Restless Dream

I dreamt I was a butterfly. I couldn’t tell if I was dreaming. But when I woke, I was I and not a butterfly. Was I dreaming that I was the butterfly, or was the butterfly dreaming that it was me? Even if there’s a difference between the butterfly and I, the distinction isn’t absolute. And there is no relationship of cause and effect. *** Едва видимое полотно тумана стелется под ногами, и на момент кажется, что оно хочет съесть всё твоё тело, а не только ноги. Весьма параноидальный, глупый страх, однако от этой дурацкой мысли никуда нельзя деться — туман везде, куда ни глянь. Возможно, поэтому воздух кажется тяжёлым в противовес лёгкому холоду; он скользит по ладоням, проникая через поры кожи. В лёгкие, в сердце, в мозг. Джеймс испытывал подобные ощущения ещё с того момента, когда он впервые вошёл в этот город. Пожалуй, теперь он не любил туман; это напоминало о прошлом. — Джеймс? — Мария?.. Мужчина удивлённо оглядел девушку, которая стояла в нескольких шагах от него. Она выглядела так же, как и всегда — будто бы она никогда не умирала, будто бы Сандерленд никогда не оплакивал её смерти, будто бы он никогда не пытался её защитить. Будто бы ничто и никогда не происходило, что он видел в собственном, персональном аде. — Джеймс, что с Мэри? — задумчиво спросила Мария, внимательно смотря в его глаза. Он не любил её такой. Он не хотел видеть её задумчивой или чем-то обеспокоенной. Он не хотел видеть в ней чью-то копию, он не хотел, чтобы она грустила из-за чего-то после того, как всё закончилось. Он хотел её видеть такой, какой она была на протяжении всех его поисков — несколько капризной, раскрепощённой, даже сумасбродной. Какой угодно, но только не задумчивой. Эта задумчивость ему напоминает о тех днях, которые... теперь не важны. Она выглядела беззащитной, что было лишь отчасти правдой. Сейчас мужчина уже не видел в ней ребёнка — немного неуверенного в себе, боязливого, требующему к себе внимания. Так было лишь после их первой встречи. Точнее, нет, не после первой — после того, как он навещал её в больнице. До этого он не понимал её. Да, он не понимал её. — Я... — с трудом подбирая слова, начал Джеймс, но он никак не мог собраться с мыслями. — Я убил её. — Снова? — равнодушно поинтересовалась Мария, что из-за её тона по телу мужчины пробежали мурашки. — Это была не Мэри. Настоящая Мэри... она умерла. Ещё очень давно, — покачал головой он в ответ. — М-м-м, — неопределённо протянула девушка, подойдя к Сандерленду и облокотившись на холодные железные перила. Он никогда не мог понять её. Он никогда не мог понять, чего же она действительно хочет. Какие цели она преследует — ещё в первую встречу, когда они встретились на этом месте? Тогда она показалась несколько странной, а может и малость сумасшедшей. Или наоборот, загадочной? Наверное, и то, и другое. — Моё имя — Мария. Я не похожа на, эм... призрака, не правда ли? Нет, она никогда не была похожа на призрака. Она никогда не была призраком. Она была живой. Такой же живой, как и Джеймс. Он чувствовал её размеренное сердцебиение, когда его рука коснулась её груди. Возможно, порою она не была уверена в том, жива ли она, но мужчина и сам сомневался в этом. В начале. Впрочем, он сомневался также и в том, что он сам давно умер, и это не больше, чем обычное чистилище. Это объясняло бы многое. И монстров, и все эти странности, и Мэри, которая оказалась не настоящей Мэри, а всего лишь уродливым монстром. Отвратительным и уродливым монстром. Джеймс ненавидел уродство. Ненавидел чужую слабость. Злился из-за того, что кто-то не может взять себя в руки. Но это только потому, что он и сам не мог этого сделать — мужчина давно признал, что он сам такой же слабый, как и все остальные. Единственная сила, которая заключалась в отчаянии, рано или поздно бы истощилась; и сам он бы стал таким же монстром: одним из многих, которых он встречал на своём пути, пока пытался разобраться с тем, что он скрывал от себя всего лишь несколько дней назад. Он просто не хотел превратился в монстра. В отвратительную