Не тону, а гуляю по дну

— Да что за чертовщина тут творится, — Игорь пинает сруб избушки, матерится сквозь зубы и шарит по карманам, ища сигареты. Это всё похоже на плохой сон: сначала он пытается посадить не того человека, потом тюрьма грозит уже ему самому, и Прокопенко по своим старым связям отправляет его в какую-то архангельскую глушь с глаз долой: поработать тут участковым, пока всё не уляжется. А теперь он катается на раздолбанном УАЗике между двух деревень, ловит сбежавшую курицу и, кажется, сходит с ума. Или не кажется, потому он тут третий день и почему-то совершенно уверен, что все в этой грёбаной дыре умерли ещё десять лет назад. — На, — Титов, как обычно, появляется из ниоткуда, и протягивает ему пачку сигарет. Красная ява, его любимые. Все, кроме него. Титов мёртвым не выглядит совершенно: его чёрные глаза горят безумием, наряды потрясают воображение, особенно на фоне всеобщей серости, и рот не затыкается ни на секунду. На третий день тишины Гром даже больше не испытывает желание его придушить. Гром прикуривает и запихивает пачку в карман. Серебряная зиппо знакомой тяжестью крутится в пальцах, царапая что-то в душе. — Откуда у нашей бравой полиции деньги на такие дорогие игрушки? — Титов смотрит насмешливо из-под упавшей на глаза чёлки, и Грому хочется поскорее спрятать зажигалку с глаз долой. — Это подарок. Он отвечает на автомате и убирает её в другой карман джинсов: форму он не носит даже здесь. — И всё-таки я где-то тебя видел. — Возможно, в своих влажных снах, чел? — Титов тоже закуривает, только самокрутку, и Гром укоризненно на него смотрит. Рабочий день, конечно, закончен, но. — Ты охуел? — Ага, — Титов ухмыляется и выпускает кольцо дыма ему в лицо. Запах травки царапает ноздри, Гром обещает посадить Титова для профилактики в изолятор, но сажает в итоге только на колени, когда три часа спустя они приговаривают чекушку самогона. Утром он не знает, от чего голова болит больше: от дерьмового пойла или от поцелуев. *** — Зачем здесь вообще участковый? — Гром дышит тяжело, опирается локтями на колени и провожает тёмным взглядом капли пота, срывающиеся со лба. Денис растянулся на верхней полке, и ему, похоже, заебись. А Игорю не очень: влажный жар камнем ложится на грудь. — Чтобы он задавал тупые вопросы и хлестал меня веником, конечно же, — Денис смеётся, крутя розовой пяткой, к которой пристал берёзовый лист. На спине у него красноречивые полосы, и Гром совершенно уверен, что ему на сегодня хватит. Титову, кажется, не хватит никогда. Он жадно хватается за всё, что Гром может ему предложить: за бессмысленные разговоры, за совместные распития чая и самогона по вечерам (на ночь он никогда не остаётся), за широко разведённые бёдра в предбаннике. Насаживается ртом на член он тоже жадно, заглатывает почти до основания, давится так, что в уголках глаз выступают слёзы, но не останавливается. Игорь зарывается пальцами в выгоревшие до пшеничного цвета волосы, хрипло дышит и всё смотрит: ну ведь точно же где-то видел! Потом больше не смотрит, потому что оргазм выгибает, заставляет жмуриться и дрожать, пока Денис собирает всё до капли. Но облегчения почти нет. Туман в голове не проходит ни на секунду, и Гром обещает себе, что завтра он точно со всем разберётся. Идёт вторая неделя. *** — Но мы ведь по этой дороге приехали, — Игорь замирает в растерянности, не в силах решить, ударить ствол, колесо или собственный лоб. Денис садится на капот, затягиваясь. Он каждый раз жалуется, что Громовские сигареты слишком крепкие, но упорно продолжает их стрелять, как только лёгкие не жалко. Гром