***
Фэнмянь не уверен, стоит ли после стольких лет ворошить болезненное прошлое, однако решает всё же объясниться с Вэнь Жоханем раз и навсегда. Наверное, так станет легче окончательно и бесповоротно отпустить остатки былой любви, чтобы воспоминания остались где-то приятным, где-то разочаровывающим опытом — не более того. Глава Цзян заметил на себе пристальный взгляд, едва спрыгнул с меча, и проследил из-под ресниц, из какого окна за ним наблюдают, так что разыскать хозяина Безночного Города не составляет труда: пусть гость и был в последний раз в Цишань Вэнь в незапамятные времена, коридоры и тайные переходы, коими они с бывшим возлюбленным вовсю гуляли в далёкой юности, сами собой восстают в памяти. Шагнув из-за кэсы, он видит так и застывшего возле окна мужчину, кажется, без остатка погрузившегося в думы, и ловит себя на том, что исподтишка разглядывает его. Так чудно: перед ним восставший из минувшего родной до невозможности образ и в то же время незнакомец. Напомнив себе, зачем он здесь, заклинатель окликает недвижимого Главу Вэнь и, приблизившись, сообщает: — Не знаю, имеет ли это сейчас значение, однако не хочу, чтобы между нами оставалось недопонимание. О том, что комбинация из подвески и стихотворения, переданная вами мне когда-то, означает предложение сочетаться браком, я узнал только прошлой ночью: в моём клане почти нет информации о такой традиции. Тусклый свет странно играет на расширившихся после объяснения вишнёвых глазах, изломанно дробясь в узких радужках и призраками слёз бликуя на зрачках. Длинные острые ногти неожиданно до крови распарывают чужую ладонь — Цзян порывается было спросить, что происходит, но, вовремя опомнившись, тактично делает вид, словно ничего не заметил, и уж было собирается перейти к обсуждению свадьбы-прикрытия, как Жохань внезапно оказывается вплотную к нему, стискивает в кольце рук так крепко, что чудившаяся много лет назад стальной хватка после очередного примирения в сравнении с этим делается совсем невесомой, закапывается лицом в струящиеся по плечам волосы Хея и делает долгий шумный вдох, как будто вынырнул после нескольких минут под водой. Зыбкая иллюзия общего наивно счастливого прошлого встречается с цинично правдивым настоящим. Фэнмянь прислушивается к ощущениям: бабочки в животе не вспархивают, сердце не бьётся чаще как прежде, но объятья ощущаются… приятно. Он с долей неуверенности кладёт руки на спину Жоханя и чувствует, как тот домашним котом выгибается под ними, прижимаясь теснее прежнего. — А-Мянь, кто я для тебя? — глухо спрашивает Вэнь куда-то в висок. Самому бы понять. До этой встречи Фэнмяню всегда казалось, что их любовь — пройденный этап, что невозможно предать забвению, но и возвратиться к нему уже не выйдет. Однако реакция этого человека, его вопрос явно говорят о том, что для него чувство по-прежнему живо. Другой вопрос, искренность и сила привязанности причиной её постоянству или же дело в заурядной привычке, в жажде выйти из их союза победителем, чего Вэнь Жоханю, как бы он ни пытался при их расставании вести себя будто бы всё наоборот, так и не удалось? Бессмысленно сейчас гадать: тот, кто стоит перед ним в эту минуту, давно уже не родственная душа, которую Хэй знал немногим хуже себя самого — проведать наверняка возможно лишь прыгнув в этот омут. Хорошо. Допустим, ни обыкновение, ни гордыня здесь ни при чём. Многое ли это меняет? Ведь Глава Вэнь уже не тот человек, который когда-то бросался за ним в огонь и воду, раз за разом наступал ради него на горло своей гордости и оберегал так, словно А-Мянь из тончайшего фарфора. С другой стороны, это и не тот, кто никак не обуздывал пламя своих эмоций во время ссор, даже самых пустячных, бешено ревновал к ближайшей подруге, выбранной тогдашним главой Юньмэна ни капли не любимой невесте, а то и вовсе к случайной незнакомке, к коей Фэнмянь проявил