эссенцию мерзости, насилия, разложения. Всё это напоминало болезнь Мэри. Она была такой же... уродливой. Болезнь изуродовала её. Болезнь казалось ему гомункулом. Чем-то, рождённым рукой человека, как и обитающие тут существа. Они также хотели отобрать её, его Мэри, его счастье, которое он обрёл — эти монстры хотели убить его жену. И он ничего не мог поделать с этим. Джеймс был бессилен; хотя он и искал лекарство, которое могло бы вылечить её от этой непонятной болезни. Однако болезнь всё больше разрасталась в ней, превращала её в чудовище. Этот полный неприязни взгляд, недовольный голос, жалкое тело, от которого не осталось ничего, кроме остова скелета и натянутой на него кожи. Он видел, как "оно" пытается отобрать у него его Мэри. И в итоге оно смогло отобрать её. И даже теперь, после её смерти, он посмел мучить его. Этот ночной кошмар. Этот палач, который намеренно выбрал счастливого человека, чтобы отобрать его радость. Отвратительно. Мерзко. Он заставил его вспомнить всё, что он когда-то сделал. Когда он помог Мэри обрести покой, когда он не хотел, чтобы она страдала ещё больше. Он посмел ему напомнить обо всём том, что он совершил. Мужчина ненавидел его. Того монстра, из-за которого умерла Мэри. — Джеймс? Джеймс? — очнувшись от своих мыслей, он увидел, что Мария толкает его за плечо. — С тобой всё в порядке? — Да, я просто... задумался. — О чём? — Обо всём том, что здесь произошло. Насколько... оно было всё реальным? Это место... — Оно реально. Чувствуешь? — положив свою хрупкую руку поверх широкой ладони Сандерленда, Мария грустно улыбнулась и перевела взгляд куда-то в сторону. — Ты ведь чувствуешь это тепло, правда? — Да, я это... чувствую, — неуверенно произнёс мужчина, сильнее сжимая кулаки, которые обхватили стальные перила. — Но я не могу избавиться от ощущения нереальности происходящего. То, что я... не существую. То, что меня нет. — Ты живой, Джеймс. Ты такой же живой, как и я, — мягким тоном ответила девушка. — Да... конечно, — прикусив губу, Джеймс вымученно постарался улыбнуться Марии, но у него так и не получилось сделать этого. — Просто... просто я никак не могу отойти ото всего, что произошло. Она ничего не ответила на его слова. Она всё также не отводила своего задумчивого взгляда от созерцания города, в который он теперь больше никогда не вернётся. Мужчина обеспокоенно оглядел свою спутницу, но она так ничего не говорила. Будто бы... будто бы этого действительно никогда не происходило. Будто бы они были знакомы гораздо больше, чем просто несколько часов или дней, которые он провёл в этом городе. Будто бы они просто пришли встретиться сюда. — Почему ты сомневаешься, что всего этого никогда не существовало? — вдруг задала вопрос Мария, так и не отводя взгляда от города в тумане. Как в нём вообще что-то можно увидеть? — Потому что ты видел монстров? Или... Девушка внезапно замолчала, так и оборвав свою речь на полуслове. — Потому что это напоминает мне кошмарный сон. Все эти монстры, и даже это письмо — оно не могло существовать в реальности. — А что для тебя реальность, Джеймс? Мужчина не ожидал этого вопроса. Этот вопрос поставил его в тупик, и он удивлённо перевёл взгляд на Марию, которая не спешила объяснять, зачем она спрашивает об этом. Он не понимал её. Он никогда не понимал её до конца. — Я не знаю, — честно ответил Джеймс, отчего-то смутившись собственным словам. — Поэтому главное, что происходит здесь и сейчас. То, что мы разговариваем сейчас друг с другом — ты ведь не сомневаешься, что этого не существует? — вдруг рассмеялась девушка, переводя несколько весёлый взгляд на мужчину. — Ведь так, Джеймс? — Да, это так, — уже более уверенно ответил он, понимая, что она в чём-то права. И в самом деле, какая разница, существует ли это всё или нет? Это ведь... уже неважно, подумал мужчина, стараясь вытряхнуть лишние мысли из своей головы. Несколько приободрившись, он наконец-то смог взять себя в руки, чтобы сказать самые главные слова. — Мария, я... — Что, Джеймс? — Я хочу, чтобы ты... Чтобы ты была со мной... — Ты