***
Ильсор слушал гул паромного двигателя, находящегося за массивной железной перегородкой. Встречающий поджидал его еще на пирсе и провел сюда как «заменяющего отсутствующий персонал», и, так как он имел чуть больший уровень доступа, чем обычные рабочие, Ильсора пропустили вслед за ним. «Раньше у нас были доверенные не только на пароме. Были и поезда, и воздушные паромы. Неужели они потеряны?» Ильсор пришел сюда по наводке, которую дали ему в ответном лиосигнале, и здесь его встретили, зная о его приходе заранее. Но много ли действующих перевалов у них осталось? Его не было тридцать пять лет. Гоу высунулся у него из-за пазухи. Удивительно, как эти маленькие зверьки могли прятаться буквально в складках одежды. Ильсор доверился чувству направления ранвиша, хоть тот и сделал непонятный крюк на пути к пирсу, тем не менее привел его на место вовремя. Через два дня, по расписанию, они должны пристать в сухом округе Бассании. Там его ждут два очень важных дела. И, хоть он и обещал Крису, их менвитская надежда должна немного подождать. Даже на «Диавоне» Ильсор не решился рассказать штурману про ТПК. Меньше знаешь — меньше сможешь выдать. Его встречающий снова спустился к нему в трюм, держа что-то в руках. – Вот. Здесь стандартная форма рабочего общего назначения и его же пропуск. За время пути вам придется выполнять работу по обслуживанию, сами понимаете, спросят за каждого незанятого. — Ничего страшного, я все понимаю и готов приступить к работе. Доверенный поклонился и поднялся из трюма по узкой ввинченной в стену лестнице. Ильсор рассмотрел принесенную форму, которая была очень кстати, ибо комбинезон рабочего погрузочной бригады привлек бы в столице слишком много лишнего внимания. Форма действительно была стандартной: серые брюки, плотная белая рубашка с высоким воротником и карманом на груди, темно-серая куртка с зелеными вставками и табличкой под номер, пояс с сумкой под самое необходимое и низкие сапоги на застежках. Также полагался пропуск, подвязывающийся под шею. Ильсор усмехнулся: точно такой же костюм он носил на службе у Баан-Ну еще до полета на Беллиору. Он сменил комбинезон на форму, смыл пыль с лица и пригладил волосы. Да, сейчас он снова инженер Ильсор, это даже опасно, что кто-то может узнать его. Хоть это и маловероятно — менвиты редко запоминают проходных рабов. Пропуска было положено настраивать менвитам, чтобы правильно указать положение раба в обществе и его идентификационный номер. Но что для Ильсора были эти защитные механизмы? Через несколько верно подобранных кодов, которые он помнил со времен еще до полета, у него на руках был пропуск второго уровня и номер «5689». Достаточно нейтральный, чтобы никого не привлечь. Сам пропуск крепился на воротнике рубашки, а его рабочая часть представляла собой длинную полосу. Ильсор вспомнил, что беллиорцы называли это «галстук». Его обязанности на пароме не представляли собой ничего нового для него. Собирать данные, записывать их и передавать в общий центр. Ну и, конечно, изображать из себя послушную безликую марионетку. Ильсор настолько привык к этой роли, что не испытывал даже малейших сложностей в том, чтобы натянуть нейтральную улыбку на лицо. Ему не нужно было даже думать о выражении лица, оно не отвлекало его от мыслей. Менвиты на пароме не были ни подозрительными, ни чересчур бдительными к арзакам. Они занимались какими-то своими делами, поэтому и Ильсор не обращал на них внимания. В большинстве своем они ехали в одиночестве, поэтому и разговоров между ними не возникало. Менвиты не любили болтать с незнакомцами. Пожалуй, из всей своей поездки на пароме Ильсор запомнил только то, как поднялся на верхнюю палубу, чтобы снять показания с аппаратуры и отнести их в управление, и впервые прислушался к тихой музыке, игравшей здесь. Это было песней на менвитском языке, но с уж больно несвойственным