Хвана вновь стал серьезным. – Расскажешь ему? Сынмин покосился на друга. От метаморфоз в его настроении становилось тревожно и неприятно – все-таки Хенджин и сам мастерски менял маски. «Тебе интересно, что у меня в голове, но о чем думаешь ты сам?» – С чего бы мне рассказывать? Знаешь же, что он тебе ничего не сделает или что, нравится, как он смотрит на тебя как на главное разочарование своей жизни? – Скажи честно, – Хенджин проигнорировал колкие слова друга, – как ты на самом деле к нему относишься? Сынмин с удивлением посмотрел на поймавшего его взгляд Хвана. Он был встревоженным, а глаза блестели как два отполированных блюдца. «Неужели он…» – Не уверен, что понимаю твой вопрос, Хенджин. «…ревнует?» – Очень в этом сомневаюсь, – Хван продолжал смотреть другу прямо в глаза. – Не заставляй меня повторять. Сынмин с шумом выдохнул. Какая абсурдная ситуация. Какой идиотский и упрямый Хенджин. – Ли Минхо – самый дорогой мне человек на этой планете. – Это размытый ответ. Что ты чувствуешь, Сынмин? Просто скажи мне что ты, черт побери, чувствуешь, – Хенджин повысил голос и от этого напора Сынмин неосознанно втянул голову в плечи. – Я благодарен ему. Я им восхищен. Я хочу защищать его, хочу быть рядом в любой ситуации. И, наконец, я люблю его… – Любишь! – Хван цокнул зыком. – Он… – Сынмин ухмыльнулся, поглядывая на раскрасневшегося друга. – Он как брат, которого у меня никогда не было. Как жизненный ориентир. Господин…нет. Минхо стал моим наставником, моим помощником. Он закрыл глаза на отношения наших семей, на мои поступки в недалеком прошлом. Конечно я люблю его. – Сынмин. Хенджин едва дышал. В его глазах застыли слезы, и Сынмин подумал, что их совместное прошлое разом навалилось и на него. Темные глаза друга словно зеркало отражали слова, сказанные Сынмином, отражали боль, стоящую за ними и свет, который пришел после нее. – Ты ревновал, – констатировал Ким, ожидая привычных колкостей в ответ. – Ты – дурак. Но Хенджин молчал. И это молчание заключало в себе куда больше, чем могли бы выразить слова. Последние месяцы отношения между ними двумя были прескверными, и теперь они оба понимали, что послужило причиной этого. Хенджин боролся за внимание Минхо, утопая в ревности и неуверенности, а Сынмин стремился всеми силами оградить своего господина от нестабильного парня. Они ведь просто могли поговорить. Как делали это прежде, будучи детьми подчиненных старшего господина Ли, будучи «братьями по несчастью». «В итоге, мы оба дураки». – Спасибо, Сынмин. Но этих слов, как и сказанных у кабинета, я не забуду. Должен же хоть кто-то знать о том, что ты живой человек, а не бесчувственный пень. Хенджин рассмеялся, отворачиваясь к окну, и Сынмин понял, что он пытается разрядить атмосферу. Конечно, он делал это и для себя, но Хван был одним из тех людей, кто знал, как мнительный Ким корит себя за любое проявление эмоций и как жалеет о минутных слабостях и душевных порывах. – И чего это я с тобой, идиотом, разоткровенничался, – Сынмин демонстративно закатил глаза. – Никак стареешь, пёсик, – Хенджин с благодарностью посмотрел на друга. Сынмин отвернулся. Вот уже который раз за этот, будто бы бесконечный, день, ему приходилось прятать улыбку. Это «сегодня» удивительным образом наполнилось моментами, которые ему, как вечному наблюдателю, предстоит запомнить, сохранить для всех и для себя самого. Сынмин подумал о том, что эти чувства люди и называют счастьем, и как же удивительно, что его собственное счастье заключается в благополучии других людей. И, несмотря на то, что какое-то время он упорно отрицал истину, среди них был и Хван. Хенджин попросил водителя остановиться перед каким-то кафе. Выставка, на которую они ехали, была благотворительным мероприятием, организованным его кафедрой, а потому «не сулила ничего, кроме скуки». – Хотя, думаю, тебе понравится, Сынмин. У вас с этой выставкой много общего. – Зачем остановились? – Ким проигнорировал очередную остроумную реплику. – Кофе. Нам нужен кофе. Я возьму тебе, дай мне пару минут. Вместе с другом Сынмин вышел из машины и принялся следить за его удаляющейся фигурой. Несколько человек обернулись в его сторону, когда он переходил дорогу и Ким ухмыльнулся – Хенджин всегда умел обращать на себя внимание. Он был рожден для того, чтобы быть в центре круга. «Но не того круга, в котором ему хотелось бы быть». Сынмин дернул головой