Эксперимент

— Какого чёрта, Винченцо? Хакон вопросительно смотрит на растерявшегося изобретателя, скрестив руки на груди. — Не знал, что у вас с Эйденом НАСТОЛЬКО тесные отношения. — О чём ты говоришь? — пытается выкрутиться Винченцо, делая вид, будто ничего не знает. — Что произошло? — Это я у тебя должен спросить. Для каких таких научных целей ты использовал Эйдена, м? — Ох… Всего лишь небольшой эксперимент, не более, никто не постра… — Небольшой эксперимент интимного характера. Я всё слышал, можешь не юлить. Щёки Винченцо пылают. Ему невероятно стыдно. Однако, это полностью его вина, его неосторожность. Уж он лучше остальных должен знать, что с помощью рации их могли подслушать. Нужно было в первую очередь подумать о том, как сохранить всё в тайне. — Я не принуждал Эйдена к действию, всё происходило добровольно, — оправдывался Винченцо. — Он сам вправе решать, что делать, на что соглашаться. — А ты и рад воспользоваться его безотказностью. Советую тебе впредь обращаться к кому-нибудь другому за помощью. Хотелось оспорить эти слова. Пользоваться человеком — низко. Разве Винченцо способен на такой подлый поступок? Хакон никогда не доверял первому впечатлению. Недаром говорят: «в тихом омуте черти водятся». За всю жизнь мужчина не раз встречал тихушников, которые на деле оказывались теми ещё личностями. Конечно, Винченцо абсолютно не выглядел как фетишист. Максимум тянул на школьника, понакупившего у старшаков журналов с порнухой и прячущего их от родителей. Если задуматься, они с Эйденом друг друга стоили. У обоих налицо отсутствие опыта, смущения выше крыши, при этом желания не меньше. Этот факт мужчину даже забавлял. В сложившейся ситуации хуже всего приходилось пилигриму. Он абсолютно не горел желанием кого-то рассорить. Эйден стал задумываться над способом примирения. Не оставлять же всё как есть, верно? В голову пришла очень рискованная идея. Если она не сработает… Впрочем, зачем подолгу думать? Нужно действовать. Чем скорее, тем лучше. Примирение — дело хорошее, однако есть более важные вещи, которые никак нельзя откладывать в долгий ящик. Начал парень с того, что связался по рации с Винченцо и попросил незадолго до заката прийти к «месту испытания», где всё ещё оставались игрушки (не будет же изобретатель с ними маячить по базару). Тот долго отнекивался, однако Эйден приврал, заверив, что Хакон об их встрече не узнает. Затем пилигрим связался с мужчиной, но его уже пригласил прийти чуть позже. Долго уговаривать Хакона не пришлось, это упрощало задачу. Близился час Х. Пилигрим занял позицию наблюдающего, расположившись на крыше здания напротив. При том, естественно, спрятался за трубой, чтобы его не рассекретили. Винченцо пришёл даже чуть раньше назначенного времени и по виду очень нервничал. Переминался с ноги на ногу прежде, чем зайти в тайную мастерскую, оглядывался. Вскоре появился Хакон. Уверенно дёрнул ручку, распахивая дверь. Стоило выждать пару минут. — И что это за блядские фокусы? Мужчина не сводит глаз с растерявшегося изобретателя. Сомнений не оставалось — Эйден решил сыграть с ними в игру по собственным правилам. Винченцо будто дара речи лишился. Да и говорить действительно нечего. Кто же мог знать, что всё так выйдет? Дверь открывается вновь, в комнату входит пилигрим. — Все в сборе, — усмехнулся Эйден. — А теперь слушайте меня. Оба. Очень внимательно. Вы повели себя не очень, мягко говоря. Во-первых, Винченцо, втянувший меня в сомнительный эксперимент и не позаботившийся о том, чтобы все осталось в тайне. Во-вторых, Хакон, который не знает, что подслушивать — плохо. В-третьих, ваша глупая ссора. Я разочарован. Думаю, неплохо было бы вас проучить. — Что значит «проучить», — спросил Винченцо, чуть не заикнувшись. — Хочу, чтобы вы извинились друг перед другом. Давайте, можете начинать. Если изобретатель уже готов был извиниться перед Хаконом, то последний даже ухом не повёл. — Предпочитаешь более радикальные методы? — Эйден и не сомневался. Его план оказался рабочим. — Малыш, зачем ты устроил весь этот