им мотивом. Медленная вальсовая мелодия, с каким-то неожиданно печальным голосом в ней. Гван-Ло, кажется, не жаловал подобные песни, считая, что это подрывает дух избранников. Ильсор помнил, как негодовал по этому поводу ценитель Баан-Ну. И вот сейчас, слушая неожиданно печальный напев, арзак подумал, что у менвитов, видимо, нет даже возможности станцевать под такое. Если они вообще хоть как-то танцуют сейчас. С парома Ильсор сошел уже в столице и тихо проскользнул через толпу на пирсе, спустившись в небольшой переулок. Миновав пару поворотов, настолько узких, что двоим было бы тяжело тут разойтись, он вышел на дорогу, с которой уже открывался полноценный вид на столицу. Бассания была неоспоримо красива. Она расположилась на том побережье, где высокие скалы спускались напрямую к морю, вынуждая город карабкаться по горам, выстраивая террасы, замысловатые серпантины дорог и лестниц, дома, которые словно врастали в скалы. Почти каждая улица была чуть выше или ниже другой. Первые этажи домов со стороны моря выходили на дороги, а со стороны скал оказывались погружены в землю. Ильсор видел множество террас, скорее похожих на огромные балконы, с витиеватой металлической оградой и фонарями на ней. Видел канатные дороги, протянутые от самой набережной до вершин, и медленно ползущие по ним фургоны. Растущие между домами и на специально отведенных аллеях бело-голубоватые деревья (Ильсор почему-то вспомнил, что они цветут ярко-синими цветками). Менвиты строили свои дома из такого же темно-серого камня, но они делали невероятно высокие потолки и большие окна, отчего весь дом был похож скорее на оранжерею. Объясняли это привычкой менвитов к открытым пространствам. Стёкла здесь использовали все те же: цветные и непрозрачные с одной стороны и абсолютно прозрачные с другой. Разве что в Бассании все они были красновато-кораллового оттенка, выделяясь на фоне голубых деревьев и синей морской воды. Ильсору неожиданно стало очень грустно. Возвращаться домой всегда тяжело и радостно, особенно после того, что никак не укладывается в привычную картину жизни. Не то что бы Ильсор мог считать это место своим домом — он потерял его еще в далеком детстве. Но это было то место, куда он мог вернуться. И сейчас, при виде его абсолютно таким же, как и тридцать пять лет назад, ему стало непомерно тоскливо. Под курткой зашевелился ранвиш, напоминая Ильсору, что они сюда не видами любоваться пришли. Стряхнув наваждение, арзак припустил по улицам, зная, что идти ему еще совсем не мало, а может, даже очень много. По дороге в его голове выстроилась почти полная карта всей Бассании, по которой он часто прокладывал маршрут, если Баан-Ну предстояло куда-то выезжать. Сейчас ему предстояло идти в промышленную часть города, находившуюся низко и далеко от моря. Штурман, как он посчитал, жил, естественно, в более благородной части города, но неожиданно далекой от центра. Видимо, его замкнутость распространялась и на жизнь на Рамерии, а не только на обитание на «Диавоне». Промышленная часть находилась так далеко, что путь до нее занял у Ильсора почти больше часа. Из-за расположения на горах и того, что некоторые улицы были закрыты для арзаков, приходилось давать длинные петли пути. К тому же он чувствовал себя некомфортно в этом городе, где может встретиться кто-нибудь с «Диавоны», кто явно вспомнит лицо главного техника. Но пока что ему везло. Чтобы попасть в нужную часть, ему пришлось спускаться по улицам, поэтому какое-то время он видел все сверху. Длинные ряды крыш складов и подвешенные в воздухе рельсы транспортировки. Менвиты сюда заходили нечасто, да и зачем, если работали здесь в основном арзаки, которых нужно было просто направить в нужную сторону. А уж после рабочего дня, когда движение здесь стихало, надсмотрщиков не оставалось. Только охрана. Но Ильсор знал, как пройти мимо