пытаясь прогнать воспоминания об их последней ссоре с господином, но крик Хенджина никак не выходил из его головы. Боль, заключенная в этом крике резала саму душу, делая слова ненужным фоном. Все и так было понятно. И ему самому, и Минхо, и заставшему этот разговор Киму. Хенджин страдал, страдал так, что был готов вырвать свое сердце. Если это и называют любовью, Сынмин предпочел бы никогда никого не любить. За своими размышлениями парень упустил друга из виду, а когда нашел, к нему уже приближался какой-то человек. Парень с черном худи встал вплотную к Хенджину и положил подбородок на его плечо. Хван дернулся, оборачиваясь, и начал что-то говорить. В какой-то момент Сынмину показалось, что он хочет обернуться к автомобилю, но Хенджин, до этого дернувший головой, застыл на месте. Ким напрягся, готовый в любой момент броситься к другу и Хенджин, будто почувствовав это, все же обернулся и, улыбаясь, помахал ему рукой. «Наверняка какой-то приятель. У меня паранойя». Собеседник Хвана вернулся за свой столик, на котором Сынмин смог рассмотреть лэптоп и черную бейсболку, хотя предпочел бы рассмотреть лицо, которое непременно сразу же запомнил бы (на всю жизнь). Хенджин вернулся к автомобилю куда более бледным, чем был и, протянув стакан с кофе, неловко улыбнулся другу. – У тебя что, глаза на затылке? – Твой взгляд чуть не проделал дыру в моей спине! – Кто это был? – Да так, – Хенджин отвел взгляд, – знакомый один… Ничего особенного. – Ничего особенного? – с сомнением повторил Сынмин, вспоминая подбородок незнакомца на его плече. – Твой дружок? – «Дружок»? Что за дедовские словечки? Ты, выходит, не пёсик, а старый пёс, – рассмеялся Хенджин. – Нет, никакой он мне не «дружок». На всякий случай, Сынмин решил запомнить и этот момент. В выставочном зале было светло и прохладно. Посетители разбились на группы, и Хенджин был вынужден подходить то к одним, то к другим, здороваясь или выражая признательность за визит. Сынмину невероятно нравилась та метаморфоза, которая происходила с другом в рабочей атмосфере. Он был собран и внимателен к собеседнику, вся его мимика выражала участие, а жестикуляция располагала к себе. Этот парень наверняка бы хорошо справлялся со своей ролью в Совете и Сынмин мысленно добавил эту тему в перечень того, что нужно было обсудить с господином. «Пора браться за дело, мистер Хван». Разделавшись с формальностями, Хенджин начал рассказывать другу про работы своих одногруппников и сонбэ, пока они, наконец, не дошли до его собственной картины. Полотно вызвало у Сынмина необъяснимую тревогу и Хенджин, заметив это, рассмеялся, толкая его в бок. – Неужели так плохо? – Как-то слишком… меланхолично. – Считаешь? Это всего лишь абстракция. Возможно, темновато вышло… – Хенджин приложил кулак к подбородку. – Мне показалось, я вижу руку, выглядывающую из воды. Ее там нет? – Кто знает. Может и есть. Но, как бы то ни было, я рассчитываю на то, что ее купят. – Это буду не я, – резюмировал Сынмин. – Она недостаточно скучна для тебя? Вопреки ожиданиям, выставка показалась Сынмину довольно интересной. Он слушал обрывки бесед, изучал лица людей, послушал несколько интересных историй о жизнях известных художников и боролся с желанием открутить голову быстро уставшему от светских бесед Хёнджину. Через два часа, когда они покидали опустевший зал, на картине Хенджина была пометка «продано». Утром Сынмин, живущий вместе с Минхо в загородном доме семьи Ли, проснулся куда позже обычного. Светские мероприятия всегда выматывали его, но вчерашние разговоры с Хенджином вызвали куда больший стресс (разумеется, сейчас Сынмин понимал, что был излишне эмоциональным вчера и начинал жалеть обо всем этом). Приведя себя в порядок, он направился в кабинет, где рассчитывал найти еще не завтракавшего Минхо. Сынмин вошел к нему без стука. Почему-то утром он никогда не стучал в дверь. «Почему-то?». Он прекрасно понимал почему. Утро было временем, когда можно отбросить формальности: вместе позавтракать, обсудить планы на день или вспомнить, что интересного произошло днем ранее, а, если повезет, и Ёнбок тоже придет, обсудить какой-нибудь фильм и посмеяться над Минхо, который вновь пропустил новинку. Вчера Хенджин говорил, что у него есть только мгновение. У самого Сынмина было только утро. После завтрака он без промедления менял роли местами, отодвигая робкого мальчишку и друга