Стамбульская терапия

Утро щекотало ему нос сквозь тонкий тюль на открытой створке окна, из-за которого доносилось монотонное то ли пение, то ли завывание, слышное, казалось, с трех сторон. Тарелка с остывшими напрочь, но все еще мягкими и ароматными котлетами по-прежнему стояла там, где Раду ее оставил, и мальчик, даже прежде, чем сообразил, что делает, взял одну прямо пальцами и, не вставая с постели, точнее вообще не шевелясь, отправил прямиком в рот. Это было чем-то невероятным - лежать в тишине, в своей комнате, с по-прежнему включенным торшером, есть настоящее мясо, которое никто не думал отнимать или контролировать, и вообще делать только то, что тебе хочется. Там, дома, в Румынии, его бы подняли уже час назад. Их с Владом день был расписан буквально по минутам: подъем, умывание, овсяная каша или творог на завтрак, сборы. Одинаковые портфели, одинаковые форменные синие штаны и светлые рубашки, одинаковые ботинки - и в школу. В школу, которую Раду просто ненавидел. Вот ведь странно - он обожал учиться, готов был носом землю рыть, чтобы достать знания или какие-то новые навыки, но школа! Это слово было для него синонимом слова «ад». А все дело было в том, что у них больше не было ни сестер, ни братьев. Здесь, в Турции, да и, наверное, в остальном мире это было самым обычным фактом: в семье двое детей. Но не в Румынии. В Бухаресте это звучало так: «Всего лишь двое детей». После смерти матери к ним в дом часто ходила полиция, которую местные в шутку прозвали «менструальной». И если обычно в их компетенцию входило следить, беременна ли женщина в доме, который они посещают, а если она не оказывалась таковой или в доме не было грудного младенца, то оштрафовать семью, то в их случае комиссар уводил отца на кухню и проводил с ним долгие полчаса в «нравоучительной» беседе. Мужчина не может быть один, мужчина, который верен своей стране, в первую очередь отец. На аргументацию о том, что в доме есть дети, полиция не реагировала, и спустя три месяца таких разговоров в школе начали цепляться к Владу. Задирать нос в его присутствии, показательно причесывать младших сестренок и подзатыльниками учить младших братьев. Влад терпел неделю, а потом в ход пошли кулаки. Отыграться на нем в ответ не рисковали - гандбол дело такое, а вот на Раду... Из школы он приходил в слезах, утирая нос платком, садился за уроки, стараясь не обижаться. И он почти поверил в то, что их семья - ненормальная, пока... - Доброе утро, Раду. - Мехмет постучал пальцами по приоткрытой двери и задал вопрос, которого мальчик не слышал почти никогда: - Можно мне войти? - Что? - Он чуть не подавился. - А, да, конечно. Он спешно выключил свет, хотел было спрятать тарелку, почти пихнул ее под кровать, но не успел. Уставился на вошедшего, испуганно прикусив губу и напрягшись, готовясь бормотать извинения. - Что случилось? Ты плохо спал? - Мехмед, казалось, не заметил такой реакции. Устроился на стуле, опершись локтем о стол, и провел рукой по волосам. - Нет. Отлично. То есть я не помню как. Просто уснул и все. Прямо с тарелкой, представляешь? - Раду моргнул, постепенно успокаиваясь, и заулыбался. Мехмед, с его странными глазами и мягкой властной манерой опеки гостей, мальчишке сразу понравился. А его деликатность и умение не замечать мелкие огрехи в поведении Раду подкупали еще сильнее. - Ну и на здоровье, значит, перекусишь перед завтраком. - Мехмед улыбнулся, показав крупные зубы. - Я хотел спросить, как тебе идея насчет поездки в город? Нужно купить вам учебники, одежду. Да и просто погулять, не сидеть же весь день в четырех стенах. - Я... Я с радостью, я только за. А что это за звуки? - Это? Муэддзин. Созывает на молитву. А так слышно, потому что там громкоговоритель на минарете. А раньше нужно было обладать неимоверной силой голоса, чтобы работать так. - Откуда ты столько знаешь? - Раду распахнул глаза, зевнул, прикрыв рот ладонью, и уточнил: - А что на завтрак? Мы обычно завтракали кашей. Знаешь, хлопья такие, ну, вроде «нордика» заливали молоком или кипятком, еще черный хлеб и яйца. - Не густо. - Мехмед поправил одну из подушек и поднялся, когда Раду тоже встал. - Мама вроде приготовила бутерброды с паштетом, там еще чай, сыр, по мелочи всякое. Девчонок дома нет, отец уехал, так что вы предоставлены сами себе и мне. Последнее прозвучало чуть хищно и самодовольно, но Раду понравилось. Между ними, Мехмедом и Владом, было довольно много общего, сейчас, на отдохнувший мозг, Раду это понял. И еще очень ярко осознал, что это определенно создаст проблемы. Но об этом сейчас думать не хотелось. - Смотри, я запомнил, как идти! - Мальчик уверенно свернул налево и уткнулся носом в дверь ванной. - Ой. Мехмед, на удивление, даже не засмеялся. Только снова погладил по голове, жестом каким-то особо бережным. - Ну вот, почти. Ничего, еще пару раз и точно не запутаешься. - А... я... можно мне?.. - Раду кивнул на дверь и снова ощутил, как краснеет. - Почему ты спрашиваешь? - Отвечать вопросом на вопрос было невежливо, но Мехмед сделал именно это. Раду просиял, наморщив кончик носа в веснушках, и плотно прикрыл за собой дверь, наслаждаясь яркостью, светом и чистотой вокруг. Горячая вода. Прекрасная горячая вода, такая ласковая и - главное! - много! Она текла прямо из крана, нагревалась почти моментально и приводила мальчика почти в мистический восторг. Вчера он с трудом поверил в то, что на самом деле видел и чувствовал это, но сегодня решил насладиться происходящим сполна. Конечно, Влад наверняка потом отругает его, скажет, что он должен был подумать о других, подумать о том, что кому-то этой воды может не хватить, и, к тому же, стоит помнить, что они в чужом доме. - А почему, собственно, я всегда должен думать о других? - вслух пробормотал Раду, но тут же устыдился такой мысли. Тронул маленький серебряный крестик на груди, прося у господа прощения за своё тщеславие и гордыню. Влад прав, как и всегда - он ещё слишком мало видел и слишком мало понимает, чтобы не слушать старших. Но ряд бутылочек и баночек на полке выглядел так заманчиво! Раду торопливо разделся, забрался под воду, аж ахнув в первый миг от того, насколько неожиданно она рухнула на макушку, и потянулся за пузырьком, который ему больше всего понравился вчера. Подергал себя за мокрую отросшую чёлку, отметив, что надо бы спросить у господина Мурада, где здесь парикмахерская, и тут же звонко чихнул - мыло, пряно пахнущее какими-то травами, попало ему в нос. Глаза защипало, он расчихался как котёнок, тонко и звонко, спешно смывая с лица и глаз всё лишнее. Он потерял счёт времени, просто наслаждаясь происходящим, и спохватился только тогда, когда кто-то постучал в дверь. Испуганно притихнув и тут же завернув ручку крана, Раду прислушался и осторожно уточнил: - Да? - Ты там в рака не превратился? - весело уточнил из-за двери голос Влада. Судя по всему, брат выспался и был весьма благодушен. – Открой, пожалуйста. А вот это уже было огромной редкостью. Нет, Владислав обычно не был грубым, он скорее... не любил произносить больше слов, чем необходимо. Стремясь подольше сохранить такой редкий момент, Раду спешно выбрался из душа, обернул полотенце вокруг бёдер и распахнул дверь. - Привет. Влад кивнул, шагнул к раковине, открыв по привычке холодную воду, наклонился, несколько раз сильно плеснул в лицо, а потом замер, опираясь руками о раковину. - Что такое? - Раду потянулся было за своей (ну не своей, конечно, - той, которую отдал ему Мехмед) футболкой и прикусил губу. Он видел, что брата что-то тревожит, и, хотя тот терпеть не мог, когда лезли ему в душу, не смог промолчать. - Не знаю. Неправильно это как-то. - Ты об отце? Влад снова молча кивнул. Он не хотел уезжать без него, но отец настоял, и пришлось послушаться. Раду знал, что, в большей степени, из-за него. Если бы его не было, то Влад никогда