нее. Хоть и немного ощутил мурашки, когда открывал спрятанную среди заборов калитку. Страшнее всего было пересекать большую открытую площадь перед складами, со всех сторон освещенную мощными лампами. Ильсор ощущал себя как на ладони и едва держался, чтобы не начать бежать, лавируя между оставленными на ночь машинами. Только вот нельзя было быть подозрительным. Надо просто идти вперед и смотреть на свою стелющуюся под ногами тень. «Да уж, всего семнадцать лет без постоянной опасности, а уже совсем отвык от своей обычной жизни». Двери склада были огромными, но ему была нужна только маленькая дверь для персонала, которая и впустила его в затемненное помещение. С минуту он привыкал к полутьме и пытался разглядеть фигуру в таком же рабочем костюме. Глаза его не подвели. — Ирэна! — Ильсор! Девушка тут же бросилась ему на шею, стараясь то ли задушить, то ли заключить в объятия. Хоть это и произошло очень быстро, Ильсор успел разглядеть, что ее волосы, раньше убранные в косу, теперь обстрижены под короткое каре. Это было дурным знамением — даже в годы рабской работы Ирэна не обрезала волос. Она отстранилась, еще держа ладони на его плечах. — Ты постарел чуть меньше, чем следовало. — Ирэна придирчиво оглядела его лицо. — Сон в стазизе, ты же помнишь. — Забудешь тут. Вот прямо не знаю, то ли обнять тебя, то ли подзатыльник со всей силы врезать. — Она схватила его за куртку и встряхнула. — Что ж ты, идиот, вестей никаких не подавал? «Диавона» несколько циклов как вернулась, уже новости про бунт стихли, а ты как в песок канул. Мы думали, что ты умер! — Или что та сволочь менвитская тебя сдала. — Из полумрака к ним вышел арзак с русыми волосами. Ильсор не удержался, чтобы не обнять и его. — Во-первых, Ланат, я тоже рад тебя видеть. Во-вторых, не забывай, что, если бы не эта «сволочь менвитская», мы бы с тобой тут сейчас не стояли. Связист «Диавоны» как-то неопределенно фыркнул. Даже полет и нахождение в команде на равных не примирили его с фактом присутствия на корабле неспящего менвита. Ильсор отпустил его из объятий. — Ланат, я понимаю. Никому из нас не за что благодарить менвитов, и я не могу осуждать тебя за нелюбовь к ним. Но я не потерплю клевету. Кем бы он там ни был, он нас спас. И явно нахватал за это проблем. Тот скрестил руки и пробурчал что-то о безразличии к этим проблемам. Ильсор снова повернулся к Ирэне. — Ладно, как мы помним, мы сюда не на встречу знакомых пришли. Хотя мне приятно снова увидеть вас. — Он вздохнул. — Я боялся, что за время моего полета могло многое поменяться. И боялся, что мне одному так повезло сбежать от преследования. — Тут, словно что-то вспомнив, он повернулся к связисту. — Ланат, а где Гелли и Морни? Ты видел их после побега? — Нет. Я почти сразу вышел к Ирэне. Даже не мог ей сказать, где ты, потому что не знал. А они так и не выходили на связь. Ильсор поджал губы. Два их соратника числятся потерянными. Плохая новость. — Ирэна, а что с ТПК? Как изменились дела за годы? — и уже по одному лицу он понял, что здесь ему только добавят еще плохих новостей. — Плохи дела, даже не буду мелочиться. В последние годы до твоего возвращения Владыка, будь он неладен, словно в паранойю ударился. И… — Были проверки? — Еще какие. — Она достала блокнот. — Со времени первой проверки мы потеряли… шестьдесят процентов людей. Ильсор чуть не схватился за голову. Шестьдесят! А ведь это и учителя, и помощники, и поставщики, и информаторы… Сколько пальцев они отрубили ТПК. — Подожди, но их же наверняка допрашивали. И нас всех еще не накрыли? — Ильсор и сам знал ответ на этот вопрос и очень боялся его услышать. — Все, кто был пойман, принимали сому. Ильсор провел руками по лицу. Сома, конечно. Опасное психотропное лекарство, которое менвиты использовали для лечения при расстройствах рассудка. Но если они лечили совсем микродозами, то арзаки, стоявшие