Реставратор. Миссия: убить Меропу Гонт

Год 1925, ноябрь. Всю ночь она не может уснуть, давясь слезами безысходности. Но утром приходит спасение, откуда не ждали. — Боб Огден, — зажимая разбитый Морфином нос, представляется низенький плотный мужчина с неправдоподобно крохотными глазками за мутноватыми стеклами массивных очков. — Группа обеспечения магического правопорядка. Марволо позволяет ему войти в дом, но с порога начинает извергать непрекращающийся поток ругательств. Когда же Огден пытается вручить Морфину вызов в Министерство магии по причине нападения на маггла и причинения вреда, дело доходит до драки. Чиновник сбегает, чтобы спустя четверть часа возвратиться с группой боевых магов в красных плащах. После непродолжительной стычки отца и сына скручивают и забирают в Министерство. Меропа остается дома одна. Запирающие чары Марволо постепенно слабеют, но тем не менее она не может выйти сразу. Между тем, ее сильно волнует состояние Тома. В пылу перепалки с Огденом Морфин бросал ей полное желчи: — Не такой-то он был красавчик, как покрылся сыпью с ног до головы, а, Меропа? А у нее в тот момент не было времени разглядывать пытавшегося выпутаться из куста Тома. Зато подсказка насчет сыпи помогла определить заклинание, насланное братом. И хоть Марволо, недоумевая по поводу излишней суеты вокруг «этого маггла», высказывал уверенность, что «морду-то ему» министерские «почистили», она решает на всякий случай сварить лечебное зелье. Попробовать сварить. Но для начала стоит потренироваться на ранозаживляющем, которое она сразу же опробует на собственной ободранной ракитником спине. К ее великому изумлению и радости, эффект именно тот, который предполагался. Выходит, она может стать неплохим зельеваром. Воодушевленная первым успехом, Меропа занимается зельем для любимого. А когда сутки спустя заканчивает, то обнаруживает, что чар на дверях дома уже нет. Оставшиеся полдня Меропа с баночкой свежесваренного мазеобразного зелья без толку дежурит в саду. Она не обращает внимания на замерзшие руки и ноги и до рези в глазах высматривает прохожих и всадников. Том среди них так и не появляется. Только к ночи ее осеняет, что если проклятие Морфина не снято, то Том с покрытым прыщами лицом еще долго не выйдет из дома. И радуясь догадке, и ругая себя за тугоумие, она приходит к выводу, что стоит набраться храбрости и сходить к Риддлам. Может быть, не прогонят… Но благоразумие берет верх. Меропа откладывает поход к соседям на утро и кое-как высиживает до рассвета. С первыми лучами позднего осеннего солнца она, кутаясь в дырявую шаль, на подкашивающихся от волнения ногах входит в чужие владения. Ей боязно, что работники Риддлов заметят ее посреди их поля и прогонят, не дав даже приблизиться к дому. Или на пороге ее встретит сердитый мистер Риддл, про которого говорят, мол, не любит бедных людей, и спустит с лестницы. Страшно. Но, едва добежав до красивого ухоженного соседского сада, Меропа понимает, что удача на ее стороне. У одного из деревьев она замечает Тома. Он стоит к ней спиной, а над его плечом тянется струйка белесого дыма. — Том! — остановившись у живой изгороди, негромко окликает она. Он оборачивается и глядит исподлобья, низко опустив лицо. Но даже так видно превратившую его в уродливую маску крупную сыпь. Ею изуродованы даже пальцы, сжимающие тонкую палочку, которая и испускает тот горьковато-сладкий дымок. — А, пигалица. Что-то хотела? — Да, я… В общем, эта сыпь у тебя из-за, — она воровато оглядывается и продолжает громким шепотом, — того проклятия, которым в тебя швырнул Морфин. Помнишь? Я сварила зелье. Оно должно помочь. Вот, — она протягивает над аккуратно подстриженными вечнозелеными кустиками свою красную от холода руку с заветной баночкой. От волнения и надежды рука заметно подрагивает. Только бы