One.
5 марта 2022 г. в 20:41
Лаура нервно кусает губы, пьяно хмурится, смотрит в окно и вздыхает. Такси едет слишком медленно, а в ней так много чувств и слов… В ней так много любви, что, кажется, можно задохнуться. А телефон разряжен.
В кармане большого чёрного — кстати, Машиного — пальто бутылка виски. Шум в голове приятно перекликается с лёгкой музыкой из магнитолы. Водитель молчит, жуёт ментоловую жвачку и периодически косится на странную клиентку — молчаливую, сосредоточенную и очень пьяную.
— Спасибо. — Лукина, едва машина останавливается, суёт таксисту несколько смятых купюр и выбирается наружу. Теперь ей предстоит марш-бросок по слякотной улице к ближайшему цветочному. Появляться у Третьяковой без цветов нельзя категорически.
То и дело поскальзываясь, Лаура добирается до магазина и через пять минут выходит обратно с увесистым букетом, заботливо завёрнутым в газеты.
Почему она решила вернуться именно сейчас, Лукина не знает. Просто чувствует, что так надо.
В том, что Мария её примет, сомнений почти нет. Один жалкий процент против девяносто девяти. Ерунда. Но только Лауре так не кажется… Она совсем запуталась в себе, своих желаниях и их с Третьяковой отношениях.
Почему они вдрызг разругались в ноябре, она бы не могла сказать и под пытками. Повод был надуманным, а результат —трагичным: почти три месяца они жили порознь, изводили друг друга молчанием, доставкой цветов и элитного алкоголя.
Вспоминать всё это сейчас даже смешно. Но Лауре не до улыбок — она пытается репетировать речь, с которой заявится на глаза любимой женщине. Под ногами снежное месиво, с неба сыплется снег с дождём, а в своей квартире — Лукина уверена — её ждет Маша. Всё равно ждёт, несмотря на месяцы молчания и «кровопролития».
У подъезда Лаура останавливается, отыскивая свободной рукой сигареты — она слишком нервничает, но не признается в этом даже себе. Предательская мысль оставить цветы на пороге рассыпается в пыль, стоит женщине представить Машу, улыбающуюся, такую свою и такую любимую.
Сигарета после трёх затяжек отправляется в урну, а сама Лукина щурится, пытаясь сфокусировать взгляд на входной двери. За свои ошибки она всегда умела отвечать, она готова покаяться и выпросить себе право вернуться. О том, надолго ли перемирие — по умолчанию оно надолго, — Лаура не думает, для неё важнее настоящее.
Звонок в дверь дался легко, в отличие от последовавшей тишины. На десятой секунде мысленного отсчёта Третьякова распахивает дверь.
— Это, как я понимаю, мне? — На её лице ни капли удивления, Лауру это радует и огорчает в равной степени. Неужели она настолько предсказуема?
— Я тебя люблю. Маш, как же я тебя люблю… — Вся заготовленная речь летит в тартарары. Лаура лишь улыбается, протягивая букет, стараясь стоять ровнее. В квартире тепло, после улицы просто жарко. А Третьякова в чёрном джемпере с ужасно сексуальным вырезом. Лукина хихикает от мысли, что для неё сейчас любой наряд Маши верх сексуальности — слишком она соскучилась.
— Раздевайся, горе моё. Уже наотмечалась, я смотрю.
— Для храбрости.
— Ты теперь не Лара.
— А кто я? — Лукина пытается снять пальто и ботинки сама, забыв о виски в кармане и о том, что в ней много алкоголя.
— Блудный попугай. Спать будешь на диване, учти.
— Могу на коврике. Какой-то праздник, что ли?
— День всех влюблённых. Ты, как всегда, забыла.
— Неправда! У меня хорошая память. — Лаура, прислонившись к стене, лезет во внутренний карман пальто. — Вот.
В её руке появляется бархатная коробочка.
— Но я тебе его не отдам.
— Почему? — Мария с явным любопытством смотрит на предназначенный ей подарок.
— Потому что я пьяная, как скотина. Давай лучше завтра.
— А завтра, когда ты будешь похмельная и виноватая, я попрошу у тебя ещё что-нибудь и ты не откажешь. — Третьякова смотрит на Лауру с такой злостью и любовью одновременно, что кажется: так просто не бывает. Ну невозможно сходить с ума от ревности пополам с обидой и при этом любить. Любить настолько сильно, чтобы простить любое прегрешение.
— Не прогоняй меня на диван, пожалуйста, — неожиданно жалобно просит Лаура, отлепляясь от стены и делая первый шаг к Маше.
— Я соскучилась, — признаёт Мария, точно зная, что никакого дивана, даже в воспитательных целях, не будет.