на пороге допроса, принимали поистине огромные дозы. Сома разрушала память, перемешивала все факты, причины и следствия в голове. Если выбеливание превращало мозги в чистый холст, то от сомы в нем оставалась лишь абстрактная картина. Уже никакой гипноз не был в силах восстановить то, что было на полотне изначально, потому что и сам обладатель забывал, что там было. Тайны оказывались похоронены навсегда, как и разум выпившего сому. — То есть, они потеряны и для нас. И для самих себя. — Подумать только, принести свой разум в жертву делу. — Да. Поэтому нас намного, намного меньше, Ильсор. Мне пришлось постараться, чтобы найти того, кто встретил бы тебя на пирсе. Спасибо, хоть координаты были. — У нас были свои на воздушных кораблях. Мы потеряли их? — Тут он задумался, вспомнив о том, что видел в городе. — Или мы потеряли воздушные корабли? Я не видел ни одного, пока добирался сюда. — Их больше не используют. В один момент верхушка просто — раз! — Ирэна щелкнула пальцами. — И убрала почти все воздушные средства, кроме военных. Даже идея с парящими портами была свернута. Не уверена, что мои сведения правдивы, но… кажется, им просто больше не на что содержать воздушный флот. Менвитам и не на что? Звучит как два взаимоисключения, у них всегда была мания масштабности. — То есть воздух у нас снова необитаем. Есть еще новости, о которых я должен знать? — Особо нет. Кроме… — Ирэна пожала плечами. — Странных тенденций, о которых сообщает приличное число арзаков. — Странные тенденции? Что ты имеешь в виду? — Поведение менвитов, Ильсор. Оно какое-то другое. У всех разные примеры, но самый частый — это потеря собственной заинтересованности. Как… если раньше они заставляли нас работать на износ, потому что получали за это выгоду, то сейчас они будто достигли всего, что можно. Гипноз они используют так же активно, но… без огонька. Как будто это просто нужно делать, а не это причина их избранности. — Не вижу противоречия. Прошли годы, они привыкли его использовать. – Нет, тут… какие-то иные наклонности. Раньше это было иначе. Ильсор задумался. Значит, не он один отметил, насколько более безжизненными стали глаза у менвитов. Даже полковник Мон-Со, часто гонявший техников и имеющий суровое выражение лица, не обладал таким взглядом. И то, как легко его пропустили там, где раньше бы раскрыли в десяти возможных вариантах. Что-то он явно упускал, но вот что, он пока не мог понять. — И вот ещё. — Ирэна извлекла из поясной сумки маленькую коробочку и клипсу. — Твой передатчик. Ты же велел его отдать, как вернешься. Ох, да, его маленькое изобретение, чтобы тайно связываться со всеми, у кого есть подобные, и не быть засеченным. В случае опасности он легко уничтожался, унося с собой все следы. Ильсор тут же спрятал сам передатчик, а клипсу закрепил за ухом. Ланат, все это время просто наблюдавший за разговором, неожиданно сделал замечание: — А я и забыл, как вы похожи. Просто один человек с разными прическами. Ирэна только фыркнула в ответ. — Кстати, а что случилось с твоими волосами? Ты же так берегла их. — Пришлось срезать, чтобы не показаться непокорным рабом. Какое-то время они снова молчали. — Куда ты теперь пойдешь, Ильсор? Ты больше не личный слуга генерала, я бы сказала даже, ты абсолютный мятежник. — Куда глаза глядят. Посмотрю, что я еще могу сделать и есть ли хоть какой-то свет впереди. Может, разыщу Гелли и Морни. — Говорить про беллиорца, про его идею с изумрудами и про попытку найти штурмана «Диавоны» он пока не решился. Он не мог чего-то обещать им сейчас. — Ты мне что-то недоговариваешь. — Конечно, попробовал обмануть человека с повышенным эмоциональным интеллектом и знающего его как облупленного. — Но ты всегда держал в рукаве какие-то свои фишки, я даже не буду на тебя ругаться в этот раз. — А что будете делать вы? — Как обычно, прикидываться радостной