трясёт головой, потому покосившиеся домишки угрюмой насмешкой виднеются со всех сторон сразу. — Куда-а-а-а ты, тропи-и-инка-а, меня-я-я, приве-е-ела, — Титов поёт совершенно фальшиво, и Гром даже думает, что в списке кандидатов на удар появляется ещё один пункт, но тут он улыбается как-то очень открыто и тепло, и пальцы разжимаются сами собой. — Без милой принцесы-ы-ы-ы мне жизнь не мила-а-а. — Обратно пойдёшь пешком. — Как будто это что-то поменяет, — Денис болтает ногами и курит. — Может, мы ходим по кругу, потому что нам, на самом деле, никуда не надо? Understand? Он так редко говорит что-то осмысленное (или Гром редко этот самый смысл видит), что Игорь поражённо замирает. Потом кривит губы: — Это тебе, кроме косяка и бани ничего не надо, а мне... — Игорь обрывает себя, хмурит брови, когда тёплая ладонь опускается на щёку. — А мне нужно... — Чё тебе нужно, дядь? — это «дядь» царапает таким узнаванием, что у Игоря сжимается сердце, и первый раз за почти месяц тут он что-то чувствует. Смотрит в его глаза, которые похожи сейчас на чёрные дыры, и сглатывает. Мысль скользит ужом, никак не удаётся её ухватить. Игорь целует его просто для того, чтобы не смотреть в них больше. И не видеть. Это ведь у него так хорошо выходит. Конечно, никуда тот пешком не идёт. Гром высаживает его у указанной избушки и собирается опрашивать остальных. На стариков надежды мало, но та молодая парочка-то что тут забыла?.. Кудрявый мужик с сигаретой в зубах отказывается говорить без своего «авокадо». Маньяков всех и без него уже переловили. Советует расслабиться и думать об Англии. — Король может быть только один, — в шубе Гром его ещё не видел — Денис сообщает, что это для особых случаев. В вырезе почти что светится тонкая ключица. — Что за особый случай? Что за хуйня? — Игорь прижимает его к стене своего «дома», сжимает пальцами тонкую шею, а этот снова смеётся, запрокидывая голову. — Скоро открывается охотничий сезон. Денис несколько раз приходил к нему с ружьём, но в тонких пальцах оно смотрится скорее аксессуаром, чем оружием. Глаза под растрёпанной чёлкой сияют так, что Грому уже заранее жаль всех этих зверюшек. Но не настолько, чтобы отпихнуть его, когда узкие петли поддаются, и полы шубы расходятся в стороны, полностью обнажая. Только кажется почему-то, что не Дениса. Игорь знает каждый изгиб его тела, знает до последней родинки и шрама, ладони скользят неизменно жадно, как будто Игорь боится, что тот сейчас передумает и исчезнет. Но Титов никуда не исчезает, метит его кожу своими царапинами, прижимается сразу весь, и Игорю снова тяжело дышать, хоть в избе совсем не жарко. В итоге он оказывается на полу прямо на этой самой шубе, дойти три шага до дивана — непреодолимое препятствие. Мягкий мех как будто затягивает в себя, Гром цепляется за бёдра оседлавшего его Титова, словно на самом деле верит, что тот может его вытащить. Синтетическое удовольствие заставляет кусать губы, подкидывать таз вверх, вбиваться сильнее, больше, быстрее, Гром успевает подумать, что так, наверное, и ощущается наркотический кайф, прежде чем мысли отключаются совсем. Потом голова Дениса лежит у него на плече, Гром перебирает его волосы, замирает на секунду (пальцы помнят запёкшуюся кровь, но только пальцы), и снова продолжает гладить. Мягкий шёлк рассыпается на тысячу нитей, он никак не может их ухватить. Денис улыбается, едва ли не мурчит ему на ухо, подавая кружку с водой: — А раз ты заскучал, у меня есть для тебя задание. Заберёшь завтра ребят с платформы? Друзья мои приедут. В гости. «Наверное, тоже на охоту», — Гром закрывает глаза.