бы не уехал, не бросил отца и дом. Да и матери Влад лишился во многом из-за брата. Влад никогда не упрекал его этим, но сам Раду считал, что его вины во всём случившемся вполне достаточно. И если бы его спросили «Как ты это терпишь, он такой грубый!», мальчик, не задумываясь, ответил бы: «Никто не любит меня больше, чем Влад». И ничего он не грубый. Он просто... Владислав. - Ты ведь правильно сделал, не спорил с ним, сделал то, что он хотел. - Утешение звучало слабо и нелепо, но что ещё он мог сказать? - Да я знаю. Просто всё равно паршиво. Раду отвернулся, одеваясь. - Стоять. Ну-ка повернись. Раду, одетый в одни трусы, послушно повернулся. - На меня посмотри. И это он тоже безропотно выполнил. - Слушай сюда. Ты ни в чем не виноват, ясно? Ни перед папой, ни передо мной. Понял меня? Ну блять, Рэдуц... - Влад сгреб шмыгающего носом младшего брата в охапку и уткнул в себя. - Ну хорош, правда. Давай, не реви. - Не реву, - буркнул Раду, яростно вытирая лицо полотенцем. - Вот и молодец. Пошли, а то Мехмед, наверное, уже ждет. Спешно одевшись и повесив полотенце на сушилку, Раду поспешил вслед за братом, но не удержался. - Как он тебе? - Кто, Мехмед? Ну... он крутой. - В голосе Влада послышалось уважение. - Умный. А там посмотрим. - Ага, - похоже, в последнее время это будет его любимым словом. На пороге в столовую Раду успел вспомнить совет «стянуть варежку», но не удержал собственного желудка, который выдал настоящие оркестровые трели, стоило только один раз вдохнуть умопомрачительный запах жареного хлеба и чего-то мясного. Лицо у Влада моментально стало откровенно хищным. Для Раду не было секретом, что старший брат жить не может без мяса – и при этом каждое Рождество он украдкой отдавал Раду свою часть курицы. И поэтому... - Ты говорил, что мы куда-то поедем, - Раду устроился за столом, потянув к себе чашку с горячим молоком. - А поздороваться ты не хочешь? - Мы виделись, - Мехмед мягко улыбнулся. - Как спалось? Вместо ответа Влад показал поднятый вверх большой палец и положил на свою тарелку сразу пять бутербродов. Помедлил, поднял глаза на Мехмеда, словно ожидая реакции, но тот только рукой махнул «ешь!» и потянулся за баночкой шоколадного пудинга. - Поедем, конечно. Дел куча. Ты хочешь чего-то конкретного? Раду моргнул. Его в самом деле спросили, чего он хочет? А умеет ли он хотеть? Этот вопрос ему в голову как-то не приходил, и поэтому он лишь пробормотал: - Ну... не знаю. Наверное, в парикмахерскую надо. - Зачем? - Мехмед удивился совершенно искренне. Похоже, у него в голове не укладывалось, что то, что сейчас торчало на светлой макушке, можно ещё сильнее состричь. - Ну, я оброс и... - А я точно отращу хвост. Вон, как у тебя. - Влад потихоньку оттаивал и переставал выглядеть такой букой. - А что, дома нельзя? - Мехмед явно старался узнать о гостях побольше, но, в то же время, опасался задеть. - Не-а. - Ребят прорвало. На два голоса, перебивая друг друга, они принялись рассказывать о том, что не может быть другой стрижки, какая должна быть одежда, о том, что вообще творилось дома и в школе, причем Влад щедро сдобрил всё это крепкими выражениями. - Жесть. - Если бы не воспитание, Мехмед явно выразился бы крепче, но, похоже, что такое единение и впервые проскользнувшая общая живость братьев его порадовала. - Тогда так, погнали в город. Съездим в центр миграции, я помогу вам с документами, а потом поедим ещё где-нибудь и просто погуляем. Ну и в магазин заскочем все-таки. - Джинсы хочу. - Раду осмелел настолько, что перебил старших и сам же испуганно захлопнул рот. Заморгал, свёл вперёд плечи и прошептал: - Извините. Влад успокаивающе положил ладонь брату на плечо. - Всё хорошо, что ты. - Мехмед поднялся, обошёл стол, собрал пустые тарелки и сунул в посудомоечную машину. - Джинсы так джинсы. Погнали? - Вперёд. - Раду видел, как Влад украдкой сунул в карман кусок лепёшки, но ничего не сказал. Машина, как