Уедем же!

Князь Андрей не выдержал и расхохотался: - Повтори, пожалуйста, что ты им заявил? Пьер опустил было голову, но тут же вскинулся снова: - Вы слышали! И, князь, как я мог поступить иначе? Они же вас оскорбили! - Mon cher, - Андрей серьёзно посмотрел на него, - если бы мне приходилось стреляться с каждым, кто не вполне способен прилично себя вести, салоны нашей дражайшей знакомой не были бы так полны. Сияющие глаза его смеялись, и Пьер позволил себе кроткую улыбку. Напрасно он пытался целый вечер держаться серьёзным, напрасно надеялся выглядеть старше и от того занимательнее. Отчаянно кипящая кровь беспощадно выдавала в нем юношу, излишне естественного для своего времени, а не по положению острые мысли все так же легко находили себе врагов. И только князь Андрей, неизменно великодушный, неизменно нежный и внимательный к нему, оставался рядом целый вечер, скрываясь от модных ныне умных женщин за привычной скучающей маской, не позволяя никому в целом свете дознаться, как хорошо ему стоять возле этой осточертевшей каминной полки, глядеть на неровно плящущие огни догорающих свечей и слушать самого дорогого своего друга. Его пытались увести. О, как искусно стремились заполучить себе его внимание! На этом вечере князь Андрей, безусловно, был известной жертвой. За его мнением охотились, его слова передавали друг другу громким шёпотом, пока они не обрастали достаточно красочными выражениями и способностью самостоятельно передвигаться по зале, изящно удерживая бокал с шампанским. Терпение его текло медленной золотистой струйкой по изящному стану песочных часов, готовое в любое мгновение оборваться и заставить князя исчезнуть, закрыться в кабинете, отослав подальше слуг и забыв о молодой жене, и ждать, когда Пьер решится явиться к ужину. Свечи трепетали, тонкие талии в батистовых складках, покачиваясь, прогуливались по зале и будто бы незаметно поглядывали в сторону каминной полки, стрелки часов неумолимо двигались, и движение это жгло ему совесть и спину. Под потолком висело плотное облако сигарного дыма. - Уйдём же! - взмолился Пьер, - уйдём же, уедем же сейчас! Хоть на Кавказ, хоть во Францию, только вдвоём, прошу тебя! На целую вечность, да хотя бы на год, на месяц, на столько, сколько времени ты готов нам подарить, - забывшись, бормотал он, глядя большими добрыми глазами ему в лицо, а затем в пол и немного наискосок, на плитки паркета, сложенные в прихотливые рисунки, натертые до утомительного блеска. Князь наблюдал за ним с нежностью. - Ты не понимаешь, о чем говоришь. Пьер, разве мы можем уехать? Да и зачем, ради счастья всегда быть вместе? Так я, пожалуй, скоро тебе надоем, - он шутливо вздохнул, и Пьер с живостью принялся привычно уже доказывать, сколь глубоко он заблуждается во мнении о себе самом. Князь Андрей улыбался и чувствовал себя непозволительно, вызывающе счастливым. Уехать! Большую глупость невозможно было придумать, но, если бы представился шанс, он, не задумываясь, сбежал бы с Пьером куда-нибудь далеко на юг, на родину солнца и молодого вина. И никому не сказал бы и слова.