куда-то далеко назад. После завтрака наступало время заместителя Кима, верного пса господина Ли. Минхо сидел за компьютером в своей домашней рубашке и ежился от холода. Окна в кабинете были открыты, и здесь вновь было излишне свежо. – Минхо? – осторожно позвал он. – Здесь слишком холодно. Ты заболеешь. – А, Сынмин, заходи-заходи. Я только открыл. Такое странное чувство, будто я задыхаюсь. – Это нервное. Пора уезжать отсюда. – Неожиданно слышать что-то такое от тебя, – рассмеялся Минхо. – Заходи, расскажи, как прошел вечер. – А я не отвлекаю? – Сынмин кивнул на компьютер. – Ты, кстати, позавтракал? – Тебя ждал, – будто невзначай сказал Минхо и Сынмин слегка вздрогнул. «Я не заслуживаю этого всего». Тем не менее, тот факт, что Минхо был в хорошем настроении, Сынмин игнорировать не мог и принялся рассказывать о выставке, благотворителях и о работе Хенджина (которая, как оказалось, оставила после себя довольно сильные впечатления). – Наш Хенджин талантливый и усердно трудится, так что не удивительно, что его работу быстро купили, да еще и за такие деньги. – Я куплю что-то из его работ в наш офис, только не такое…тревожное. – Он не возьмет с тебя денег, знаешь же. Но идея мне нравится. Пусть хоть что-то от него будет в офисе, раз сам он там не появляется. Полчаса совместного завтрака пролетели для Сынмина незаметно, но это было именно тем, с чего необходимо начать день. Тем, без чего он не мог бы так просто отодвигать себя на второй план, когда приходило время заместителя Кима. В офисе Сынмина ждало много бумажной работы. Бесконечные проверки и отчеты сильно выматывали его, но, к всеобщей радости, ему не нужно было перманентно общаться с людьми. Организованность и четкая структура были основой того, почему они не только держались на плаву, но и не ударяли в грязь лицом. Все делали свое дело: Ким занимался документацией и анализом, Ёнбок общался с людьми. Минхо успевал все и сразу в пятикратном объеме, и, конечно, для Хенджина, когда он, наконец, решится, найдется дело. Как правая рука Минхо, Сынмин не мог не думать об этом, не участвовать в делах Совета, не следить за всеми его членами. Если бы несколько лет назад Минхо не решил, что такая работа по зубам Сынмину, он, вероятно, так никогда бы и не узнал о той черте своего характера, благодаря которой получил прозвище, по которому его знали в кругах куда более опасных, чем акционеры и Совет. «Верный пес Ли». Холоднокровный. Мрачный. Тенью следующий за своим хозяином. Сынмин ничего специально не предпринимал для такой репутации (просто был собой и делал то, что должен), она возникла стихийно и теперь нависала над ним как грозовая туча, неся с собой всю тяжесть и жестокость его поступков. – Здравствуйте, мистер Ким, вы сегодня позже обычного, – поприветствовал Сынмина улыбчивый секретарь. – Были совместные дела с господином. Есть почта, звонки? – Мистер Ким, – секретарь наклонился и понизил голос, – в холле вас ждет человек… Человек от мистера Бана. Сынмин молча кивнул и направился в сторону кабинета. Внутри все похолодело. Кто бы мог подумать, что сумасбродный поступок Хенджина способен расшевелить всех вокруг и спутать карты настолько сильно, что Бану пришлось прислать переговорщика. «Держи себя в руках, Сынмин». Невысокий коренастый мужчина стоял у окна с непроницаемым лицом, но, услышав шаги, обернулся и выжидающе посмотрел в сторону выхода, где вот-вот должен был показаться Сынмин. Ким вошел в холл и, стараясь не выдавать своего волнения, бесстрастно посмотрел на посетителя. «Этот человек – Со Чанбин». – С кем имею честь..? – с дежурной улыбкой спросил Сынмин. – Меня зовут Со Чанбин. Я – представитель Кристофера Бана. – Вы не уведомили о своем визите. – На то были причины. Просторный кабинет встретил гостей безукоризненной чистотой. Сынмин, обойдя стол, встал позади кресла хозяина, будто тот находился здесь, и предложил удивленному этим жестом Чанбину, сесть в кресло напротив. – Вы не сядете? – Это кабинет господина. Я говорю от его лица, но я – не он. Если вам не комфортно, мы могли бы перейти в кабинет для совещаний, однако, это ведь не официальный визит, – Сынмин ухмыльнулся, глядя на Чанбина сверху вниз. – Верно, не официальный, – мужчина замолчал, собираясь с мыслями. – Мы совершенно дезориентированы. Нам нужны ответы на вопросы. – Так бы сразу, мистер Со. «Добро пожаловать в игру, семья Бан».