when time runs out

Хаджиме не то чтобы умеет ладить с людьми: он жил изгоем и продолжает им быть для почти всего племени за редким исключением. изгой не может говорить с другими Нора, не может жить в поселении, не может торговать, не, не, не... разве можно испытывать хоть что-то хорошее к этим людям? когда в детстве в него спокойно могли — и кидали — камнями, когда его хотели лишить даже самого простого — имени и... благословения Богини-Матери. Нора — родными так и не стали. Карха и Озерам — чужими остались. но почему-то к людям тянется. они — такие разные — как кусочки огромной мозаики-человечества, которую собирать — интересно. он смотрит на Короля-Солнце Фуюхико, вернувшего мир племенам и на то, с какой тоской он провожает языки пламени на погребальном костре. Кёко тихо говорит, что убитая была капитаном элитного отряда короля. он смотрит в горящие бесстрашием и верой в своего _бога_ глаза Нагито, когда его ловят во время одиночной вылазки и тащат в круг Солнца. жрец Карха Тьмы смеётся, говоря, что этот мир свое отжил, что из его пепла восстанет мир лучше, чище. [ ...погоди, это же... тот тип, что пытался нас убить пару дней назад. почему... он среди Предтеч? ] потом становится не до изучения людей. мир съеживается до единственной цели: добраться до АИДа и выключить его быстрее, чем повреждённый вирусом Эношимы ИИ воскресит рой. мир съеживается до троих людей рядом, и в отблесках костра Хаджиме видит, насколько их судьбы друг с другом переплелись. замечает касания и взгляды, мягкость в голосе и... если честно, то он немного завидует.