дружелюбие, а в их последнюю встречу повёл себя едва ли не хуже Мадам Юй. Быть может, всё-таки стоит попробовать? А-Сян всегда верила в лучшее в людях и говорила, что каждый может совершить ошибку и заслуживает второго шанса. Чужие меридианы опасно напрягаются, и заклинатель привычно обнимает их своей духовной энергией, медленно протискивает её всё глубже, оттесняя нехотя отступающую исковерканную ци. Это наталкивает на мысль, что если только Вэнь чистосердечен в своём желании вернуть любовь, отказ может толкнуть его ещё глубже в и без того захватившую его пучину родового искажения ци, тогда как поддержка, дорогой человек рядом выиграют его рассудку немного лишнего времени, чтобы успеть исцелиться. А значит, подарить ему нежность — священный долг Главы Цзян перед всем миром. Хань с ума сходит от невыносимо долгого молчания любимого. «Не простит, не простит!» — отчаянно колотится внутри, преумножая всплески отравленной энергии, как вдруг до умопомрачения родной поток ци вымывает из меридиан эту заразу, пробивается сквозь её липкие волны, точно и не было всех этих лет разлуки. Неужели… Нет, вздор! Просто разовая поблажка из чувства долга во имя мира во всём мире. Довольно себе лгать, даже терпение А-Хэя имеет предел! — Я покривлю душой, если скажу, будто ты мне безразличен или будто всё, что было между нами, осталось для меня в прошлом. — наконец прерывает гробовую тишину А-Мянь, немного отстраняясь, чтобы видеть его лицо, но не разрывая объятий — В то же время я был глубоко разочарован тем, как ты повёл себя в день нашего расставания. Теперь я понимаю: ты подумал, будто я ни с того ни с сего решил оттолкнуть тебя, и за ставшую для меня внезапной обиду не виню, но ведь ты даже говорить со мной отказался и, более того… — А-Мянь, я… — Жохань судорожно сглатывает, опустив глаза, а затем стремительно ловит взгляд цвета предштормового неба и просто признаёт — Я напыщенный идиот. Это я на самом деле заслуживаю всех тех бранных слов, что адресовал тебе тогда, и Саньжэнь Цансэ я оскорбил потому лишь, что выплёскивая обиду, срывался на всём, что тебе дорого, а моя выходка с вашими наработками… Горло пронзает раскалённой иглой, Вэнь замолкает, не находя подходящих проклятий. Возлюбленный сжимает его плечо с ободряющей улыбкой: — Пришлось потратить много лет на поиски источников информации, которые могли бы компенсировать полученные Цансэ на горе Баошань-саньжэнь знания, но восстановить текста мне всё же удалось. На днях я отдал их Первому Молодому Господину Вэнь. Я предупрежу его, что ты не собираешься больше ничего уничтожать. И не успевает Фенг осознать эти слова, как они отлетают на второй план перед новыми: — Я готов воссоединиться с тобой при условии, что ты перестанешь идти на поводу у своих порывов злости. Что? Невозможно… Жохань окончательно рассудка лишился? Но зарождающаяся в бездонных глазах ласка и дрогнувшие в несмелой улыбке уголки желанных губ уверяют в обратном. Неужто в самом деле вновь прощает? Похожая на полноводную реку энергия сметает больную ци на задворки золотого ядра, Хань распахнутыми глазами смотрит в любимое лицо, вбирая в себя этот образ, льнёт к освобождающим его волосы от тяжёлых заколок и тугих кос рукам, трепетно касается тыльной стороной ладони точёной скулы, согнув пальцы, чтобы не задеть царапучими ногтями — надо срочно их подстричь, — гладит прохладную шелковистую кожу, завороженно шепча: — Я счастлив. Даже если ты принимаешь меня исключительно ради всеобщего блага. Ты не пожалеешь об этом, — и припечатывает, смакуя имя — А-Хей. — Надеюсь… — его Лотос замолкает на мгновение, но всё же произносит — Фенг. Это обращение окончательно убеждает, что прощение не почудилось. Не успевая и не желая думать, что творит, Жохань подносит изящную руку к своим губам и припадает к ней болезненно страстным поцелуем. Проходивший мимо Вэнь Чао так и замирает статуей, не заметив, как с треском разлетелся в черепки вывалившийся из его руки кувшин, и «Улыбка императора» алой лужей растеклась по полу, а потом резко отшатывается и опрометью бросается прочь с не то стоном, не то сипом.***