куклой, подавать вовремя ручки и надеяться, что хоть раз смогу подслушать что-то важнее сводки утренних новостей. В отличие от Ильсора, она не умела избегать гипноза. Он даже подумал отдать ей свой изумруд. — Ирэна, у меня есть талисман, чтобы… — Даже не думай! Я знаю, что ты хочешь сказать. Нет, и снова нет. Ты наполнен секретными данными как взрывчаткой. Что будет, если твоя великая тактика даст сбой? Что будет со всеми нами? От такого он стушевался. Так не хотелось думать только о личной безопасности, но Ирэна была права по всем фронтам. — А ты, Ланат? — Он неуклюже ушел с темы. — Постараюсь попасть в техники на какую-нибудь их лиостанцию. Хоть полы мыть буду, но может, хотя бы новости буду первый слышать. Ильсор только кивнул ему. — И кстати. — Ирэна протянула ему сложенную бумажку. — Здесь все наши звенья, которые остались после проверок. Если тебе будет нужен кто-то. Он развернул список. Да, он был раза в три короче, чем перед его отлетом. «Скольких же мы потеряли». Но из этого ясно следовало, что такое количество арзаков с мозгами, поврежденными сомой и неспособными вспомнить ничего внятного из своей жизни, то есть страдающих медикаментозной амнезией, не могло не насторожить Гван-Ло и его приспешников. Они явно знают, что у арзаков что-то происходит и благо пока не могут догадаться что именно. — Спасибо, Ирэна. — В таком случае, я думаю, нам стоит разбредаться. Не хватало еще, чтобы нас тут всех вместе увидели. Ильсор был готов отдать честь, но его снова схватили за куртку. — И только попробуй мне ласты склеить, мы не для этого переживали за тебя тридцать лет! — громким шепотом произнесла Ирэна. — Не переживай, уж не умирать я умею. Ланат на эту сцену только пробормотал что-то про семейные чудачества. Ранвиш дал о себе знать, только когда Ильсор покинул место тайного сбора. Инженер аж вздрогнул, когда зверек, все это время совсем не двигавшийся, вдруг вылез у него из-под куртки. Кажется, он понял, почему их было так тяжело поймать. «Эх, приятель, хорошо, что тебя понимает только Крис, сколько бы вы иначе бед натворили». Гоу лишь посмотрел на него своими глазами-пуговками. На улице уже заметно темнело — похоже, на свои дела Ильсор потратил намного больше времени, чем ему показалось. «Это ж я так целые сутки потрачу, а мне еще дом нужный искать». При мысли о том, насколько далеко отсюда расположен нужный ему адрес, у Ильсора заныли зубы. Дай звезды, чтобы к ночи добраться. Интересно, насколько рано Кау-Рук ложится спать? На «Диавоне» он имел не лучшую привычку засиживаться после отбоя и просыпаться только со второго звонка. Но в условиях отсутствия настоящих дня и ночи это было простительно, Ильсор и сам часто забывал, что ему нужно соблюдать стабильный режим. Как, интересно, сложился его естественный режим? — Надеюсь, он не отправит меня куда подальше только потому, что я разбудил его среди ночи, — усмехнулся он скорее для самого себя. Ему оставалось только определить верное направление и отправиться пешим ходом, все удаляясь от медленно погружавшейся в море Занны, заливавшей весь город закатным светом. Близился синий час. С момента его прибытия в Бассанию прошло шесть часов.***
Жизнь штурмана «Диавоны», «величайшего изобретения за всю историю планеты», в итоге не поменялась ни на волос. Это было даже страннее всего того, что с ним произошло за весь этот долгий полет. Вот он ставит замок на дверь и уезжает в сторону космодрома, а вот он снимает замок и снова заходит в дом, пребывавший в запустении тридцать пять лет. У Кау-Рука не было слуг или родственников, которые могли бы следить за домом в этот период и создать ощущение, что время тут двигалось. Ожидал ли он, что по возвращении его ожидают большие перемены? Нет. И Кау-Рук знал, что этим и отличается от арзаков и Ильсора в том числе. Было бы грубо сказать им тогда «Очнитесь, вы не сказке