уверен? — спокойно спросила девушка, будто бы ожидая, что он скажет эти слова. Да, он был уверен в этом. После всего того, что он пережил. После того, как часто он навещал её в больнице, когда ей внезапно стало плохо. После того, как он понял, что... всё не так просто. Она так же, как и он, решила пойти навстречу своей судьбе, мучимая собственными кошмарами. И он испытывал долю восхищения к ней; впрочем, это было не главным. — Пойдём. Давай выбираться отсюда, — уклончиво произнёс Сандерленд, но ему не удалось этого сделать — Мария слабо сжала ладонь мужчины, и он остановился, переводя недоумённый взгляд на девушку. — А что насчёт Мэри? — с некоторой тревогой поинтересовалась Мария. — Всё в порядке. У меня есть ты. В следующий момент девушка вытащила из кармана юбки какое-то письмо и протянула его мужчине. Он неуверенно взял его, не отводя неудомённого взгляда от Марии. Открыв письмо, Джеймс вытащил на свет несколько аккуратных, но пыльных, листков, исписанных аккуратным почерком. Он сразу узнал его — это был почерк Мэри. «В моих беспокойных снах я вижу этот город. Сайлент Хилл. Ты обещал, что когда-нибудь привезёшь меня туда снова. Но ты так и не сделал этого. Что ж, теперь я там одна... В нашем «особом месте»... Жду тебя... Жду, когда ты приедешь меня проведать. Но ты не приезжаешь... И я жду, завернувшись в покрывало боли и одиночества. Я знаю, что ужасно обошлась с тобой. Наверное, ты никогда меня не простишь... Мне хотелось бы всё изменить, но я не могу. Я чувствую себя такой жалкой и гадкой, когда лежу здесь и жду тебя. Каждый день я разглядываю трещины в потолке и всё, о чём я могу думать, это то, как все это несправедливо... Сегодня приходил доктор. Он сказал, что можно ненадолго съездить домой. Это не значит, что мне стало лучше. Просто... может, это мой последний шанс... Думаю, ты знаешь, о чём я... Даже если так — я всё равно рада побывать дома. Я ужасно скучала по тебе. Но я боюсь, Джеймс. Боюсь, что ты не хочешь, чтобы я приезжала. Каждый раз, когда ты приходишь, чтобы проведать меня, я вижу, как тебе тяжело... Я не знаю, ненавидишь ты меня или жалеешь... Или я тебе просто отвратительна... Прости меня за это. Когда я впервые осознала, что я умру, я просто не желала мириться с этим. Я бы так зла всё время, что срывалась на всех, кого любила. Особенно на тебе, Джеймс. Поэтому я понимаю, если ты меня ненавидишь. Но я хочу, чтобы ты знал, Джеймс... Я всегда буду тебя любить. Хотя наша жизнь вместе и закончилась так, я бы её не променяла ни на что на свете. Вместе мы прожили чудесные годы. Ну, письмо уж слишком затянулось, так что, я буду прощаться. Я сказала, чтобы сиделка отдала его тебе после того, как меня не станет. Это значит, что, когда ты это прочитаешь, меня уже не будет в живых. Я не могу просить тебя всегда меня помнить, но я не перенесу, если ты забудешь меня. Эти последние несколько лет, с тех пор, как я заболела... Я так сожалею обо всем том, что я сделала тебе, сделала нам... Ты дал мне так много... А я не смогла дать ничего взамен. Поэтому я хочу, чтобы теперь ты жил для себя. Делай, что считаешь нужным, Джеймс. Джеймс... Ты сделал меня счастливой". Он не стал спрашивать у Марии, откуда у неё это письмо. Дочитав его до конца, мужчина на момент хотел избавиться от него, как напоминание о прошлом, но всё же сдержался. Он не мог предать память о Мэри. Она не была виновата в том, что этот монстр убил её. Никто не был виноват в случившемся. Просто... так сложились обстоятельства. Обстоятельства не могли быть иными. Не могли быть другими... Уже поздно думать об этом. Как только Джеймс положил письмо в карман, он поспешил покинуть это место вместе с Марией. Это место, которое теперь напоминало ему о слишком многих вещах. Какая горькая ирония, подумал про себя мужчина, вспоминая о том, что когда-то здесь он был счастлив с Мэри. Давно, очень давно. Когда она ещё была жива. Была... сейчас не время думать о прошлом. — Лучше тебе что-нибудь сделать с этим кашлем, — вдруг сказал мужчина, услышав кашель Марии, которая шла позади него.