не прогнал. — Хм… Выходит, это все-таки был не бред. — Он неспешно подходит ближе. Вертит в руках баночку. — А я уже думал, заразу какую-то подхватил. Сыпь, лихорадка, галлюцинации. Но… проклятья, зелья, оборотни — что это, если не бред? — он вскидывает брови. Его брови и глаза такие же, как и прежде. Им проклятие не навредило. — Может быть, ты и сейчас мне снишься, м-м? — невесело усмехается Том. Она не сразу находится с ответом, но потом появляется идея: — А ты попробуй зелье прямо сейчас. Так и проверишь, по-настоящему все или нет. Сунув дымящую палочку себе в рот, он медленно откупоривает крышку, берет на палец немного зелья и размазывает по тыльной стороне кисти. Некоторое время ничего не происходит, они вдвоем просто стоят и глазеют на его руку. Но вскоре сыпь становится будто бы чуть светлее, затем она уже заметно редеет, бледнеет и наконец полностью исчезает. От радости Меропа едва переводит дыхание. А Том вытягивает перед собой обе руки и пристально их разглядывает. Одна здоровая и белая, другая воспаленная, красная, покрытая уродливой сыпью. Но вскоре, благодаря снадобью, нормальный вид возвращается и второй руке, и лицу. — Хм… Надо же. А то, что лекарь назначил, не помогало, — он переводит на Меропу взгляд и вдруг прыскает со смеху, совсем как тогда у дороги. — Да что ты опять на меня так смотришь? — весело интересуется он. — Как? — она глядит из-за завесы упавших на лицо волос. — Да даже не знаю, как описать. Вот так, — и на мгновение он замирает с приоткрытым ртом и воздетыми к небу, вытаращенными глазами. В этот момент он невероятно милый, но вместе с тем в самом деле смешной. Неожиданно для самой себя Меропа тоже хохочет. Сначала стесненно и боязливо, но потом уже вместе с Томом, легко и беззаботно. Как никогда в жизни. — Вот видишь, тебе самой смешно, — отмечает он. — Кстати, тебе идет улыбка. И спасибо за зелье. Пойду домой дальше лечиться. — Не за что, — прячет смущенный взгляд Меропа. — Ты же первый за меня заступился. Если б не ты, оборотень бы меня убил. — Н-да. Оборотень… Ну, а дома у тебя все в порядке? Брат твой, извини, просто придурок. И что это за слово он несколько раз повторил? На «мэ» какое-то? — Маггл, — наморщив от неловкости лоб, отвечает Меропа. — Это значит неволшебник. Морфин и отец считают, что… мы не должны с такими общаться. Поэтому им не понравилось, что я с тобой разговаривала. Но их арестовали, — с неожиданно нахлынувшей радостью сообщает она. — Пришли люди из министерства и арестовали: Морфина за то, что с тобой сделал, а отца — за попытку им помешать. Так что… — Из какого министерства пришли? — Том заинтересованно хмурится и склоняет голову набок. — Из Министерства Магии, конечно. Он нервно смеется: — Даже если я еще не сошел с ума, то все равно скоро рехнусь. Ну ладно! Ты этим своим, из министерства, про оборотня-то сказала? Счастливая улыбка сползает с лица Меропы: — Нет. Ты думаешь, он может вернуться? — Да черт его знает. Почему он вообще на тебя напал? Меропа сбивчиво пересказывает Тому слова незнакомца и вдруг сама понимает: — Ой, он же точно вернется! — закрывая рот холодной ладонью, в страхе шепчет она. — Да, слышал я о таких психопатах. Они обычно упертые. Тебе нужно срочно обратиться к… вашим властям. В полицию там или что у вас есть для соблюдения порядка. — Аврорат. — Аврорат? Хах. И-и-и... где он находится? — В Лондоне, — упавшим голосом отвечает Меропа. — Только в Лондоне?! Охренеть. Знаешь, как туда добраться? Ладно, пигалица, не грусти. Если это все не бред моего воспаленного мозга, то знай: моряк ребенка в беде не бросит. Я провожу тебя в соседний город и посажу на поезд в Лондон. Там, думаю, ты это свое министерство отыщешь, так? Меропа вообще-то понятия не имеет, как станет искать Министерство Магии в Лондоне, но от того, что у нее