цирк? Не совсем понимаю, чего ты хочешь добиться, — развёл руками Хакон. Парень прошёлся к столу, открыл ящик, проверяя наличие баночки со смазкой. — Винченцо, мы ведь в прошлый раз протестировали всего одну игрушку, верно? Изобретатель кивнул, примерно понимая, к чему клонит пилигрим. — Раз уж по-хорошему у нас не выходит… Раздевайтесь. Что такое, парни? Матраса хватит на двоих, уместитесь. Хакон не был против экспериментов. Подчиниться воле Эйдена — звучит не так уж плохо. Более того, изначально мужчина подумал, что они используют всего одну игрушку и точно не на нём, поэтому оставался спокоен. А вот Винченцо залился краской, пытался выяснить у пилигрима, говорит ли он на полном серьезе. — Ты слышал Эйдена. Поэтому не выделывайся. Наблюдая за стягивающим одежду Хаконом, изобретатель почувствовал себя увереннее. Всё-таки остаться голыми сейчас — полбеды. Винченцо не стал снимать только украшения с шеи, опасаясь, что побрякушки могут быть утеряны. Эйден на пару мгновений потерял свой «властный» образ. Стоило только взглянуть на подтянутое обнажённое тело бывшего ночного бегуна. У Хакона немало шрамов на коже. Некоторые из них были получены ещё до начала эпидемии. Пилигрим залюбовался, выпал из реальности, на что мужчина отреагировал самодовольной улыбкой. Винченцо почувствовал себя третьим лишним, нервно прикусил нижнюю губу. — Раз уж ты нас так внимательно слушал, Хакон, можешь приступать. Парень наконец смог вернуться к первоначальной роли. А вот мужчина в первый раз за всё время почувствовал себя уязвлённым. Тем не менее, это не могло убавить азарта. — Как скажешь, малыш, — ответил Хакон, потянувшись к столу за игрушкой и пультом. Эйден перехватил пульт первым, предварительно отодвинув руку мужчины. Прямо как сам Хакон, когда надевал парню на запястье биомаркер. — А это тебе не понадобится. Винченцо, твоя очередь. Когда игрушка оказалась в руке, изобретателя посетила только одна мысль: каким из приспособлений пользовался пилигрим? На вид они абсолютно одинаковые, не различишь. — Располагайтесь на матрасе и не забудьте смазку. Смелее. Эйден отходит в сторону, прислоняясь спиной к стене. В каждой руке пульт управления. Та самая невидимая ниточка, за которую он в любой момент может дёрнуть. Винченцо достаёт из ящика заветную баночку, пока Хакон устраивается на матрасе. — Эйден, я надеюсь, ты будешь использовать пульты разумно, — беспокоится изобретатель. — Подумаю об этом. Не переживай, не в моих интересах причинить вам значительный дискомфорт. Никакой боли и никакого насилия. Цель пилигрима — проучить, а не покалечить. Уже на моменте подготовки Хакону становится откровенно плевать на существование Винченцо. Он постоянно ловит взгляд Эйдена, обращает на себя внимание, не скрывая низких стонов. Парень демонстративно перестаёт реагировать. Тяжело переключиться на что-то другое, когда от вздохов и пошлого хлюпанья в паху мгновенно тяжелеет. Изобретатель ведёт себя куда скромнее, боится издать лишний звук, зажимает рот рукой. Пилигриму нравится. Эти двое абсолютно разные, привлекательные по-своему, особенно хорошо смотрящиеся вместе на старом матрасе. Потеют ладони, алеют щёки, сердце слишком громко совершает ритмичные удары. Эйден хочет прикоснуться к себе, видя, как «провинившиеся» практически одновременно завершают подготовку, приступая к следующему этапу. Винченцо в конце концов сдаётся, едва слышно проскулив себе в ладонь. В то время Хакон запрокидывает голову, напряжённо выдыхая. Парень как бы случайно проворачивает обе кнопки вправо, приводя игрушки в рабочее состояние, наслаждаясь последовавшей реакцией. — Переходим к вашему наказанию. Трогать себя запрещено. Я проконтролирую, чтобы каждый из вас усвоил урок, — кнопка снова прокручивается вправо. Мужчина цепляется руками за матрас. Слишком резкое изменение уровня вибрации выбивает из него способность адекватно соображать. Винченцо ещё хуже, он и не думал, что приспособление может оказаться настолько мощным. Зато прекрасно справляется со своей главной функцией. Вибрация через