Мехмед и говорил, была не той, на которой они ехали вчера. Раду с откровенным восхищением смотрел, как Мехмед уверенно поворачивает в замке ключ зажигания, оглаживает рычаг переключения передач и, плавно отжав сцепление, выезжает из ворот на дорогу. Влад, не спрашивая разрешения, устроился на переднем сиденьи, Мехмед не стал возражать, исходя из чего Раду пришёл к выводу, что между ними установилось пусть шаткое, но понимание. Некоторое время в салоне висела тишина, а потом Влад всё же нарушил молчание. - Слушай... Ты не против, если мы слегка поменяем планы? - Конечно нет, а что такое? - Мехмед притормозил на светофоре. - Поехали сначала за шмотками, ради Бога, я не могу уже, - в сердцах высказал Влад, но потом спохватился, видимо, побоявшись выглядеть слишком открытым, и поправился: - Малой вон на грани истерики просто. Мехмед тут же поднял глаза и, посмотрев в зеркало заднего вида, встретился с живо и ярко горящими глазами Раду. Хмыкнул чуть слышно, но спорить не стал. - Ладно, давай так. Тогда нам сюда. Если вчера Стамбул показался Раду большим, то сегодня - огромным! Он запутался после третьего поворота, глаза слепили разноцветные вывески, рекламы и всё, чего невозможно было увидеть у них на улице. Забыв про всякое стеснение, про достоинство и прочее, мальчик просто прилип носом к стеклу, то и дело ахая и спрашивая: - А что там? А там? А там что написано? На удивление, Влад его не осадил, позволяя Мехмеду спокойно и терпеливо пояснять, объяснять и рассказывать. Остановившись на парковке крупного торгового центра, Мехмед оплатил время стоянки и приглашающе повёл рукой, предлагая следовать за собой. Раду потребовалось всё его мужество, выдержка и терпение, чтобы не держать рот всё время открытым, не цепляться за руку Влада и не подбегать к каждой витрине. А так хотелось! Очень хотелось потрогать, рассмотреть, понюхать всё, что он видел впервые, а для этих людей было обыденным и банальным. Привыкнуть к такому изобилию, к яркости и разнообразию было очень сложно. Дома у них всё было строго: чёрный костюм - для траура и государственных печальных праздников, синий костюм - на начало учебного года, Рождество и день рождения вождя, и серый костюм - на каждый день. Пиджаки одинакового кроя, не самые белые рубашки, брюки на два пальца ниже косточки на щиколотках. Порой, лёжа в ночи в своей комнате, Раду чутко прислушивался к тому, что говорили на кухне отец и Влад. Влад гневным шёпотом рассказывал отцу о том, что дома у Чаушеску золотые чашки для кофе и серебряные унитазы, что он чистит зубы американской пастой, что у него всегда есть и мыло, и порошок – точнее, он, скорее всего, даже не знает о том, что они есть, потому что его не заботят такие мелочи. А отец умолял его замолчать, и в голосе его слышались забитое терпение и боль. И они ещё ведь неплохо жили! По сравнению с остальными-то. Раду вспомнил, что в школе его дразнили принцем из-за того, что он как-то проговорился, что у него есть целых четыре рубашки. Никто, правда, не знал, что две из них, заботливо заштопанные, он донашивал за братом. - Нравится что-нибудь? - Мехмед явно видел эту смесь страха и восторга на юношеском лице и поэтому решил взять все в свои руки. - Давайте так, пойдём купим кофе и сэндвич и походим. Нас никто никуда не торопит. - А как же центр миграции? - Влад также, как и Раду, не привык жить не по расписанию. - Ну не успеем сегодня, поедем завтра, дел-то. На красивом точеном лице Владислава было прямо-таки красными чернилами написано «а что, так можно было?» В этот момент мимо них прошла стайка девушек примерно лет шестнадцати. В юбках выше колена, с макияжем и распущенными волосами. Руки одной украшали тяжёлые золотые браслеты, до Раду донёсся умопомрачительно сладкий запах духов. Девушка с браслетами на миг задержала взгляд на Владе, подмигнула и, под хихиканье подруг, поплыла дальше. - Дурочки, - смущённо буркнул