появилась возможность поехать куда-то с объектом пленительных грез, забывает обо всем на свете и согласно кивает. — Том, с кем это ты разговариваешь? — озадаченный женский голос, донесшийся со стороны тисовой аллеи, заставляет Меропу вздрогнуть. — Это соседка, мама, мисс Гонт. Она, оказывается, разбирается в травах и сварила для меня просто чудодейственную мазь. Посмотри, — показывает он матери здоровую руку. — И откуда же мисс Гонт поняла, что тебе нужна помощь? — кажется, что миссис Риддл подозревает Меропу в чем-то нехорошем. От обиды начинает щипать в носу. — Так она видела меня, когда я возвращался из паба, уже весь такой неотразимый, и правильно распознала хворь. — Никогда бы не подумала, что у мисс Гонт есть талант к целительству. И что же она хочет за свои услуги? Меропа быстро-быстро качает головой: — Ничего, — лепечет она, — ничего не нужно. Я просто хотела помочь. — Она ничего не просит. Но ей срочно нужно в Лондон, а она не знает дороги. Я провожу ее до Гринтауна. — Понятно. Но зачем тебе ехать? Пусть Фрэнк проводит. Однако Том уже принял решение. Миссис Риддл недоуменно пожимает плечами и удаляется. — Значит так, я сейчас иду лечиться. И ты иди домой, собирайся. Поезд отходит в шесть, поэтому я заеду за тобой в три. — В этот момент из-за деревьев доносится неприятно знакомый голос, и Том обрывает речь на полуслове. — Сесилия? — одними губами проговаривает он и, бросив Меропе: — В общем, мы с тобой договорились — в три, — спешит к подруге. Задерживаться в поместье Риддлов Меропе больше не зачем, но она бредет вдоль живой изгороди и пытается высмотреть Тома и его девушку между деревьев. И, конечно, видит и тонконогого оседланного коня, и его хозяйку рядом с молодым сквайром. Том держит Сесилию за руки, а та, игриво улыбаясь, что-то ему говорит. Он качает головой. Девушка перестает улыбаться, хмурится и недовольно, что-то высказывает Тому. Его лица Меропа не видит, но поза кажется напряженной. В конце концов Сесилия выдергивает свои руки. До ушей Меропы ветер доносит обрывочное: — Оставайся!.. — рассерженная наездница вскакивает в седло, и конь срывается с места. — Что случилось? — выйдя на крыльцо, беспокоится миссис Риддл. Она ближе к Меропе, и потому ее слова долетают отчетливо. — Ты поссорился с Сесилией? Размашистыми шагами Том достигает крыльца и, перемахивая через две ступени разом, поднимается к матери. — А нечего мной манипулировать! — гаркает он. — Не останешься — пойду гулять с Ником! Да хоть с чертом лысым пускай идет, раз так. Я ей не марионетка! Миссис Риддл возражает что-то совсем тихо. — Нет, мама, это означает неуважение! Не считаться с моим решением и пытаться заставить делать, что ей нужно, любой ценой — это неуважение. И мириться я с этим не намерен! — отвечает он резко и, хлопнув дверью, скрывается из виду. В глубокой задумчивости Меропа бредет домой. Смысл слов Тома доходит подобно озарению. Он прав. Заставлять человека делать что-то против воли — это неуважение. Именно так с ней самой поступали отец и брат. Она, возможно, лучшего и не заслуживала, ничего толком не умела, никогда не могла за себя постоять. Но Том… Дома Меропа достает с полки мамин справочник зелий и садится возле закопченного очага. На заложенной листом мандрагоры странице рецепт амортенции. Вчера она, предаваясь запретным грезам, несколько раз перечитывала его перед сном, обдумывая, где можно раздобыть все необходимые ингредиенты. Но теперь… Набрав в грудь воздуха, пока не передумала, она выдергивает из книги заветный лист и швыряет в огонь. Пламя жадно охватывает пергамент, который постепенно сморщивается и темнеет. Вцепившись в книгу, как в якорь, Меропа сквозь слезы смотрит на огонь, пожирающий ее надежду. Без любовного зелья Том, конечно, никогда ее не выберет, но он не должен быть ничьей марионеткой.