пару мгновений издевательски понижается до минимума. — Малыш, это совершенно…не…не справедливо, — жалуется Хакон в надежде на помилование. — А что же тогда по-твоему справедливо? Кнопка возвращается в исходное положение. Винченцо даже рад, что сейчас не находится в центре внимания, иначе ему приходилось бы терпеть то же самое. Мужчина непроизвольно ведёт бёдрами, явно не довольный повороту событий. — Я всё ещё жду ответа. Что ты считаешь справедливым, Хакон? Эйден сам срывается на хрип. Обе руки заняты. Можно ли сказать, что пилигрим проучил сам себя? — Заняться сексом по-человечески, — выдыхает мужчина. Видимо, ответ парня устраивает, потому как вибрация опять набирает обороты. Винченцо отрывисто дышит, шумно, перестаёт пытаться скрыть звук. Оба голоса слушать практически невозможно. Нужно было верно рассчитывать собственные силы. — Теперь… Извинитесь друг перед другом. Первым просит прощения изобретатель. Кажется, он готов на всё, чтобы только прекратить пытку контролем вибрации. — Прости… Прости меня, Хакон, — не особо вдумываясь в слова, произносит Винченцо. Только мужчина не собирается так быстро сдаваться. Молчит, провоцирует. Если бы не степень возбуждения, мог бы и колкость отпустить. — Не слышу тебя, Хакон, — пилигрим вертит кнопку то вправо, то влево, заставляя бывшего ночного бегуна задышать чаще. — Говори громче. — Я извиняюсь перед тобой… Винченцо. Эйден мог бы продолжать игру, это не предел его возможностей. Однако парень сдаётся. — Думаю, вы усвоили урок. Можете кончить. Разрешаю. Средний режим вибрации идеально дополняет стимуляцию руками. Долго продержаться невозможно, пара верных движений вдоль по стволу подводят к долгожданному оргазму. И Хакону, и Винченцо нужно сделать небольшую передышку. Пилигрим отключает оба приспособления, откладывая оба пульта на стол. Немного прийдя в себя, отложив игрушку в сторону, мужчина подзывает Эйдена к матрасу. — Думал, мы оставим тебя без внимания? Хакон усаживается перед парнем на колени, тянется к его штанам, припуская их, освобождая чужое возбуждение. — Винченцо, хочешь научу тебя кое-чему? — спрашивает мужчина, при этом смотрящий снизу вверх на Эйдена. — Садись рядом. — Имеешь ввиду минет? — уточняет изобретатель, приподнимаясь и пристраиваясь к Хакону. В бёдрах всё ещё отдаётся дрожь после разрядки, сидеть не совсем удобно. Хотя бы дыхание слегка выровнялось. — Схватываешь налету. Повторяй за мной и не стесняйся использовать язык. Пилигрим терялся в ощущениях. С одной стороны, два влажных ловких языка, с другой — невероятно пошлая картина. И если Винченцо просто увлечён процессом, то Хакон не упускает возможности поднять глаза на Эйдена, встретиться с ним взглядом. Парню всё равно, будет ли он сейчас стонать в голос или сдерживаться. Ему остаётся только получать удовольствие, иногда подаваться навстречу бёдрами, сразу же встречая препятствие в виде рук Хакона. Мужчина придерживает пилигрима, чтобы тот не сбивал их с ритма. Эйдена одолевает желание погладить Винченцо и Хакона по головам, растрепать их волосы, вплетая в них пальцы. От собственных мыслей, обилия ласк, пилигрим кончает, пачкая лица партнёров. Если бы процесс «наказания» не вымотал их всех, ничего бы не помешало повторить. Теперь им приходится втроём ютиться на матрасе. Не то, чтобы это было проблемой. Пилигрим посередине, уставший, но абсолютно довольный. Его обнимают с обеих сторон, прижимаются поближе. Тепло разгорячённых тел идеально поддерживает температуру. Чувствует ли Эйден стыд? Скорее нет, чем да. То, что произошло, на этот раз точно останется в тайне. — И всё-таки классический секс, как по мне, куда лучше использования самотыков, — нахально произносит Хакон. — Это никакой не «самотык». Знал бы, сколько времени ушло на его создание, — недовольно возразил Винченцо. Эйден, поморщившись от шума, прервал назревающий конфликт. — Если не прекратите, оба пойдёте ночевать на улицу без штанов. Поняли? Лёгкий смех. Мало кому захочется оказаться вне убежища ночью, так ещё и без одежды. Пилигрим умел убеждать.