для детей, где волшебные камешки решат проблему на целой планете». Но не сказал. Сначала решил, что не стоит смеяться над теми, кто имеет явное численное преимущество, но пока не имеет желания кинуть тебя в камеру. А потом он… да, не смог собраться с духом для этого. Арзаки — это странное зрелище. Кау-Рук много раз улавливал, насколько тонка у них грань между детской непосредственностью и безумной усталостью от рабства. Иногда ему казалось, что Ильсору просто недозволительно быть настолько открытым с остальными и легкомысленным. Недозволительно доверять ему, менвиту, если он и правда хочет защитить свой народ. А потом Ильсор говорил или делал что-то слишком тяжелое для того, кто остался в детстве, и Кау-Рук одергивал себя. Они не «как дети», никто из них. Верил ли он, что их план, сшитый белыми нитками на коленке, сработает? Тоже нет. А Кау-Рук был не из тех, кто надеется на выпавший счастливый случай и на то, что все как-нибудь выгорит. За те семнадцать лет полета он представил каждый возможный вариант провала. Ильсор был тактичен и никогда не заходил в его каюту, даже если ему было что-то нужно. А штурман и не хотел, чтобы главный техник увидел те десятки написанных сценариев провала. Не хотелось давать ему мысль, что в него не верят. Чем больше времени проходило, тем сильнее Кау-Рук менял сценарии, пока с удивлением даже для себя не обнаружил, что почти главной задачей каждого из них было «не дать схватить заговорщиков». И он не мог сказать, какой фактор заставил его думать не только о спасении себя. То, что он провел столько лет в их обществе, что уже не мог смотреть на них с равнодушием, или этот необычный техник Ильсор. Без гипноза он каким-то образом сочетал в себе те черты характера, которые Кау-Рук считал несочетаемыми. Или он просто никогда не видел подобного среди менвитов. Весь путь до Рамерии он напоминал себе: он не их товарищ, он помогает им сейчас, но верности им он не обещал и не собирался заделываться в защитники арзаков, хоть их положение и казалось ему несправедливым. Он не готов рисковать свободой и безопасностью даже за их благое дело. А потом план арзаков провалился, и Кау-Рук сделал все абсолютно наоборот. Он активировал аварийное предупреждение и открыл шлюзы, надеясь, что арзакам хватит организованности этим воспользоваться, большего он сделать для них не мог. После новости о том, что никого из арзаков обнаружено не было, он испытал странное облегчение. Кау-Рук не любил признаваться в подобном, но он переживал за этих бунтарей-неудачников, как и переживал тогда за этого дурака Мон-Со на его самоубийственной миссии. И переживал за Ильсора. Следующие события были предсказуемы. Конечно же, он был подозреваемым. И Баан-Ну, естественно, донес на него за дезертирство с поля боя и потребовал считать его сообщником арзаков. Ничего из этого не было сюрпризом для Кау-Рука. Эти сценарии он продумал больше двух лет назад. Поэтому тогда, несмотря на странную неловкость, все-таки принял подаренный Ильсором изумруд. Были допросы. Да, Кау-Рук мог назвать их извращенно гуманными, ибо зачем применять физическое насилие, если можно буквально залезть в чужую голову. Тогда изумруд и особая стойкость наконец сыграли предписанную им роль. Да, это было… тяжело. Но когда несколько лет заучиваешь текст, то говоришь без ошибок даже в подобном состоянии. Да, был бунт, состоявших в экипаже менвитов усыпили. Его — нет, им нужен был кто-то, кто поднял бы корабль и привел его обратно, а он единственный из экипажа, кто мог это сделать. Прикинулся согласным на это, чтобы избежать возможной расправы над спящим экипажем, и разбудил их, как только они прибыли на Рамерию. Нет, среди арзаков явно не было лидера — они же не идиоты, чтобы отправлять главного подальше. Это все равно, как если бы командиром от менвитов полетел Гван-Ло. Он вообще сомневается, что