— И в кого мы только такими уродились? — картинно закатывает глаза Цзян Чэн, не переставая, впрочем, следить, как бы мыло не попало в глазки подобранному щенку. — Счастливыми? — игриво переспрашивает гэгэ — Ума не приложу. Разве что в каких-нибудь далёких-предалёких предков, кто ещё не возглавлял ордена. Он оставляет на впалой щеке А-Иня тягучий поцелуй, а тот подаётся навстречу тёплым губам и сам прижимается к ним на долгую минуту. В четыре руки заклинатели тщательно отмывают своё сокровище, то и дело на несколько мгновений соприкасаясь предплечьями, копая носами хранящие самый приятный на свете аромат волосы друг друга или льня виском к плечу любимого. — Хочешь наречь нашу красавицу? — осведомляется Вэнь, ставя перед щенком две миски: с мясом и с водой. — Она настоящее чудо — пусть будет Феей. — нежно произносит Ваньинь, не отрывая любовного взгляда от с аппетитом принявшейся за угощение собаки, а после обращается уже к ней — Я буду прилетать к тебе так часто, как только смогу, родная. Пушистое создание ещё неуверенно виляет хвостом, быстро-быстро тычется мокрым носом в ладонь заклинателя и тут же отшатывается. Юноша с детской улыбкой проводит ладонью между стоящих торчком, поворачиваясь на каждый шорох, ушек. Сюй с теплотой наблюдает, как вытянутая мордочка льнёт к руке его жениха, активно обнюхивая. — Вот и славно: будет у тебя причина и меня за компанию навещать почаще. — затем он, причёсывая пальцами чёрно-белую шёрстку, склоняется к ушку любимого и вкрадчиво мурлычет — Главное запомни: решишь однажды оставить меня — Феечка подумает, будто бы ты ни с того ни с сего перестал её навещать. — Шантажист! — возмущённо повышает голос Цзян Чэн, но тотчас же осекается и успокаивающе приглаживает вздыбившийся загривок — Тшшш, хорошая моя, я тебе не наврежу. В этот миг в покои взбесившейся лавиной вваливается багровый до корней волос Вэнь Чао. — Г-гэгэ!!! — воет он, трясясь от удушья — Й-я… Ты не поверишь!!! Я сейчас ТАКОЕ видел!!! Младший Вэнь экспрессивно взмахивает руками, после чего возвращается к войне с заслонившей весь обзор чёлкой и стенаниям: — Ты, ты себе вообразить не сможешь!!! Отец… — юноша издаёт нечленораздельный звук, что более всего напоминает предсмертный хрип — Ц-ЦЕЛОВАЛ РУКУ Цзян Фэнмяню!!!!! Да этот юньмэнский выродок… — Ты как посмел назвать моего отца?! — рычит Ваньинь, мгновенно вскидываясь, а Фея, сперва пугливо забившаяся в угол при громких звуках, теперь выглядывает из своего убежища и рычит вместе с ним под поощрительным поглаживанием нового хозяина. В этот момент подскочивший как ужаленный Чао наконец-таки справляется с взбунтовавшейся чёлкой, а его дагэ как раз успевает поймать в свободную руку не успевшую сжаться в кулак ладонь и трепетно припасть к ней губами. — Не переживай, душа моя, я позабочусь о том, чтобы впредь А-Чао не позволил себе и капли неуважения по отношению к Главе Цзян. Чао, кажется, вообще дышать перестаёт, перекошенное лицо идёт белыми пятнами. В следующий миг младший Вэнь со всех ног выметается из покоев брата. А Сюй, откинув голову, заливается звонким смехом: — Мужчины родового дома Цзян захватили Цишань Вэнь без единого удара! По уши пунцовый А-Чэн вырывает у него свою кисть и, уткнувшись взглядом в пол, возмущается: — Зачем ты это сделал?! — Не распинайся мне, будто сам не хотел поддразнить моего диди. — лукаво сощуривается Вэнь. Обветренные припухшие губы сразу же захватывает довольная усмешка. — Ещё как хотел. — уже спокойно признаётся Инь, как вдруг замирает на полуслове — Так, стой! Он сказал, что… — Он ответил на твой вопрос, в кого мы такими уродились. — подмигивает ему гэгэ.