Влад. Мехмед все-таки заржал. Вышло это у него как-то не обидно. Во всяком случае, похоже, что даже Влад не был задет. Просто почесал нос, делая вид, что ничего такого, собственно, и не произошло, а Раду так и вовсе предпочел отвернуться, разглядывая что угодно, только не брата. Что бы Влад там о себе не думал, он явно привлекал девчонок. Раду видел это еще в школе, хотя там такое и не поощрялось. Нет, разумеется, никто не запрещал парням и девушкам общаться, наоборот, режим поддерживал прочные связи, но, как всегда с оговорками, призванными, по мнению Раду, исключительно только усложнить жизнь. Хотя Влада это, похоже, не смущало. Раду знал, что в прошлом году, когда летом они ездили на обязательные полевые работы, Владислав завел интрижку. Вечерами, когда им было положено находиться в домике для мальчиков, тот послушно, словно самый воспитанный юноша в мире, ждал до отбоя, а потом тихо, как летучая мышь, выбирался через окно и сбегал в поля. Возвращался под утро, сонный, довольный и никогда не ругался. Правда, продлилось это великолепие всего пару недель. Потом или чувства остыли, или что-то случилось, но Влад больше никуда не пропадал, стал еще более неразговорчив, работал, не поднимая головы, с таким остервенением ссыпая колорадских жуков ведро, словно это были злейшие его враги во всем мире. Раду предпочитал слиться с ветошью и не попадать под горячую руку. А потом, стоило им вернуться, отец принес с работы чемоданчик, в котором оказались самые нужные вещи и немного денег. И билеты. Говорил они долго. Отец убеждал их в правильности такого шага, говорил, что время грядут неспокойные, что они жили неплохо, по сравнению с остальными (а то Раду не понимал!), но сейчас все может измениться и непонятно, в какую сторону, а поэтому будет лучше, если они уедут к его другу. Господин Мурад человек влиятельный, не даст их в обиду. Влад попытался возразить, да что там говорить - он возражал. Кричал, ругался, пытался доказать, что он-то взрослый, он-то точно может пойти на улицы и... И вообще, ребенок тут Раду, вот пусть он и уезжает. - Один? - резонно возразил отец. И Влад сник. Раду тогда снова ощутил себя отчаянно лишним и мешающим всем, рядом с кем он оказывался. Спор прекратился, поужинали они в полном молчании и начали готовить побег. Да, это был не отъезд, а именно побег, теперь это виделось ясно. Наблюдая, как Мехмед уверенно заказывал им кофе, какие-то местные сладости и мороженое, мальчик продолжил вспоминать. В то утро они проснулись очень рано. Оделись, как положено было для школы, даже взяли свои рюкзаки. Сели в автобус, чтобы поехать в аэропорт проводить отца «в командировку». Накануне отец подписал все необходимые талоны для того, чтобы ему с мальчиками дали пройти. Раду понятия не имел, как они сядут на самолет, если билет был всего один и оформлен не на них, но решил довериться старшим и постараться хотя бы не показывать свой страх так явно, как чувствовал, чтобы не вызывать подозрений. Семья дипломата позволила себе небольшой завтрак в зоне вылета, Влад даже сходил с отцом покурить — Раду знал, что они прощаются. Мешать в такой момент не хотелось, очень остры еще в памяти были слова Влада, сказанные ночью: «Я не знаю, вдруг мы больше не увидимся?» Раду старался не плакать. Изо всех сил он держал себя в руках, чтобы не создавать никому проблем. Если он сейчас разревется, то точно не удержит слова, которые рвались наружу откуда-то из его маленького сознания, и испортит все еще больше. Кто-то из них троих должен быть сильным, и сейчас это пришлось сделать ему. Влад вернулся, тяжело сжал плечо младшего брата и сделал вид, что у него испачкались ботинки и их нужно срочно почистить. Раду долго смотрел на отца, а тот, казалось, впитывал образ младшего сына, как губка для посуды — воду. «Не реви, не реви, не реви», билось в сознании, и Раду с удивлением отметил, что глаза у него сухие. - Я за ним