этим всем заправляют арзаки, это слишком сложно для них. Может, целью была и не свобода, а диверсия против Владыки. Кау-Рук хорошо знал натуру менвитов, но сам удивился, что ему в итоге поверили. С обвинением в дезертирстве вышло даже интереснее, чем он ожидал. Собрав показания летчиков, комэска и штурмана, Гван-Ло неожиданно постановил, что это вина Баан-Ну, что экспедиция понесла такие потери из-за несуразного приказа. И Кау-Рук имел достойную причину ослушаться командования. Иными словами, штурман вышел героем, а на генерала спустили все грехи. Только возраст и воспитание не дали Кау-Руку засмеяться вслух после оглашения этих слов. Неизвестно, с чего генерал был в таком сильном бешенстве. Оттого, что его слуга оказался предателем, он сам оказался отстранен от службы за такие проступки или оттого, что ненавистный ему штурман считался спасителем всего экипажа. Кау-Рук надеялся, что от всего сразу. «Вот и посидишь под домашним арестом, все равно без своего подручного только позориться на публике будешь». Поддерживать связь ни с Лон-Гором, ни с Мон-Со, которого, кажется, не очень интересовали эти разбирательства, Кау-Рук не собирался. Домой он возвращался в одиночку. Все вернулось на круги своя, но… с ощущением незаконченности. Он получил, что хотел, он вернулся домой и был перед законом чист как стекло. Но было что-то не то. Ни привычный досуг, ни родная планета не приносили того состояния спокойствия, которое Кау-Рук, как ни парадоксально, испытывал на пути к Рамерии. Вот она, спокойная жизнь, которую он собирался прожить по возвращении. А зачем она такая? После полета к звездам она казалась пресной, как сильно разбавленный кофе. Собственный принцип «не лезть в огонь» казался больше незвучащим. А в каждой сводке новостей он боялся увидеть что-то о пойманных бунтарях. В довесок к и без того неспокойному состоянию Кау-Рук обнаружил, что за ним следят. Сначала он решил, что ему показалось, но после нескольких проверок по часам оказалось, что вокруг его дома действительно ходят часовые, не заглядывающие в окна разве что из-за непрозрачных стёкол. «Интересно, это я лицом не вышел, или Гван-Ло никому из нас не доверяет?» Втайне он пожелал, чтоб за каждым шагом генерала следили так же. Впрочем, довольно скоро полковник нашел себе новое развлечение: сбегать из-под охраны. Никто не объявлял, что за ним будет слежка, поэтому по Рамерийскому кодексу ему не грозило никакого наказания за такие отлучки, которые его часовые просто не могли засечь. Он не делал ничего важного, сбегая иногда просто для того, чтобы пройтись по парку или залезть на террасу повыше, прекрасно зная, что за это ему светит «мелкое хулиганство». Но его стражи были слишком нерасторопны, чтобы по-настоящему выследить его, и множество вечеров штурман проводил сам с собой на ближайшем высоком карнизе. Апогеем смутной, не отпускавшей его тревоги стал неожиданный шум после захода. Кау-Рук уже несколько дней пытался восстановить режим, окончательно сбитый отсутствием дисциплины, и потому старался ложиться после захода солнца. Однако в этот раз его попытки уснуть были прерваны неожиданным шумом где-то в соседней комнате. «Дожил. Кажется, придется побеспокоиться еще и о снах наяву». Но шум был слишком отчетливым, а он еще слишком не спал, чтобы это было чем-то привидевшимся. Шум повторился уже ближе, и Кау-Рук все-таки открыл глаза, стараясь не шевелиться. Ранвиш. Само по себе это было чем-то из ряда вон выходящим — ранвиши никогда не заходили в дома и не показывались на глаза. И то, что один из них сейчас сидел на полу и выжидающе смотрел на Кау-Рука, скорее было похоже на сон наяву. Штурман поднялся, и ранвиш тут же отскочил к двери. Но не выбежал за нее, а остановился рядом, оглядываясь, будто ожидая, что за ним последуют. Кау-Рук попробовал идти следом. Короткими перебежками ранвиш вывел к его