Страсти спустя 80 дней

Кто-то просыпался с первыми петухами, кто-то под гомон прохожих, кто-то под торжественные фанфары, а Паспарту проснулся слишком рано под плавное покачивание и тихий оркестр из стука колёс, скрипа дверных петель и пружин, глухого шелеста одеяла, которое отдавалось эхом в голове громче всего. Жан поднялся на локтях, чувствуя резкую бодрость и прилив сил, он как солдат на службе точно по приказу сел раскрывая глаза. Головокружения не было, вялой сонливости тоже, словно он не спал, однако, она прилила позже, как удар подушкой в лоб, но это принесло приятное ощущение выспавшегося человка. Перед собой,на соседней койке, он увидел Фогга, он мирно спал на спине, так мирно и безмятежно, что француз вспомнил иллюстрации из английских газет и представил себе Филеаса, нарисованного в таком состоянии, и там была бы подпись:" сон добропорядочного Джентельмена". Восхищение этой картиной ослабило движение Фогга, он поелозил на жёсткой обивке и повернувшись на бок, замер, продолжая спать. Паспарту, хотел было его разбудить, но взглянув на время, тихо охнул, ведь ноги его подняли аж в четыре утра. Спать больше не хотелось, оставалось заняться привычными делами, разве что он не в привычной обстановке. Фогг встретил утро позже, через два часа, его не сильно удивило отсутствие Паспарту,он скорее всего умывается или что-то вроде. Мужчина оделся, все так же неспешно прибрался после сна и вышел в рубашке ,без цилиндра, чтобы навестить свою жену, но подобная мысль звучала без былой влюблённости,а так, просто формальность, чтобы не обижать мадам. Заглянув к ней, он получил немое разрешение войти. Белинда сидела одетая, накрашенная скромнее чем вчера и читала книгу, хотя, в последнем Фогг посомневался, это выглядело притворно, впрочем, как и его лучезарное приветмтвие –доброе утро, дорогая! ~–игриво и торжественно, не выдавая своего нежелания находиться здесь, он сел напротив, собираясь продолжать игру из формальностей, чтобы перейти к вопросам о том, куда бы сходить вечером в Париже. Однако, Белинда, будучи обиженной, а не глупой прервала его сразу же –Паспарту заходил ещё до тебя. – сказала она с некой двойственностью, словно хотела начать игру в интрижки. Филеаса напрягло, что его вот так властно прервали. Опешив, он на ходу подбирал вопрос в немом замешательстве –Паспарту... И... Как давно? – непроизвольно, он тоже ответил двойственностью, но заметил это спустя каких-то пару секунд и смутился, чувствуя , что начинает проваливаться в ураган из колкой, стихийной женской игры. Он ощутил, что его сердце из чистого золота оскверняет Белинда, постукивая серебрянной ложечкой, создавая неприятный звон и болезненные отголоски. Вышел неумелый разговор между супругами, на вопрос Фогга она отмахнулась , сказав, что Паспарту заходил пол часа назад, однако, умело притворилась мечтательной, при упоминании слуги. "Чертовка.... Вот же чертовка... Варковала с ним!" пронеслось у англичанина в голове, когда он покинул её купе и сам же ужаснулся, что так обозвал супругу, хоть и в мыслях. Белинда и правда играла на чувствах, Филеас даже вспомнил шуточный справочник– "Женская обида.Признаки и 1000 способов искупить вину". Однако, по возвращению к своему месту он уже думал, как бы Паспарту не обворажил Белинду. А что, милый юноша, ровестник Белинде, может, чуть старше, услужлив, привеилив, в какой-то степени отважен, он француз! Одно лишь его любезное "oui" ,где-нибудь в музее постепенно притягивало толпу мадмуазелей, как их называл Жан. Фогг вспоминал этот интересный акцент, который при первой встречи от былого английского высокомерия казался просто потешным, но теперь он стал для него привычным и его часто поражало, что такое повседневное событие, как речь Жана могла привлечь столько девушек. Сжимая кулаки, от ревности и предчувствия предательства, он надолго замер, потеряв бдительность. Паспарту уже стоял, закрывая дверь и судорожно поставил чашки с крепким чаем на стол, после чего потряс кистями, успокаивая жгучую боль. –bonjour ! mon Seigneur(доброе утро! Мой господин), скоро будем в Париже и я могу показать места, где Вы.... Жан говорил о том, как