присмотрю, пап. Для тебя, - очень серьезно пообещал мальчик. Со своим характером Владислав мог наворотить тех еще дел. - Я знаю. А теперь слушай меня внимательно. Сейчас вы пойдете в туалет, там вас встретит человек, который обещал мне помощь. Пойдете за ним, никаких вопросов и вообще лучше помалкивать. Когда окажетесь в самолете, отдадите стюардессе вот этот конверт. - Он все-таки обнял сына и сунул тому что-то тяжелое во внутренний карман пиджака. - Веди себя спокойно и с достоинством и помни, что для меня лучше всего - знать, что с вами все хорошо. Понял меня? Раду кивнул. - Рэдуц? Эй, ты с нами? - Влад щелкнул пальцами прямо перед его носом, заставляя вздрогнуть. - Ой! - Вот именно, ой. - Спасибо, Мехмед. - Мальчик улыбнулся, принимая вафельный рожок. - Ну вот, оттаял. А то я уже думал, что что-то случилось. - Мехмед с подносом в руках дошел до столика, устроился, вытянул ноги и с наслаждением сделал большой глоток чая из своей чашки. - А тебе кофе совсем не нравится? - Раду потянул носом, стараясь одновременно и отпить из чашки, и облизать рожок со всех сторон, чтобы не пропало ни капельки мороженого. Пока он предавался воспоминаниям, то все равно не отводил глаз от мороженщика, который какой-то длинной ложкой ловко крутил рожок так, что из него ничего не выпадало и мороженое само сложилось в аккуратный шарик, и только после этого протянул Мехмеду. - Совсем. Паршивая овца в стаде, так сказать. Аккуратно, у тебя на носу мороженое. - Он протянул мальчику салфетку и показал на расписную тарелочку. - Угощайтесь. Раду как никто другой знал, что Влад не любитель сладкого, и потому чуть не подавился, когда старший брат потянулся за золотистым печеным треугольничком, истекающим то ли сахаром, то ли медом. Внимательно осмотрел со всех сторон, словно перетертые орехи могли его укусить, и осторожно откусил кусочек. Удивленно нахмурился. - Вкусно. Я думал, будет приторно, а здорово, правда. Что это? - Баклава. Старинный рецепт. Тесто раскатывают до такой толщины, чтобы сквозь него было видно слова, написанные на бумаге, если ее подложить снизу. Орехи перетирают с медом и апельсиновыми корочками и выкладывают все слоями. Запекают и получается вот так. - А это что? - Раду потянулся к разноцветным кубикам, похожим на желе, но куда плотнее. - Лукум. Апельсиновый или гранатовый сок томят с сахаром и чем-то еще, не вспомню сейчас. Добавляют всякое, орехи, изюм или что сейчас модно - есть куча вариантов. Выливают в большой чан, остужают и нарезают такими кубиками. - Значит, у вас вообще много сладостей? Рэдуц, блин, поросенок! - Прости. - Раду схватил со стола салфетку, вытирая футболку, и спешно зарылся покрасневшим носом в свою чашку. Просидели они так еще добрых полчаса, а потом Мехмед все-таки предложил преодолеть стеснение и пройтись по магазинам. Влад резонно заметил, что не очень хотел бы, чтобы на него пялились, на что получил клятвенное заверение в том, что, во-первых, в этом нет ничего плохого, а во-вторых, никому по сути нет до них дела. Никто ни за кем не следит, здесь так не принято. Раду никогда не подумал бы, что брат такой стеснительный. Они на два голоса уговаривали его, тянули за руки, обещали кары небесные в виде пожизненного ношения школьных штанов, и только это, похоже, заставило Влада сдаться. Засидевшийся и наконец полностью сытый, Раду, не слушая просьб подождать старших, понесся к магазину, в витрине которого стояли несколько манекенов в джинсах разных цветов. - Я... Можно мне, пожалуйста, все! - выдал мальчик подошедшему консультанту, когда только отдышался. Это прозвучало странно и очень неопытно, но никто не стал смеяться. Консультант, вежливый и аккуратный молодой человек, принес несколько пар на выбор. Синие, черные, серые, щегольски-белые, побольше и поменьше, и Раду, прижимая к груди драгоценную добычу, скрылся в примерочной. - Давай, малой, устрой нам шоу, - донесся до него голос Влада.