входной двери. «Он хочет, чтобы я вышел». Неожиданно вспомнились говорящие и разумные звери с Беллиоры, и то, как они устраивали диверсии заодно с арзаками. И то, к чему это привело. Очень сильно захотелось воспротивиться, уйти обратно к себе и сделать вид, что он никого не видел и не слышал. Он не был готов снова вмешаться в какие-то дела, явно намного более масштабные, чем его обычная работа. Он и так еще с объявления кандидатов на полет и даже с более ранних времен буквально под микроскопом у властей. Только не снова оно, его имя уже точно не оставят в покое. Вот разве что было ли ему так хорошо с этим именем? В очередной раз проиграв в споре с самим собой, Кау-Рук потянулся к верхней одежде. — Я искренне надеюсь, что у тебя там что-то неважное, а то меня не удержать от попытки наделать глупостей, — обратился он к ранвишу, как если бы тот мог понять его. И тем не менее, оделся Кау-Рук как для полного выхода, включая свой гражданский головной убор и очки с красными стеклами. А подумав, прихватил и табельное оружие. Кто сказал, что за дверью его не может ждать ловушка? Ранвиш терпеливо ждал его у дверей, а потом бесшумно выскользнул в темноту.***
Ильсор ждал, притаившись в кустах у высокой стены. Над ней начинался новый ярус улицы, где и располагался нужный ему адрес. Инженер собирался подняться туда сам, но Гоу внезапно занервничал и почти вцепился зубами в рукав Ильсора, словно почуяв опасность и не желая пускать его дальше. Пришлось положиться на маленького зверька, поверив, что он действительно разумен настолько, насколько заверял Крис, и сможет выполнить задание самостоятельно. К моменту, когда они дошли до нужного места, синий час почти миновал и округа постепенно погружалась в ночную тьму. Ильсор надеялся, что штурман еще не спит, хотя свет на улицах начал угасать так же, как горизонт. «Странно, раньше столица не засыпала так рано, у господ всегда было время на свой досуг». Ожидание, в течение которого Ильсор то и дело поглядывал на стену, тянулось как резина. Наконец на верхний парапет стены запрыгнул крошечный силуэт Гоу. Вслед за ним появился и силуэт менвита. Хоть тот и стоял спиной к свету, Ильсор даже снизу разглядел выступившую гримасу удивления и поспешно приложил руку ко рту. Он знал, что Кау-Рук умеет владеть собой, но осторожность не помешает. Силуэт сверху указал рукой вправо, видимо, намекая Ильсору идти туда. Сам он тут же последовал в эту сторону. Пришлось почти бежать, чтобы нагнать быстрый шаг менвита, но это продолжалось недолго. Кау-Рук, решив не ждать настоящего спуска, дошел до места, где стена была под небольшим наклоном, и, лихо перемахнув через парапет, съехал вниз с тихим шумом. Ильсор поспешил к месту приземления. — Техник, тейфер тебя побери, откуда ты здесь взялся? Даже в темноте и сквозь красные очки Ильсор смог разглядеть улыбку на лице штурмана. Протянутую руку он схватил обеими сразу, удержав себя от приветствия объятием. Еще на «Диавоне» Кау-Рук вежливо дал понять, что не очень поддерживает столь близкие тактильные контакты. Улыбнулся он, однако, гораздо более явно. — Долго все рассказывать. Но я пришел подбивать тебя на преступление. — Ты уже подбил, когда мы разбежались. Это так важно? — Да. Может, это мой единственный шанс закончить то, что я начал на Беллиоре. Арзак был настолько непривычно серьезен в тоне, что Кау-Рук не смог бы отговорить его. В очередной раз. И хуже того, он чувствовал, что готов вмешаться в очередную заварушку, лишь бы не выслеживать вечерами новостные сводки. — Поганец, чтоб тебя. Я надеюсь, у тебя действительно длинное оправдание. — Он поймал себя на том, что они оба говорят шепотом. — Объяснюсь при случае. Сейчас… Что именно сейчас, Ильсор договорить не успел. Оба одновременно услышали хруст веток, а повернувшись, увидели силуэт с мигающим в руках пультом. — Вы двое. Ни с места.