прекрасен Париж, услужливо пододвигал чай, доставал перекус, любезно проверял Пиджак господина, чтобы все было идеально, а глаза Фогга раскрылись и взгляд притупился . Уже не было слышно связной речи, лишь аморфная мелодия акцента, того акцента, к которому он привык и которое чуть не начал проклинать за свою притягательность. Голос был сравним со скромным оркестром из звонкой флейты, двух скрипок, одна из которых стрекотала, каверкая рычащие звуки и слабого контрабаса, который был разницей между мальчишеским и юношеским голосом. Англичанин поймал себя на умилении, он был так очарован, что не заметил, как попросил –прошу, мой мальчик, расслабься и выпей со мной чаю–мягкая улыбка, с комом в горле, но этот ком такой приятный, словно сдерживал от порывистых приказов, заменяя их мягкой просьбой, чтобы не спугнуть его. Жан выронил щётку, но тут же неловко поймал её, смутившись предложением Фогга. Сердце ёкнуло, взгляд поплыл, пока он повиновался просьбе , а в мыслях , почему-то корил себя за всю свою искреннюю дрброоту к Филеасу и вот почему: В воспоминаниях об их общении, сразу всплыли все любезности, что обнажали симпатию Жана к Филеасу. Парень на самом деле был искренне услужлив, невидимо укалываясь барьером, что сдерживали его порыв на тесный контакт. Однажды, он осмелился в порыве радости пожать ему руку без спроса и какого-либо согласия, что, несколько испугало Фогга, но он окащался не против и поддержал рукопожатие с мягкой улыбкой, однако опомнившись, Паспарту чуть не схватился за сердце, осознав случившуюся вольность. –вчера тебе нездоровилось– вернул его на землю Господин, отпивая чай и замолчал, ожидая ответа или оправдания... Ему захотелось увидеть смущение француза, мельком, даже находил это милым, хотя такой Паспарту у него ассциировлся с бедным кроликом, которого вытащили из цилиндра за уши и все, что ему остаётся, это поджать лапки и подрагивать носиком. За долгой паузой последовал ответ Паспарту, дрожащее оправдание –О, Мисье, просто укачало, oui! Сейчас намного лучше– Жан только сильнее смутился, что забыл английский и Фогг его подловил, покручивая ус. –да, я вижу, чем ближе к Парижу, тем больше ты говоришь на родном– после неловкой паузы Фогг глухо захихикал, что и подхватил Паспарту с тихим, но переходящим в звонкий, хохотом –ахаха! Oui! Мисье! Вы правы! vous avez raison!(вы совершенно правы) –на этот раз он ему подыграл. Сейчас, им обоим казалось, что выглядят и ведут они себя как закоренелые друзья. Но будь здесь кто-то, со стороны смотрящий, он бы вынес вердикт– это флирт. Сколько звонкого восклицания было от Паспарту, в какой-то момент, они переключишись с Парижа на простые воспоминания, самые простые, бытовые, и это было прекрасно. Фогг чувствовал некую свободу, ему не приходилось играть спокойствие и это было приятно. Жан видел, он заметил расслабленность, не наигранную, не стратегическую, а простую, что свидетельствовала о комфорте. Тото трже все видел, обезъянка следила за ними с самого утра и изредка дестикулировала, но для себя, не привлекая внимание, словно делала выводы. Позже, Тото к ним присоединился, когда бурное обсуждение спало в неловкую тишину. Он начал паясничать, стаскивая что-нибудь со стола, пока сам же непроизвольно заинтересовалсяя салфеткой. Они ещё долго наблюдали за зверьком, пока их не оповестили о прибытии в Париж. После долгого и замечательного времени вместе, по выходу из поезда они синхронно натянули маски, обманывая себя и окружающих. Фогг охладел, лишь любезно играя безмятежность и влюблённость, а Паспарту просто предпочел молчать, не всплывая как спасательный круг в океане тоски. Если бы только они оба знали, что не одни такие, притворщики, было бы гораздо проще обыграть все, ведь Белинда лишь умело играла ревность к Фоггу, свою любовь, которой мешает мальчик на побегушках, а сама же... Не любила Фогга, просто не любила и трудно догадаться, зачем ей нужна вся эта игра. Не трудно было лишь Тото, который видел это все и в силу своих обезъяньих мозгов все прекрасно понимал, но кто он такой, чтобы указывать людям на очевидное. С подобной мыслью, зверёк устроился поудобнее в саквояже и задремал.